А в дыме том...
Автор: Гилберт СавьеПрекрасный флешмоб от BangBang не мог оставить меня равнодушным, и я присоединяюсь.
Зачем и почему курят герои? У всех причины и поводы разные. Даже в курении моего гг можно выделить несколько элементов, хотя основной причиной является другое, и эта причина заключена в самом первом отрывке.
Герой курит в первый раз.
Дождь закончился. Мокрая палуба размеренно покачивалась в такт волнам. Двое матросов, присланных убраться на палубе, увидели лежащего на корме человека. Это был один из раненых французов, которых их корабль должен был доставить на родину.
— О, этот уже отошел, не дышит. И глаза остановились.
— Да не, смотри, вроде еще дышит.
— Ну, уже не жилец. Вряд ли протянет до завтрашнего утра.
— Надо доложить капитану, пусть за ним пришлют медиков.
Они стояли и курили, не торопясь претворять свои собственные планы в жизнь. Гиллис медленно перевел на них остановившийся взгляд. Один из матросов присел рядом с ним на корточки и поднес к его губам папиросу.
— Держи, браток. Покури хоть напоследок.
— Он тебя не понимает, он же француз.
Но Гиллис уже обхватил папиросу губами и затянулся. Судорожный, мучительный кашель вновь напомнил о сломанных ребрах и возможном внутреннем кровотечении, но полковнику было все равно, жив он или мертв — его душа была мертва. Он затянулся еще раз, пытаясь сдержать подступивший кашель. Кататоническое состояние не отпустило, но в голове начал вызревать план. Новая затяжка взорвалась в легких болезненными искорками. Он должен выжить.
Выжить, чтобы отомстить.
Служба в полиции не способствует отказу от дурной привычки.
— Что вам угодно, святой отец? — резко спросил Эдуард Ламеран, невысокий мужчина с выбеленными сединой волосами, аккуратной бородкой и орлиным профилем, пристально рассматривая стоящего у двери его квартиры францисканского монаха.
— Добрый вечер, мсье, — произнес Гиллис, откидывая капюшон. — Прошу простить за столь бесцеремонное вторжение.
— Бог мой, Савиньи! К чему весь этот маскарад? — воскликнул начальник отдела сыска, узнав в позднем визитере своего бывшего подчиненного: — Проходите! — Ламеран отступил в сторону, пропуская нежданного гостя в дом, и закрыл дверь. — Как я понимаю, дело ваше сугубо конфиденциальное и не терпит отлагательств.
— Вы совершенно правы, мсье, — ответил Гиллис, следуя за хозяином через гостиную в кабинет. Взгляд невольно выхватывал отдельные предметы обстановки незнакомой квартиры: заваленный бумагами стол, аккуратно застеленный пледом диван у стены, буйная зелень цветов в горшках на окне, продавленные стулья, плавающий в воздухе табачный дым.
— Присаживайтесь, — по-деловому отодвинул хозяин один из стульев, приглашая гостя располагаться, затем протянул ему небольшой ящичек. — Сигару?
— Благодарю, мсье, — кивнул Гиллис, беря сигару, и запоздало спросил: — Как ваши дела?
— Помаленьку, — бодро ответил Ламеран, прикуривая от зажженной свечи на столе.
Гора окурков в пепельнице и едва заметно дрожащие пальцы свидетельствовали о том, что бодрость эта дается начальнику отдела расследований уже с трудом. Еще не старый — ему было едва за пятьдесят, — в последние месяцы Ламеран сильно сдал, потеряв одного сына при Бородино, второго — под Лейпцигом. Гиллис знал о его потере, даже хотел наведаться, но не мог найти повода. Все откладывал, ждал подходящего случая, а потом эта история с убийством детектива…
— Не будем ходить кругами, друг мой, сразу к делу, — прервал мысли Гиллиса Ламеран. — Не то чтобы я тороплю, желая поскорее избавиться от вашего общества — скорее, наоборот, я очень рад видеть вас, — но я прекрасно знаю, что вы не любите бессмысленную светскую болтовню, а раз пришли ко мне домой, да еще в столь позднее время, значит, речь идет о чем-то секретном и важном. Я весь к вашим услугам.
— Я насчет дела Верано, — с козыря зашел начальник Консьержери, внутренне собираясь.
— Интересно, — нахмурился Ламеран, напряженно подался вперед, пристроил сигару на край пепельницы и отодвинул на край стола свои бумаги. Вытащив из ящика стола чистый лист, положил его перед собой и открыл чернильницу. — Вам что-то стало известно?
Курение, как повод начать разговор.
Начальник тюрьмы прошел в гостиную. Прежде чем сесть на небольшой диван у противоположной стены в пролете между окон, он придвинул одно из кресел ближе, к кофейному столику, прямо напротив него. Эрика следила за ним с нарастающим волнением. Что, если он вдруг заметит книгу, которую она бросила на другом кресле? Может быть, ей нельзя было здесь ничего трогать? Но мужчина книгу, видимо, не заметил.
— Садись, — он кивнул девушке на кресло, потом оглянулся на открытые окна. — Я закурю, раз у вас тут все равно проветривается.
— Да, мсье.
Эрика присела на край кресла. Тело словно слегка онемело и плохо слушалось. Синяя струйка дыма сигары потянулась к потолку, но, не доходя до него, растеклась в полупрозрачное облако, наполняя комнату запахом крепкого табака.
— Ну, как ты себя чувствуешь, отдохнула?
Затянувшийся за непринужденной беседой ужин завершился, гости разошлись по своим комнатам. Сумбурный день подходил к концу. Мягким покровом окутали лес вокруг охотничьего домика зимние сумерки. Гиллис вышел на крыльцо, чтобы, наконец, выкурить сигару в блаженном одиночестве, затем спустился во двор — в январскую ночь, в морозный воздух. Идущая на убыль луна приподнималась над землей и укладывала на серебряный снег тени голых деревьев длинными, черными полосами.
Легкие и стремительные шаги барона раздались за спиной Гиллиса, разрывая вечернюю тишину скрипящим снежным хрустом.
— Вот вы где, друг мой! А я искал вас по всему дому. За весь день нам не удалось перекинуться даже парой слов! — весело воскликнул Голденберг. — Вышли подышать?
Гиллис выпустил из легких облако едкого дыма и обернулся навстречу барону:
— Да, знаете… Здесь невероятно чистый воздух.
Голденберг намеренно избегал его весь день, а сейчас фальшиво сетовал, что им не удалось поговорить. Потребовалась исключительная ситуация, чтобы он открылся, неужели же он вычеркнул это все за ненадобностью, будто ничего и не было?
— Да, воздух здесь просто изумительный, — банкир иронично покосился на сигару в руках начальника Консьержери и тут же шутливо добавил: — Что ж вы без плаща-то вышли? Холодно!
— Согласен, сегодня достаточно свежо. Зато не сыро, а голову иногда нужно проветривать перед сном. Ведь вы же и сами вышли, не одевшись, — усмехнулся Гиллис, затягиваясь.
— Я искал вас, — барон поднял голову вверх, глядя на россыпь звезд над их головами, и вдохнул морозный воздух. — Не откажете мне в удовольствии побеседовать с вами? Здесь есть очень уютный маленький кабинет — камин, удобные кресла. Можно говорить о чем угодно.
— Я бы не рискнул говорить о чем угодно в незнакомом месте: у стен есть уши, — с сомнением возразил Гиллис. — Может быть, лучше оденемся и немного пройдемся?
— Не беспокойтесь, нас будут надежно охранять, — тихо и серьезно ответил барон. Его взгляд отпустил звездную высь и остановился на лице начальника Консьержери. — Идемте?
— Хорошо. Если только вы гарантируете это, — недоверчиво качнул головой Гиллис.
Сделав последнюю затяжку, он бросил недокуренную сигару в снег и догнал барона уже на крыльце.
Курение помогает сосредоточиться на размышлениях (из новой, еще не опубликованной главы).
Оставив барона в одиночестве, Гиллис словно в полусне добрался до фойе, распахнул дверь и с наслаждением окунулся в объятия морозной ночи: королевский охотничий домик с его просторными комнатами и высокими потолками давил на него сильнее, чем низкие своды тюремной камеры. В эту минуту душа его, взбудораженная откровениями, требовала простора и уединения. Оставив окутанный сладкой дремой дом за спиной, он углубился в лес - туда, где ветви кустов и деревьев сплетались со своими черными тенями - и долго стоял под бескрайним бархатно-черным куполом неба. Звезды насмешливо подмигивали ему сквозь рваные белесоватые облака, а он вдыхал горький дым сигары и не спешил возвращаться. Каждый вдох, каждая новая затяжка убеждали его в том, что Голденберг абсолютно прав. Всего несколько слов, брошенных бароном, открыли ему глаза на то, что во всех своих несчастьях и потерях он действительно всегда винил только себя. Он настолько смирился с чувством вины, которое стало неразрывной составляющей его жизни, проникло глубоко в сознание, связало руки и затуманило зрение, что даже не попытался спасти Шамиран, безропотно глядя на то как она умирает.
Дым сигарет с ментолом
