Самый лучший день

Когда случайно зацепившись пальцем и указателем, переходишь на посты от знакомых своих знакомых в какие-то неизвестные дали и читаешь про повторное цветение климатисов, и вдруг понимаешь, что ничего не знаешь о жизни, плохо разбираешься в цветах, и тех, и других, да и в сущности не особенно и хочешь в этом разбираться,  нужно быстренько вернуться к привычному и понятному, и прочесть что-то насквозь лично тебе приятное, таким образом, приподняв собственную самооценку.

Я вернулся.

Меня, например, всегда очень трогает поваренная книга. С детства. У нас было несколько советских поваренных книг. Сталинская, такая краси-ивая, такая ска-азочная, сплошные слюни и щенячий восторг, и брежневская, по-немецки лаконичная и прагматичная, без изысков, все, что нужно простому советскому человеку. 

Варить ту же курицу можно по-разному. Очень по-разному. По-разному можно приготовить лапшу и макароны. А картофель, тот, настолько богат на разные способы и разные температурные режимы, что просто слов не хватает.

У меня.

Так получилось, что я соединил собой две разные культурные традиции. Впрочем, каждый ребенок это делает. Именно поэтому семья рождается там, где есть дети. Они творчески перерабатывают родительские заблуждения в свои собственные.

Так все и идет. 

Родители встречаются, любят друг друга, а дети впитывают и радуются, что впитывать нужно не так много.

Так вот, я вспомнил о маминых блинах и о бабушкиных блинах. И те, и другие люблю. Мои сыновья мои блины не любят. Я их готовлю редко. Зато они могут много и вкусно рассказать о чебуреках, особенно постных и полезных для потраченного на разные глупости здоровья.

Бабушка готовила блины по-деревенски, то есть быстро, много и из дрожжевого теста. Быстро обмазывала кусочком сала огромную чугунную сковороду, которых теперь не выпускают в принципе. Ни в гранитном, ни в чугунном исполнении. Как не выпускают теперь сливочного масла и куриных яиц, того масла и тех яиц. Трудно найти сегодня и муку, простую рыхлую, с большим количеством клейковины. От того и тесто не получается таким, как нужно, кремовым. Белым, розовым, темным, серым, фиолетовым, зеленоватым тесто еще можно сделать, а кремовым трудно. У бабушки получалось. Из под ее рук выходили плоские подобия солнца, огромные по размеру, смазанные сливочным маслом так, что с них текло и вкусные до невозможности оторваться.

А мама каждый раз пекла блины тоненькие и по-настроению. Она ужасно много знает рецептов и любила экспериментировать, проверяя на ребенке достоинство и недостатки. Мамины блины были невероятны. Сквозь них можно было увидеть солнце и небо, разглядеть звезды, но много их не бывает и не бывало никогда. Их нужно выпекать часами, чтобы было хоть что-то, что можно съесть. Любимым делом было проснуться, принюхаться, сползти потихоньку с кровати, добраться до тарелки, взять и тихо уползти обратно.

Я люблю и те блины, что от бабушки, и те, что от мамы, но сам готовлю чебуреки. А мои дети и чебуреков не делают, а любят пиццу и любят гамбургеры или чизбургеры, или еще какие-то геры, потому что объединяют собой разные культурные традиции и упрощают свою жизнь. И, наверное, это хорошо.

***

Как пропан и бутан,

когда прошлое и вчерашнее,

выгорает синее пламя,

и пропадает день,

Жизнь сгорает в этих синих холмах,

на наших глазах, сливаясь

с настоянным и настоящим,

заваренным в пиале,

выпавшим, пузырями на самой макушке,

в чаинках по краю.

Ты знаешь, как часто я вылетаю

из этого сладкого сна?

 Как часто грущу и летаю?

Что слава, когда

нет будущего и просто объема?

Что тишина,

когда тех, кого помнишь не стало?

Что-то рядом мелькнет

 протает,

пропадет, промелькнет и исчезнет.

Бесследно.

И глоточками, мелко, сквозь зубы,

испарит, истечет, отражаясь.

И останется мелкая взвесь,

И вселенная, вся, без изъятий.