Парни в подвале

В коридоре послышался лязг дверей, топот, в дверном проеме замаячил свет. И через несколько мгновений в помещение подвала вбежали женщины с лампами, вилами, топорами, кухонными ножами.

Их было двенадцать. Все бритые налысо, кто в мужской одежде, кто — в белоснежных накрахмаленных платьях.

— Это что у нас тут? — выступила вперед крупная грудастая баба в штанах и мужской рубахе. — Огурчики с ножиками? Зачем пожаловали? Свадьба чужая! Вас не звали!

Вилы, ножи, топоры красноречиво выставились на парней.

— А ну! Мечи на пол. Руки — за голову.

Несколько женщин сняли с плеча Борея Дамину, оттащили ее в сторону. Борей растерянно посмотрел на Эрла, мол, что дальше... но тот только покачал головой... драться с бабами Эрл не планировал. В конце концов Он обещал просто найти девку, и он ее нашел, а пятнать репутацию разорванными глотками ткачих, — ну нет, для этого он слишком себя любил и слишком дорожил этим сладким мальчиком Бореем. Да и полуживого Травинского, который весил килограмм девяносто, тащить на себе очень уж не хотелось.

— Дамочки, — поднимая за голову руки и язвительно улыбаясь, сказал Эрл. — Эта наша девка. Не то чтобы лично моя. Но. Она студентка Туона, объявлена в розыск... так что.. вам придется объясниться... опять же не передо мной, я человек маленький. Но перед начальником гарнизона города точно.

— Ваша девка теперь наша. Она замуж выходит завтра.

— Как так, замуж? За кого?

— Не твоего ума дело! Она предназначена тому, кого вы и представить не можете, отбросы вы смертные!

— Понял. Больше мне знать ничего и не нужно .. спасибо, мы, пожалуй, пойдем. И этого заберем... Вон как страдает парень. От вида голой девушки чувств лишился.

— Что-то больно дохрена ты треплешь, блондинчик... — Мужиковатая лысая женщина с крупным орлиным носом и яркими бровями вразлет, позвала кого-то из своих, не спуская с Эрла злого, даже разгневанного взгляда. — Магда, мечи с них снять, и в погреб огурчиков. Отпускать их нельзя. Потом подумаю, что с ними делать.

— Сучата видели лишнее... — произнес кто-то из баб. — Что с ними церемонится? В саду закопать, чтоб надежнее...

— Может, и закопаем... Но решать буду я.

— Эээ... Так не пойдет! — Эрл переглянулся с Бореем, мол, я передумал изображать добренького, берем по шесть на каждого... Сколько положишь? Пять? Семь? Но Борей стоял красный, растерянный. С мечом на женщин он и вообразить себе не мог. Эрл закатил глаза и остался стоять со сложенными на затылке руками. На счёт «закопать» дамочки не шутили, он это понял, как понял и то, что ткачихам сейчас не до них, других дел по горло, а значит время у горе-взломщиков ещё есть.

Куда там одному тщедушному иттииту, пусть и зубастому, против двенадцати здоровенных, пышущих жизнью баб.

Бабы сняли мечи и дубинки с Эмиля и Борея, связали всем троим руки и повели по коридору, грубо подталкивая в спины. Эмиль шел с трудом, его качало, он плохо соображал, что происходит. Бабы ругались на «тупого верзилу», обещая ему подкоротить хозяйство, если тот не будет слушаться. Но Эмиль похоже не слышал угроз, он двигался как во сне, ссутулившись и покачиваясь, вид у него был потерянный и равнодушный.

Их провели почти до выхода, потом столкнули по узкой лесенке ещё на несколько ступеней вниз, где были холодные помещения для хранения овощей, копчений и солений.

Там пленников швырнули в холодный погреб, захлопнули дверь, повесили на петли замок и ушли.

Темно здесь было как в заднице у рача. Но яблочный дух стоял такой сильный, что когда под ногами захрустело мягкой плотью, Эрл не удивился. Понял, что это белый налив, которым в несколько слоев усыпан весь пол.

Урожай яблок в этом году задался на славу. Из яблок варили компоты, крутили повидло, пекли пироги и ставили брагу, но их все-равно уродилось столько, что погреба полнились до краев.

Борей и Эрл со связанными руками, как смогли помогли Эмилю опуститься на яблоки, прислонили его к холодной стене и сели рядом.

Было тесно.

— Закатай мне правую штанину, Бор, — попросил Эрл. — Там кинжал. Сними с ремня и перережь мою веревку. Я мог бы и зубами, но представляю, сколько там микробов на этой веревке. Фууу... Справишься?

Борей справился. Эмиль слышал, как он возится, как связанными руками пилит веревку на запястьях Эрла, как Эрл хрустит пальцами, а потом быстро освобождает сначала руки Борея, а потом находит в темноте его, Эмиля, связанные запястья. Пальцы у Эрла были холодные, и, как Эмилю показалось, очень нежные, женские, они ощупали его руки, определили положение веревки, и Эмиль ощутил, как легкое и теплое лезвие клинка касается его кожи, проходит под веревкой и в четыре движения взад-вперёд освобождает его руки. Прикосновение Эрла оставили странное, необъяснимое впечатление. Точно бы он даже пальцами способен был влезть Эмилю в душу. И не просто был способен, но и влез...

Затем Эрл довольно бесцеремонно похлопал его по щекам.

— Ну-ну! Чудо-мальчик. Возьми себя в руки! Давай!

Эмиль не мог.

Усталость навалилась враз. Тревожная пустая, злая усталость, которая приходит, когда силы потрачены впустую.

Он чувствовал, как Эрл сует ему в рот яблоко.

— Откуси, говорю... — настаивал тот. — Ну, ты... Ор Серокрыл... Откуси! Полегчает.

Эмилю нравился запах яблока. Но кусать плод не хотелось.

Его тошнило, котлеты стояли в горле, страх пробрался в каждую клеточку его тела. Эмиль сполз на яблоки, свернулся в клубок, замер. Хотелось уснуть, покинуть эту неприятную, темную и холодную реальность, где происходили чудовищно странные события...

От бессмысленности пялиться в темноту и невозможности спорить с Эрлом, он все же откусил яблоко, закрыл глаза. Он слышал, как Эрл и Борей переговариваются, но разговор проходил точно за далекой пеленой.

— Эрл... — тихо говорил Борей. — Что творится с Эмилем?

— Спроси что попроще, милый... — обеспокоенно ответил Эрл. — Ему страшно. Но по сравнению с тем, что по всем законам жанра должно было с ним случится — пустяк. Очухается. Ты сам как? В порядке?

— Жалею, что не отбил вас от этих... Но... я не смог. Они же... женщины... Я просто... как представил...

— И что? Морриганки тоже женщины. Это не те женщины — не мама, не учительница в школе, не подружка-иттиитка... Это больные на голову фанатички, оккультистки... которые чуть не убили студентку... А ещё утверждаешь, что избавился от стереотипов общества. Не так-то это просто, красавчик.

— Считаешь, надо было их всех перебить? — удивленно спросил Борей.

— Может, успеешь еще,- вздохнул Эрл. — Подождем, пока этот феномен придет в себя, там посмотрим...

— Феномен — это Эмиль? Эрл. Мне не нравится, что я не понимаю, что происходит. У тебя есть, чем со мной поделиться?

— Ох... ну... это всегда... но он... он не спит и все слышит...

— Я не об этом. Не увиливай...

— Милый...

Парни завозились, видимо придвигаясь друг к другу.

— Ты холодный... — тихо сказал Борей.

— Я рыба, забыл?

— Но ты не всегда холодный.

— Так я не всегда рыба... Будешь яблоко? Вот это сладкое.

— Рассказывай лучше... — Борей захрустел яблоком. — Что за дичь там творилась?!

— Больше всего меня волнует, что Травинский видел тварь Подтемья... — голос Эрла перестал быть ласковым и стал взрослым, совсем не язвительным, а обеспокоенным. — Видел просто... обычными человеческими глазами. Даже я, и то разглядел ее только вторым зрением. А ты не видел ничего, как и положено людям.

— Там была тварь из Подтемья? — ужаснулся Борей. — Солнце пресвятое...

— Вот-вот... Солнца как раз очень не хватает. Эти дремучие сектантки, видимо, практикуют древние обряды Праздника Урожая. В наше время невесту Красного Короля просто наряжают в сено-солому, лепят ей на голову венок из полевых цветов и носят по городу на плетеном троне. А раньше..., дружок, все было не так празднично. Девица должна была быть чистая, нецелованная даже. То, что мы видели в подвале — испытание девицы на чистоту... в том числе крови... Ведь твари Подтемья не пьют кровь древних...

— Так значит, это кровь Дамины была на полу?

— Да. Жалко девку. Но в этой истории меня волнует другое. Даже древние... даже они... далеко не все видят тварей Подтемья... а этот... не просто увидел. Он заставил ее уйти. Что само по себе немыслимо...

— Тварь может вернуться? Дамина же там...

— Сегодня она не вернется... Доказательство чистоты крови бабы уже получили... Но раз эти идиотки необразованные открыли тоннель в Подтемье, они все-равно рано или поздно за это поплатятся... Нам и делать ничего не придется...

— Все это очень странно. Тоннели Подтемья открываются только изнутри... Я читал. Это иная физика, иная природа вещей... Курицами тут не поможешь.

— Хе... — голос Эрла потеплел, видимо, он улыбнулся. — Так было раньше. Очень давно. Когда ваш мир и наш существовали порознь... В параллельных вселенных, если хочешь научно. А после катаклизма вообще непонятно, какие процессы происходят. То ли само Подтемье приблизилось к плотному миру, то ли плотный мир стал менее плотный. Инструменты исследований утеряны. Горстка книг да эмпатия иттиитов... Я изучаю это, но... предпочитаю не вмешиваться, быть подальше. Как это меня угораздило вляпаться в ваш очаровательный зоопарк? Вот что бывает, когда разрешаешь сердцу лишние радости. Нет, меня не устраивает влипать в такое дерьмо. Я привык полагаться на более надежные органы чувств... И вот. Стоило лишь раз дать слабину, как я уже сижу в подвале деревенских оккультисток, которые даже кур режут топором с клеймом богини женской свободы Фариды.

— Ты что же это, обвиняешь меня? — голос Борея дрогнул.

— Нет. Вовсе нет. Но ты особенный, не как большинство трусливых и ленивых людишек, а как вот этот... Ор Серокрыл. Неразумное дитя, светлый рыцарь. Нет, дружок, я обвиняю себя. Моя слабость к тебе — главная причина того, что я ночую не в теплой уютной постели, а на чертовых яблоках, которые впиваются в мой нежный зад... Не смущайся. Все так и должно быть... Моя зона комфорта стала, видимо, мне тесна... Хотя, от чашечки кофе мадам инспектрисы я бы сейчас не отказался...

Они завозились. Яблоки под ними захрустели и заскрипели.

— Тебе неудобно? — шепотом спросил Эрл.

— Кинжал.. он упирается мне в ногу. Ты всегда его носишь под брюками? Раньше я его не видел.

— Почти всегда, когда выхожу дальше учебного корпуса. Эта разумная традиция моего народа помогает контролировать ситуацию. Глупо было бы ей пренебрегать...

— Согласен. Просто интересно. Он такой легкий и острый. Из чего он сделан?

— Рог Ка-Дира. Древнего подводного кьяка.

— Они действительно существовали?

— Все когда-то существовало, Бор... вот мы с тобой... Когда-нибудь никто и не вспомнит, что такие существа жили на свете. А ведь мы жили... И, порой, даже недурно.

— Ты прав. Но мы... Может, мы еще успеем что-то сделать, чтобы нас забыли не так быстро... А? Эрл?

— Мы постараемся.

— Как будем выбираться отсюда? Есть идеи?

— Никак. Подождем. Утром начнется праздник. Ткачихам сейчас не до нас... Так что...

— А ребята... — напомнил Борей. — Они же приедут к нам... с этой Йоппели... и их... тоже кинут в подвал... Или сразу закопают под яблоней...

— Это нас они закопают под яблоней. Мы видели лишнее. А там семь вооруженных парней, пусть и пацанов, но крепких. Бабы не посмеют. Скорее всего, просто наврут и выпинают вон... Увы, на ваших дружков бестолковых я не рассчитываю. Самим придется выкручиваться. Жаль, что изнутри нам навесной замок не сломать.

— Ну почему? Теоретически можно... Поспи... Я пока подумаю, как это сделать. — Борей какое-то время помолчал, а потом все же не удержался и осторожно спросил: — Эрл, а какой он был, этот монстр?

— Как громадная сороконожка-убийца... мерзкая... с восемью глазами, острыми зубами... и кровью глупой девки в прозрачном брюхе...

— Жаль, что я ее не видел...

— Не жаль, поверь...

Они примолкли, перестали мешать Эмилю возней и разговорами.

И Эмиль, наконец, уснул...

Ему приснилась бабушка, большие корзины с белым наливом, которые они с Эриком помогали таскать в погреб... Приснилось бабушкино кресло... Кресло было зеленое, бархатное, потертое, бабушка сидела в нем, уронив вязанье на колени... Казалось, что она спит. Такой Эмиль увидел бабушку в день ее смерти...

За ее спиной, за спинкой кресла, зиял черный, как бездонный колодец, тоннель в Подтемье...

Кто-то невидимый, неосязаемый снова зашептал Эмилю на ухо: Простите, мессир... Простите, мессир...

Кто-то, от кого мурашки пошли по коже, называл его этим древним словом, означающим — господин.

Потом он увидел Итту, целующую его, не в губы, а куда-то в их уголок, и выше, в мягкие, редкие, ни разу не бритые еще усы...

«Не бойся...» — говорила она. — «Я так горжусь тобой... Я выйду за тебя замуж...»

«Я все-таки нашел Дамину... — отвечал он возлюбленной. — Не спас... Но... Я прогнал жуткую тварь Подтемья... Она ушла... Она меня испугалась... И я не знаю почему... Но мне страшно, Итта... Очень страшно... Мне стыдно в этом признаваться... Но ты же все-равно узнаешь... Почувствуешь... Так что... проку врать? Твой парень трус. Признай уже это. И поцелуй меня еще раз... Пожалуйста... Страх немного уходит, когда ты меня целуешь...»

И Итта во сне поцеловала его снова... и снова... и снова...

Но избавится от сводящего тело и разум страха Эмилю так и не удалось.

*прода, окончание