К вопросу воспитания
Автор: Александр ГлушковТакое нежно-шепотное, безгранично широкое… Очень чувственно, тонко... Мурашками покрылась от нежности смысла...
Госпожа L.
У принца вытек глаз. Жалко и так подло. Главное, что произошло это внезапно и как-то неожиданно, неуправляемо, как-то. И глаз – вытек, сам по себе, то есть, вытек совсем и навсегда. Выпал, как куриное яйцо на сковородку, желтком вниз, а белком по всему железу. По всей его ребристой поверхности. Внутри этого белка отчетливо и страшно плавал зародыш и сгусток крови, такими, почерневшими «махрушками», такими, довольно компактными и неприятными, «прожилками». А глазница принца «зияла». Фу.
Зато, другой глаз остался на месте. Синий, пронзительный, вопрошающий.
Как в танце с белоснежной чайкой. Много вороньего крика и немного дерьма, хоть и белого, но весьма пахучего. Зато – море. Море! Где моя чайка, мой верный и нежный друг? Где она?
И все-таки, почему вытек глаз? На минуту отвлечься нельзя, ни на одну минуту нельзя отвлечься. Так-так. Смотрим…
Больше всего во всем этом сюре меня волнует интимная стрижка, делать или не делать, м? Принцы приходят и уходят, а стрижка... Ладно, что там у них, будем разбираться.
Так. Встретились. Познакомились. Пошли гулять. Да, поздно, и район не самый лучший, но «что такого»? В принципе, нормальный район, не хуже, чем у других. И что? Принц все хотел в переулок свернуть или постоять без дела.
Ага. И что?
Оставила я их под фонарем на «пощебетать», улица была пустынной, ничего, как говорится, не предвещало. А вернулась и на тебе: принц - уже без глаза, и девица уже - в обмороке, а бедного принца, уже, обступили «темные личности». Откуда только они взялись на мою голову?
«Откуда, откуда, да из подворотни»,
куда этот «принц» хотел завести мою девицу. А ведь под фонарем девица была в самом, что ни на есть, выигрышном свете.
О, каламбур, однако.
И, тем не менее, платье просвечивало, где нужно, а где не нужно, фигушки, глазки сияли, ресницы трепетали и казались особенно пушистыми и мягкими. Линия декольте и плеч, ткань, струящаяся у бедер и обтягивающая талию, естественно, тонкую и хрупкую, что еще нужно? Все в самый раз, чтобы заметить ее нежную и такую ранимую душу, разглядеть в ней тонкую чувственность, рассмотреть ее доброту и ласковость. И «на тебе».
Принц. Тебе, дружок, ничего доверить нельзя. Кому ты теперь нужен такой? Что молчишь? Молчит он! Зараза! Спасай теперь его!
«Глаз принца выскользнул из пальцев и упал на щербатую мостовую, весело подпрыгнув несколько раз на серых булыжниках, он еще немного, по инерции, прокатился, пока не остановился, закатившись между двух грубо обработанных камней.
- А, - заорал принц, - а!!! Мой глаз!!! А! Гады, я теперь у вас, у всех глаза повысасываю!
- Ха-ха-ха, - засмеялись оборванцы.
Ну...
- Ты, милсдарь, такой забавник, - сказал, посмеиваясь, лысый, жилистый тип, раскручивая в левой руке гирьку на веревочке, - такой шалун, - продолжил он и весело оскалился.
Зубов, многих, у него, естественно, не хватало. Зато брови росли густыми кустами над маленькими, злыми глазками, срастаясь над переносицей горбатого носа в волосатое гнездо. Абсолютно лысая голова и это мохнатое гнездовье дисгармонировали друг с другом, поэтому производили крайне неприятное, отталкивающее впечатление. С вращающейся гирьки слетело несколько теплых, темных капель.
– Ты нам, твое сиятельство, не глаза, ты нам лучше…
- Хы… ха… так…
- … отсоси…»
Все мужчины - грубые и неотесанные болваны.
А где-то в космосе, на планете, медленно скользил по гравийной дороге «Урал», заваливаясь в очередную яму на обочине. Водитель этого «Урала» лихорадочно выкручивал руль в левую, противоположную скольжению, сторону и орал что-то непереводимое и маловразумительное непонятно кому. И мало-помалу, это помогало удерживать тяжелогруженую машину на полотне дороги, мало-помалу вытаскивало ее из глинистой ямы, до краев заполненную ржавой водой, разбухшей глиной, размокшими листьями, личинками комаров и сотнями бегущих куда-то водомерок.
И все же…
Нет, в нашем отечестве далеко не уедешь, здесь нужен другой подход и другой транспорт. Лошадь, лучше всего, монгольских кровей, они выносливее. Или ггиня, чтоб кровь с молоком, ж*па в три обхвата и груди с пятидесятилитровый бидон. Все остальное не подойдёт по факту.
Отчего так?
Хочешь полюбить и не можешь. Полюбил и не можешь, тоже. Ничего не можешь. Мы, вообще, что-то можем?
Нормальную енщину, к напримеру, никакая работа совсем не интересует, кроме откровенных «эмансипэ», да и им только дай возможность, так тут же, даже, думать забудут. Сотрут, как помаду с губ влажной салфеткой и выкинут саму идею карьеры и работы. Так что…
Нет, добиться признания от мужчины, что она умнее, лучше, красивее, талантливее, достойнее – это никуда не деть. Тем более, что это и правда. Умные всегда управляют активом. Направляют. Заботятся о вложении. А делает – актив.
Надо просто делать. Нет, не так – ДЕЛАТЬ. Ага. Усилить нужно и произнести сочным басом или темпоральным баритоном. Ой. «Бом. Бом». Вечерний.
Зачем мужчины работают? Делают? Зарабатывают? Да? Для этого? А женщины тогда зачем? О. Ничего себе. Для этого. А любовь? А. Ну, понятно. Понятно, говорю. Все понятно. Да-а. Сильно.
Или живи с удовольствием, наслаждайся или получай, так сказать, от жизни. Хочешь рисовать – рисуй, хочешь петь – пей, хочешь писать – делай.
Ну, допустим. Допустим. Смех без причины… Радость без причины. Удовольствие без причины. На-сла-жда-юсь.
Непременно будет «хрясь». Чем дольше, тем серьезнее, размазаннее, длиннее. Или чаще. «Хрясьхрясьхрясь».
«Дыши ровно».
Не влюбляясь. Спокойно. Уверенно. Планомерно. Накопи. И наслаждайся. Все равно «хрясь» будет.
Мы, вообще, что-то можем? Вот, например, вы своей судьбой управляете? Да? В смысле? Давно запланировали? О как. И что? Гениально.
Запланировали заработать и заработали, запланировали завести ребенка и завели, запланировали съездить в Турцию и поехали. Охохо. А я так не могу.
Запланировала. Заработала. Накопила. «Хрясь».
Завела. «Хрясь, хрясь».
Полюбила – вообще, капец. В смысле, здорово и не запланировано. И раз. Снова нужно зарабатывать, копить, заводить.
Ну, не понимаю я – это что, все?
Да что вы говорите? Увы, увы.
Спасибо.
Ничего, что мы сами не можем. Ничего. Совсем.