Правосудия!

Жестокий спойлер из следуещей главы. *Эрик, пятница-суббота

***

Час за часом становилось ему все хуже и гаже. А будет, видимо, «день за днем». И даже промерять степень гадкости и отчаяния, ждущих его здесь, будет нечем. Все превратится в этот босой, дрожащий от нарастающего холода комок...

И тут вдруг опять загремела дверь, и в клетку порывисто вступил — он, да. Лично Годэр и вслед за ним его костоломы.

Лежащие вповалку, укутанные в тряпье бомжи и дезертиры расползлись во все стороны, к углам, прижались к противоположным стенам клетки, и даже главарь будто бы поблек и уменьшился, слился с тенью. Шар ужаса, центром которого был Эрик, расширился и прижал их всех, как царство пресмыкающихся.

В лице Годэра было что-то такое, от чего Эрику захотелось сжаться еще сильнее... и проснуться, проснуться наконец-то. Но это был не тот случай.

— Я же сказал тебе: «Не вздумай. Мне. Соврать», — процедил Годэр. — Одна заповедь у меня, всего одна. Но даже ее ты не осилил, убогое ты ничтожество.

Эрик, понятное дело, не нашелся с ответом.

Дальше было больше. У клетки уже стоял целый караул с факелами. Эрика вывели из клетки и повели к штабу. Там, с перекладины флагштока уже снимали штандарт Северного королевства, с тем, чтобы закрепить петлю.

— Да идите вы, — прошептал Эрик, не веря собственным глазам.

Он дернулся всем телом, но держали его очень крепко и смердящие горелой смолой факела совали чуть не в голову: «Не дергаться!»

Руки Эрика связали за спиной и подвели его к пустому флагштоку, в шесть рук подняли его извивающееся, отбрыкивающееся тело на подставленную бочку.

После чего петлю веревки перебросили через перекладину и спустили ровно ему под подбородок. Это было какое-то немыслимое наваждение, какой-то нелепый театр. Какое может быть повешение, за что? Как это может с ним происходить?

— Правосудия! — промямлил Эрик чужим голосом, а потом, опомнившись, закричал громким поставленным баритоном: — Правосудия! Правосудия!!!

— Будет, будет тебе правосудие, — хладнокровно пробормотал Годэр.

Большая бумага в его руках колыхалась свежей сургучной печатью. Из штаба принесли канделябр, чтобы всем было видно, что написано в приказе.

— Вы что же, — громко, на весь плацдарм, заговорил Эрик. — Вы что, вешать меня собрались?!

Караульные, Годэр и оба его подручных подонка сдержанно засмеялись.

— Ну, а как ты думал? Кобылка нашей доблестной гвардии тобою взята во время войны. Вот и все. Какие еще тебе нужны причины?

— Но не было же еще войны, — ошарашено, а потому срывающимся голосом, завыкрикивал Эрик. — Не было... не объявили еще...

— «Не объявили» еще не значит что «не было», — спокойно возразил Годэр, вызвав всеобщее веселье.

— Но как же это... Это беззаконие! Это произвол...

— Отнюдь. Вот обвинительное заключение, — Годэр развернул бумагу, показывая ее Эрику. — Читаем: «Обвиняемый Э.Травинский дважды чистосердечно признался, что украл лошадь Королевской Гвардии июля сего 321 года О.В. Приговорен к повешению за шею, согласно Закону Грегори о мародерах 295 года. Действительность закона подтверждена, подпись дивизионного нотариуса — Цон Зарепко...»

Стоящий между караульными невысокий вислоусый толстячок поднял руку и сказал:

— Подтверждаю.

— Да что вы.... что вы тут устроили?! — вскричал Эрик.

Но чтение бумаги продолжилось без малейшей заминки.

— «...Повешение гуманизированно, петля намылена. Намыление петли подтвердил дивизионный фельдшер Пал Шафран...»

— Подтверждаю...

Эрик не увидел, кто это выкрикнул.

Шафран... Шафран... Один из Шафранов. Однофамилец... Родственник... Брат?

— Лора... Лора Шафран, — пролепетал Эрик, совсем теряя нить происходящего.

— «Приговор утвердил дивизионный маршал, капитан Савва Годэр. Подпись. Печать». — Годэр еще раз развернул бумагу к Эрику и, приняв канделябр у коллеги, поднес его совсем близко, чтобы несчастный Э.Травинский убедился в правомерности происходящего.

— Ну вы и скоты! — покрываясь красными пятнами гнева, проговорил-процедил Эрик. — Давайте, вешайте парня за просто так! За то, что он хотел спасти близких на этой чертовой лошади!

— Можно приступать, — сказал Годэр обычным своим нейтральным тоном, не предполагающим ничего, кроме скучной повседневности.

— Чертовы подонки! Да я... Я, может, единственная надежда нашего королевства! Может, только я один и способен...

И тут на шею Эрика накинули петлю и, не затягивая, рванули вверх, мгновенно перекрыв доступ воздуха ему в грудь. Он даже не успел вздохнуть в последний раз...

Он ощутил собственные ноги, вытаращившиеся вперед как деревянный нос щелкунчика. Дышать больше никак не получалось.

Палачи перед его взором, зловещие в отсвете своих походных костров, стали еще зловещее, превратившись в черные оплавленные свечи, горящие нездешим коричневым пламенем.

Эрик провернулся всем телом, ища хоть какой-нибудь вход для атмосферного воздуха, который, оказывается, так необходим... и не находя.