Милые бранятся...
Автор: Annaподхвачено тут
https://author.today/post/415559
Орней - Лара и Раймон
Голоса, раздавшиеся снаружи, привлекли его внимание. Подойдя к окну, он увидел, как во двор въезжает небольшой отряд драгун. Впереди ехал молодой человек на взмыленной и странно знакомой серой лошади. Оденар распахнул створки, приглядываясь к всаднику и восклицание замерло у него на губах: он узнал не только лошадь, но и ее хозяина. Хозяйку.
«Да чтоб мне за Предел провалиться!»
Ведущий отряд сержант, оказавшийся Сагоном, заметил его и сгорбился в седле, Лара подняла голову и, встретившись с мужем глазами, чуть кивнула, будто подтверждая, что ему не мерещится. Солдаты соскакивали на землю, кто-то помог спешиться Ларе.
«Тьма и все демоны ее! Почему?!»
Стряхнув оцепенение от внезапного явления одетой в мужской костюм жены, Оденар круто развернулся и едва не бегом бросился к выходу из дома. Что должно произойти, если она приехала в Квилиан?!
- Да пребудет милость Странника со всеми, здесь живущими.
Лара, с которой он едва не столкнулся на крыльце, спокойно смотрела на него.
- И со всеми входящими, - ответил на приветствие комендант, уставившись на них.
- Лара... - начал Оденар и, набрав воздуха в грудь, замолк.
- Понимаю ваше изумление, сьер Раймон, однако случилось нечто весьма важное. Где мы можем поговорить?
Она так спокойна, будто они беседуют в одном из светских салонов Талассы, а не в приграничной крепости в преддверии войны! Потрясение уступило место гневу.
- Тоне, я вновь воспользуюсь вашим кабинетом. Прошу, сьера Лара, - посторонившись, сухо сказал он.
В кабинете Оденар плотно закрыл двери и приглашающе указал на один из стульев:
- Садитесь, Лара.
Сам же отошел к окну и негромко заговорил:
- При всем моем уважении, какого... - он запнулся, сдерживая ярость, затем глухо произнес: - Что привело вас сюда?
- Мне было видение. На этот раз я четко видела Квилиан и трупы на стенах и во дворе. И... люди умерли не от пуль и клинков. Я ощутила темную злобу и колдовство, которым были пропитаны даже камни. Это произойдет в полнолуние.
- В ближайшее? - отрывисто спросил он.
- Не знаю, - растеряно пожала Лара плечами. - Я снова должна войти в поток,но позже...
- Конечно, - кивнул Оденар. Новость, какой бы неприятной она ни была, только подтверждала его собственные опасения. учитывая предостережение шаманки, ситуация еще хуже, чем ему представлялось: - Как это выглядело?
- Как если едкие испарения осели на коже... и сам воздух стал ядом.
- Это может быть именно яд, распыленный в воздухе.
- Я тоже думала об яде. Говорят, грабителей, осмелившихся посягнуть на усыпальницы древних владык в пустыне Сах поджидает подобная смерть. Однако усыпальницы — небольшие помещения конической формы, но что нужно сделать, чтобы накрыть целую крепость смертоносным облаком, которое не будет рассеиваться?
- Ясно. Однако вам достаточно было известить меня и месьера Эрнана, а не совершать эту... эскападу.
- Месьер Эрнан извещен, я отправила письмо. Что касается моего присутствия, то я почувствую зло заранее, и если будет применена магия, смогу противостоять ей...
- Вы не понимаете, Лара. Магический удар без вторжения армии не имеет смысла. Если начнется война, будет атакован не только Квилиан. Как бы ни была важна долина Венаско, без нее Альби сможет продержаться, но если падут крепости на севере, врага уже ничто не остановит. Сегодня мы заключили договор с кланами, так что за горными перевалами будут следить, - Оденар тяжело вздохнул, подавляя гнев. - Я не ожидал от вас такой опрометчивости. Подвергнуть себя серьезному и ненужному риску! Или вы забыли...
- Я не забыла! - прервала его Лара, вскочив на ноги: - Разве не предназначение Искры — спасти людей?!
Оденар подошел к жене и обнял за плечи, привлекая к себе:
- Конечно, но послушайте меня, - тихо сказал он, глядя в ее бледное и осунувшееся лицо: - Вы предупредили, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить увиденный вами исход. Однако, как бы ни казались вам мои слова жестокими, люди в крепости — солдаты. Они исполнят свой долг до конца. Вы не боевой маг, даже если стихия Огня отчасти подвластна вам. Ваше место — в столице.
- Мне открылось не только это. В видении был ворон, вернее — некто в обличии ворона. Я не знаю, как ему удалось проникнуть в мой разум. Он говорил со мной. Рассказал о приходе Великого Змея, который покорит все народы... - голос ее прервался, в глазах блеснули слезы.
- Тем более. Все будет решаться не в Квилиане, и ваш дар предвидения важен как никогда.
- И я видела вас, Раймон, - продолжила Лара, не обращая внимания на его слова. - В плену. Человек в черном пытал вас, вы были на грани смерти...
«Человек в черном? Амарра?»
Прикрыв глаза, Оденар помолчал, обдумывая услышанное. Становилось понятно, почему Лара кинулась к нему. Отметая мысли по поводу собственного будущего — не время! — он смягчил голос, стараясь успокоить ее:
- В книгах написано, что Тьма обманывает всегда, не так ли? Мне приходилось сталкиваться с одним человеком, предпочитающим черное в одежде, и вы знаете, чем это закончилось. Если демон проник в ваш разум, он мог почерпнуть образы из вашей памяти и показать вам искаженное прошлое. Но даже если это правда, на все воля Странника. А смерть - что же, на войне она стоит за плечом у каждого. И в любом случае такое вмешательство говорит о том, что вы в опасности, - вздохнув еще раз, Оденар провел по ее волосам рукой, коснулся щеки: - Лара, я прошу вас, возвращайтесь в Талассу и обратитесь к мудрости магистра Вальена.
Лара горестно свела брови, в ее глазах Оденар увидел боль и отчаяние, но не дал ей заговорить.
- Вы утомлены и расстроены. Отдохните. Время обеда миновало, но у майора Тоне наверняка найдется, чем подкрепить силы. Вы еще успеете в Карду до темноты. Вашу кобылу оставьте здесь, - он чуть улыбнулся. - Не знал, что вы ездите в мужском седле. Подберем вам добронравного коня.
- Отец научил меня. Я умею ладить с животными, не беспокойтесь.
Оденар, в очередной раз напомнив себе, что к жене не применимы обычные мерки, пробормотал:
- Вот и хорошо.
Лара опустила голову, как будто соглашаясь с ним.
Лепестки на волнах
Питер и Арабелла
В капитанской каюте Блад оглядел нетронутый завтрак и нахмурился:
– Ты ничего не съела – не понравилась стряпня Бена?
– Что ты! Твой стюард замечательно готовит. Мне не хотелось есть...
Блад обнял ее:
– Арабелла, что с тобой произошло, пока ты была в плену?
Она пожала плечами, прижимаясь к нему:
– Все уже хорошо, Питер, – сейчас, когда я свободна, и ты рядом.
Но сама она не была в этом так уверена. Несмотря на радость встречи и то, что ее чувства к мужу не изменились, странная неловкость сковывала ее, и Арабелла не понимала причину. Ей казалось, что между ней и Питером словно тянуло едва уловимым холодным сквозняком.
«Все дело в том злосчастном поцелуе. Нехорошо скрывать это от Питера, и он же еще не знает про память. Хотя это и не извиняет меня».
Блад также ощущал возникшее напряжение и, подстегиваемый еще и ревностью, был намерен безотлагательно все выяснить.
– Все-таки что-то произошло. Ты изменилась и не выглядишь здоровой. Ты же знаешь, что со мной можешь быть откровенна – не только как с мужем, но и как с врачом. С тобой плохо обращались? Держали взаперти? – он настойчиво расспрашивал жену, с тревогой глядя на нее.
– Да нет же! Все было иначе.
– И как же все было? – спросил Блад, хмурясь еще сильнее. – Чертов испанец угрожал тебе? Или, может быть… принудил к чему-либо?
Слова объяснения так и не прозвучали. Подозрение, вдруг появившееся во взгляде Питера, вызвало у Арабеллы протест, и гордость будто запечатала ей уста.
«Он допрашивает меня?!»
Арабелла вспыхнула от возмущения и высвободилась из его объятий:
– Дон Мигель не был ни чрезмерно жесток, ни груб. Я могла свободно выходить на палубу. И обращение со мной было… достойным.
– Так ты защищаешь его?
– Я стараюсь быть справедливой: на корабле де Эспиносы я не подверглась никаким унижениям.
– А я сожалею, что не прикончил его на месте и надеюсь, что его душу все-таки заполучил дьявол!
– Как ты можешь сожалеть о милосердии? – воскликнула Арабелла.
Лицо Питера стало замкнутым.
– По-видимому, милосердие не моя стезя. Зато у тебя, моя дорогая, его с избытком хватит на двоих.
– И я не вижу в том никакого греха! – вскинула голову Арабелла, твердо встречая пронзительный взгляд синих глаз мужа.
С минуту они смотрели друг на друга, а потом Арабелла задала ему вопрос, который терзал ее на протяжении последних дней:
– Скажи, Питер, что ты чувствовал, когда приказал привязать дона Диего к жерлу пушки?
Блад замер, а потом медленно проговорил:
– Ну разумеется. Дон Мигель не мог упустить такую возможность – поведать тебе об этом.
У Арабеллы пробудилась надежда, что де Эспиноса из мести солгал ей:
– Это неправда?
– Отчего же. Правда, – сухо ответил Питер, отходя от нее.
– И ты сам ничего не хочешь рассказать мне?
– Наверняка дон Мигель подробно изложил тебе все детали. И я не думаю, что гранд Испании опустился до вранья.
Тяжелое молчание накрыло их. Вздохнув, Блад подошел к окнам каюты и, стоя спиной к жене, угрюмо проговорил:
– Меня удивляет, что ты так сопереживаешь страданиям дона Диего. Разве слезы и ужас Мэри Трейл больше ничего не значат для тебя?
– Мэри Трейл? – растерянно переспросила Арабелла.
Все происходило с такой быстротой, что у нее не было времени разобраться в пестром ворохе вернувшихся воспоминаний, и только при этих словах события, предшествующие захвату Питером и его друзьями испанского корабля, выстроились в единую цепь. Но муж не дал ей ни минуты, чтобы собраться с мыслями.
– Да, – резко бросил он. – Разве она не твоя подруга? И разве ты не ради нее ты отправилась на Барбадос? А обесчещенные женщины и убитые мужчины Бриджтауна? Разве они не страдали? – он помолчал, потом глухо сказал: – Я не брал на себя миссию мстить за них. У меня были свои причины поступить так с испанским ублюдком.
Он повернулся к Арабелле, и она увидела,что его губы кривит горькая усмешка:
– Повторяется история с Левасером? Получается, что я опять должен оправдываться, а это не в моих правилах.
Она в отчаянии закричала:
– Я боюсь, что однажды мне расскажут что-то еще!
Питер прищурился и продолжил за нее:
– Из моего темного и, без сомнения, кровавого прошлого? Вполне может статься. Ведь я всего лишь пират, милостью судьбы занимающий сейчас столь высокий пост.
– Питер, – выдохнула Арабелла, – ты все неправильно понимаешь…
– Как и всегда. Мадам, вероятно, вы сожалеете о сделанном выборе? – жгучая обида вместе с отравляющей его душу ревностью заставили Блада утратить над собой контроль. Как в поединке, он ринулся в атаку и, не дожидаясь ответа, нанес упреждающий удар: – У меня складывается впечатление, что вам пришлось по вкусу… гостеприимство дона Мигеля. И… его объятия? Раз уж он посчитал для себя возможным назвать вас mi chiquitina. Зачем же вы вызвали его, и тем самым помешали ему расправиться со мной?
Арабелла, отказываясь поверить в то, что слышит, отшатнулась. Ее распахнувшиеся глаза были полны боли, и Блад опомнился. Он уже раскаивался в жестоких словах, которые неожиданно вырвались у него.
– Арабелла… – начал он и шагнул к жене.
Она гневно взглянула на него:
– Если вы допускаете саму мысль, что я могла желать вашей гибели, значит, вы меня совсем не знаете. И… никогда не любили. А сейчас позвольте мне остаться одной.
Беатрис и Мигель
Беатрис знала о ненависти, которую питал к ней их бывший управляющий Фернандо, но не могла предположить, на какую гнусную подлость он способен. Та история с Донато, из-за которой они поссорились с Мигелем вскоре после свадьбы, казалась теперь простым недоразумением. На сей раз управляющий обвинил сеньору де Эспиноса в «непотребной греховной связи» с доном Эстебаном. И да, у Фернандо были доказательства: кинжал, найденный среди оставшихся в Санто-Доминго вещей Беатрис.
Поздним вечером муж пришел к ней в спальню и, показав злополучный клинок, потребовал объяснений. Беатрис растерялась. Давний стыд вновь накрыл ее, и она попыталась неуклюже выкрутиться:
— Дон Эстебан мог потерять кинжал, а кто-то из слуг перепутать... — еще не договорив, она поняла, какую ошибку совершила.
Лицо мужа окаменело.
— И оставить его среди твоих вещей? В твоей спальне? И неужели ты думаешь, что Эстебан не сказал бы мне, если бы потерял его? А Фернандо пишет, что ему не раз случалось заставать тебя и Эстебана в зале или саду.
Беатрис стало не по себе от столь наглой лжи. Но она сама только что сказала неправду. И все-таки она попыталась бороться:
— Почему он поведал вам об этом лишь спустя многие годы?!
— Фернандо написал, что ему не достало мужества и умолял простить его. Однако найденный кинжал явился для его совести упреком свыше. Он лежит при смерти и хочет облегчить свою душу. Скажи мне, кто стал бы лгать, чуя близкую встречу с Создателем?
На этот счет у Беатрис было другое мнение, но она осознавала, что муж, только что обоснованно усомнившийся в ее словах, уже не поверит в то, что управляющий ненавидит ее и не остановится ни перед чем, даже перед страхом загробных мук, чтобы очернить ее имя. Ее дальнейшие попытки все отрицать лишь усиливали гнев дона Мигеля.
— А коридор возле кухни? Фернандо видел, как Эстебан направился туда, а через несколько минут ты вошла в кухню именно из этого корридора. И твои волосы и одежда были в беспорядке! - он схватил ее за плечи и встряхнул. - Чем вы там занимались?!
— Вызовите дона Эстебана и спросите его, как кинжал оказался у меня! - выкрикнула Беатрис, - И посмотрим, осмелится ли он солгать!
— Вы держите меня за дурака? Вам прекрасно известно, что Эстебан в Санто-Доминго! И как знать, кто на самом деле является отцом Изабеллы и Диего!
Будто проклятый кинжал вонзился ей в грудь... Она задохнулась от отчаяния и душевной муки. Судя по всему, даже сквозь пелену гнева дон Мигель осознал, что зашел слишком далеко, поскольку вдруг обмяк и разжал пальцы. Беатрис шарахнулась от него.
— Подите прочь, дон Мигель, — сдавленно проговорила она.
Опомнившись, он шагнул к ней и пробормотал:
— Беатрис...
— Нет! — она отшатнулась. — Не прикасайтесь! Не смейте прикасаться ко мне!