Строгость наших оценок

Писание запрещает нам судить ближних, их успехи и слабости, однако мы всё равно замечаем их и выносим своё суждение. Но отчего зависит наше суждение в  сфере искусства?  Отчасти, разумеется, оно обусловлено вкусом, но вот беда, вкус - категория проктически неопределяемая:  закона, четко расписывающего нам, что это такое, нет. 

Но не в последнюю очередь наши суждения зависят от наших собственных способностей в сфере искусства. Человеку, не умеющему рисовать, любой рисунок кажется верхом совершенства, но чем выше умение рисовать смотрящего - тем строже категории его оценок, тем меньше восторгов в  суждении.  То же и в музыке, и в литературе. Чем лучше пишешь сам - тем строже судишь написанное другими. 

Но как же белинские? Люди, органически неспособные к творчеству сами, могут ли выносить суждение по творчеству других?  Тут, конечно, идёт мощный излом модальности.  Могут-то могут,  конечно, кто же им запретит? Но аналогии с гастрономией тут неуместны: роман написать - не суп сварить. Однако что интересно: в литературе суждения белинских обратно пропорциональны их дарованиям. Если неумеющий петь готов восхищаться любой попсой, то неумеющий писать готов  утопить любой  "хорошо темперированный" текст. 

Почему?  Что есть синдром Белинского? Зависть тролля к чужой содержательности? Или всё-таки отсутствие того-самого неопределяемого словесно вкуса? Но почему только в литературе?