Ужин

- Брат Димитро, все же с твоими музыкальными вкусами надо что-то делать.

- А что с ними не так? – удивился широкоплечий монах, добыв палочкой еще одну голову мумии из горящего костра и пристроив ее в рядок с тремя другими.

- Я бы поняла еще, если бы ты хоровое церковное пение любил. Чтобы ангелы над головой, чтобы душа мироточила. Ну, или на крайний случай, чтобы про рыцаря, кто полез к любимой в окно и за это был проткнут мечом. А у тебя – то скотты шамкают, то бритты гундосят. И нихрена не понятно.

Димитро решил не возражать. Он вообще не любил спорить. Делал, что считал нужным. Если прилетало за лишнее вольнодумство, то чесал отбитую палкой спину и продолжал. Только чуть-чуть аккуратнее. Чтобы отец-настоятель не видел. А уж с официально отмороженной спорить – глупость. Разве что потроллить чуток:

- То есть, когда у тебя зомби строем по остаткам деревни маршируют и орут «Ундер зольдатен», то это благостно?

- Разумеется, - Агнессу такими глупостями было не пронять. – Наша народная песня, про девушек, кто цветами встречает защитников отечества после возвращения из летних лагерей.

- И всем все понятно, - вздохнул мужчина, вороша палкой остатки туловищ в пылающем огне.

- Конечно все понятно, - кивнула клювастой маской дама, от имени которой вздрагивала половина Священной Римской империи германской нации. Другая половина не вздрагивала, потому как сдохла от чумы, зубов нежити и спасающих душу костров. – Солдаты вернутся домой, переоденутся в партикулярное платье и пойдут в кабак. Ужрутся пива, потом будут гонять блядей по всем публичным домам. Чтобы было весело. Но про это другая песня... Народная, брат Димитро, замечу! Народная песня. А не этот твой хрип.

- Это – гроул, - вздохнул монах, доставая из отощавшего мешка пузатую бутыль. – Темная ты душа, ничего в новых тенденциях музыки не понимаешь.

- Нет, отчего же. Все равно твои любимые мумии и мертвечина только хрипеть может. Но я люблю другое... Так, идиоты. «Аве Мария» знаем? Да? Отлично. На раз-два!

Встав перед четыремя обугленными головами на бревне, Агнесса начала дирижировать, пытаясь воспроизвести знакомые с детства “Ave maria äiti maan lapsien”… Когда нянечка возвращалась после субботнего отдыха, всегда с утра запиралась в келье и трубно выводила «Anna harras mieli joulu puhtain tuo...», периодически икая и крестясь на образа. Папа в это время гонял студиозусов в Университете, мама строила хитровывернутых монахинь в обители. Агнесса же с трудом бродила по дому, сгибаясь под тяжестью кольчуги и волоча за собой огромный меч. Дедушка мечтал о внуке и прикупил у разорившегося соседа кучу разнообразного железа. С внуком не срослось, но внучка игрушки отдавать категорически не хотела, сначала с удовольствием наряжая домашнего волкодава в доспехи, а затем и сама устраивала «крестовый поход» по округе. Соседи в таких случаях спешно прятали кур и говорили детям:

- Не вздумай с придурошной водиться! А то выпорю!

Мальчишки обиженно потирали задницу и соглашались. Чтобы потом втихую удрать на пустырь и там всем вместе в очередной раз устроить «штурм Иерусалима». Хозяин сарая после пятого пожара махнул рукой, хотя малых пороть не перестали. Но устоять перед соблазном потаскать настоящий шлем или потыкать доски копьем – было категорически невозможно.

- Фальшивят, суки, - вздохнула женщина и приподняла подол кроваво-красного балахона. – Придется пробить штрафной... На-а-а!

Первая голова улетела во тьму.

- Агнесса, нам их потом собирать по всей округе, - вздохнул монах, отрываясь от почти пустой бутыли.

- Гончие сбегают, зря их кормлю, что ли?.. Один-ноль. Нападающий проходит защиту, выходит один на один... На-а-а!

Богомерзкое поветрие «пинай мяч» с островов не так давно проникло в местные края, но уже накрепко проросло в местных пустых головах. Правда, игру чуть-чуть модернизировали и разрешили бегать по полю в облегченных доспехах. Еще можно было пихаться, ставить подножки и ходить на таран. Только мячик руками трогать было нельзя. Вратарю – можно. Остальным – под страхом анафемы «куда ты лапы тянешь, болван кривоногий».

Агнессу играть брали редко. И не проблема, что она  - женщина. Это другим дамам – только с трибун за родственников болеть. А ей – попробуй запрети, нажалуется Чумным Сестрам и футболистов настрогают тонкими ломтиками. Просто играла Повитуха так, как считала правильным. Продиралась к вратарю через покоцанную защиту, затем сначала пинала по яйцам, а затем забивала гол. Поэтому команда противников сразу требовала компенсацию до начала игры. От таранного удара никакие доспехи толком не спасали.

- Счет три-ноль в мою пользу! – проорала любительница футбола и отправила в полет последнюю голову. – Разгром!.. Эй, Димитро, я не поняла? Ты что, все один вылакал? А мне горло промочить?

С трудом сфокусировав взгляд на красном пятне перед собой, монах неуверенно махнул рукой за спину:

- Там же целая телега и пять бочек!.. Лопнешь, деточка!

- Было пять. С утра. Мы с тобой одну для освящения погоста использовали.

- Но ведь не всю... – мужчина в серой сутане бережно вернул опустевшую бутыль в мешок, потом с легкой долей сомнения уточнил: - Ну не можем мы вдвоем бочку выпить, согласись?..

Подобрав валявшийся рядом кувшин, Агнесса строевым прошагала к телеге и отработанным движением пристроила тару. Выдернула заглушку, принюхалась к запаху. Когда кувшин был почти под горлышко, вернула деревяшку на место и погладила пузатый бок:

- Ну, выпить всю вряд ли, но понадкусать... Так, пора заканчивать с бардаком и можно приступать к ужину. А то мумии прогорят скоро, а тащиться за дровами мне лень... Рэмзи, Цербер! Хватит жопы греть, тащите головы сюда. Фас!

Конечно, двух гигантских угольно-черных доберманов никто из Ада не призывал. В свое время хозяйка подобрала щенков, скуливших рядом с подохшей от голода сукой. Выходила, обучила. И теперь гоняла по мелким поручениям, изредка разрешая порезвиться во время очередной зачистки. Потому что когда в одиночку в келье надираешься спиртным, воняя на всю округу горелой амуницией – за это утром получишь выволочку. А когда делаешь это в компании псов – то вроде как не пьянство, а проповедь и спасение заблудших душ.

Сегодня наводили порядок на заброшенном кладбище. Стоит признать, что вне отбитых у нежити территорий, все кладбища заброшены. Некому ухаживать. А когда за покойниками не присматривают, они начинают вылезать из могил и нарушать установленный порядок. Вот и катались изредка небольшие отряды, пускали “огненного петуха” по округе. Агнессу приглашали редко - не ее калибра шабашка. Но если звали, никогда не отказывалась. Мумифицированные зомби - лапушки. Ходят медленно, бормочут что-то себе под нос и почти не кусаются. Идеальная клиентура.

О том, как это мертвечине получается выводить рулады – женщина особо не задумывалась. Конечно, официально Церковь отрицала магию и валила на происки Падшего. Хотя одновременно с этим пастухи паствы с удовольствием пользовались различного рода омолаживающими элексирами и конским возбудителем. Потому что монастырь – он большой, монашек много, а вечерами скучно. А если кто и забеременел, то исключительно по воле Господа. Непорочное зачатие, книжки читать надо, бестолочи.

- Так, давай еще поворошим чуть-чуть, чтобы угольки наружу. И у меня тут сосиски были. Перченые. Как раз под вино хорошо пойдут.

Вздохнув, Димитро предупредил:

- Я за второй телегой не пойду на ночь глядя. Поэтому давай ограничимся тем, что уже у нас есть.

- Само собой. Продолжение банкета – завтра. Вернемся домой, народ порадуем... Давно голышом псалмы с монастырской стены не орала. Надо будет вспомнить, как оно... Когда солнышко встает, когда роса на каменных стенах. Когда ветерок снежинки несет... И все хором: «Ангелы с высот небесных»...