Хочется экзотики
Автор: Влада ДятловаНа мой мало просвещенный взгляд большинство фэнтези (да и фантастики в некоторой мере) построено на базе двух мифологий: с одной стороны усреднено европейской, в разных пропорциях сочетающую кельтскую и скандинавскую, с другой стороны условно славянскую (почему условно, да потому что о славянском язычестве мы имеем весьма туманные представления; а «новодел» мне не очень нравится).
Вот тут, дорогие друзья, уже можно дальше не читать, а вступать в долгие бои с моей феерической бестолковостью. Я внимательно послушаю.
А тем, кто переступив через себя, читает дальше, то сообщу, что хочется мне странного, типа сгущенки с квашеными огурцами. Или лимонов с солью. А, не! Это не странное, но нужен еще один ингредиент, чтобы все стало правильно.
А мне хочется чего-то экзотического в основе сеттинга текста. Типа вот такого:
или
или
Ну, это так, навскидку. Я вовсе не настаиваю именно на этом. В мире есть столько интересного, прекрасного и ужасного.
Я знаю прекрасных авторов, у которых есть такие тексты. Мало того, они еще и умеют вдохновенно рассказывать о том, что составляет фон сеттинга. «Не будем называть кто, хотя это был слоненок» 
Я точно знаю, что была заворожена, общаясь на околотекстовые темы, тем сколько интереснейших вещей знают эти авторы. Очень давно кто-то сказал, что, чтобы написать две тысячи знаков надо прочитать по крайней мере двадцать тысяч знаков. А кто-то может принести тебе это знание за просто так. Разве это не прекрасно?
Не жадничайте, делитесь интересным и отрывками!
Мне, как зачинщику, стоило бы тоже что-то предложить. Но в основном у меня тот самый условно усредненный европейский сеттинг или «гой-еси, красно солнышко».
Разве, что из черновиков, которые могут и не стать текстом, вы захотите угадать, какую религию и мифологию я так извратила.
У меня все герои приходят сами, я редко, что могу придумать. Эта пришла вообще из-под
И у меня с пониманием ее большие сложности. И шапочка у нее другая, с ушками, за которые она косы закручивает во время боя, говорит хорошо защищает.
Паучком-плавунцом скользило время по янтарю-времени. Проскочила жизнь яркой звездой в небе. А теперь тянется безвременье. Или все всевременье... Так и не прошла по волосяному мосту. Задержалась, задержала пока вежи, кони, люди уходили туда через реку, вдаль, в жизнь. Дети уходили, кровь ее уносили во всевременье. А она и еще дюжина остались. Знали, что позади лишь волосяной мост. Первая стрела пришлась в бедро — с колен стрелять тоже можно. А вторая уже под ключицу — лук не натянуть, не подняться. И бубен в руки не взять, но можно еще стучать, скрести по нему левой рукой. Услышали там, на третьих небесах, откликнулись. Туда, на третьи ей не уйти, закрыть бы глаза, обернуться ко всему спиной да идти через волосяной мост, надеясь не оступиться. Там юртю белая, в ней очаг теплый, забытье, забвенье — да только дети, кони, вежи не далеко еще ушли, нагонят их. Кто кровь ее, жизнь ее, дальше понесет тогда?! И смотрела она в прозрачное небо, слабеющей рукой стучала по бубну:
— Услышьте меня, предки! Я — кровь ваша лютая, горячая степная! Не дайте мне уйти навсегда в землю! Услышьте!
Услышали, ответили. Ветер ураганный нес пыль в лицо врагам, швырял перекати-поле. Ливень размывал землю, оскальзывались их кони.
Вражий кан остановил своего коня над ней. Долго смотрел, как расползается красная каемка по мокрой земле, как скребут ее пальцы кожу бубна. Она глаза не закрыла, смотрела в небо, низкое мрачное.
Тонкой красной струйкой вытекала по щеке на раскисшую землю жизнь, отсчитывали капли окончательные мгновения. Набухали на губах кровавыми пузырями последние слова:
— Моя кровь будет жить на моей земле, а твоя сгинет, в пепел, в грязь уйдет. — Но вряд ли он смог расслышать ее последнее проклятье. Спешился, отбросил ногой колчан со стрелами подальше, а бубен осторожно — ножнами, чтобы не прикасаться, присел на корточки над ней, разглядывая татуировку на лбу:
— Ты сильная, смелая. Достучалась до небес. Хорошая будешь служанка. Поставлю здесь камень, а ты охранять будешь до скончания веков мою землю, — и позвал кого-то взмахом руки.
А семечко что под поясом ляльки, под самым сердце спрятано в ворохе сваляной шерсти не нашли. Маленькое такое семечко.
«Твою не буду! Не твоя она! И не служанка я тебе, ворог, своей земле — защитница». — Только он ее не услышал.
Похоронили, как водится, ляльку-стражницу, у которой лицо крест на крест перевязано, руки скрещены-связаны, в плахте семена полыни горькой зашиты, на грудь положили. А сверху камень! Девку камяную, охоронницу поставили. Не вырваться.
***
Иногда приходят те, что «слышать» могут. Просят. Своим она никогда не отказывает. Немного может, но бубен-то под левой рукой. И семечко под поясом связанной ляльки все еще живое. Что может, то и делает. Живите, радуйтесь, кровь моя, жизнь моя. Землю берегите. В ней сила наша.
А среди тех, что чужие — дурной славой холм ее полнился. Водило-морочило в чистой степи, вокруг одного холма. Мерзли-мерли застигнутые снежным бураном. Упивались до безумия, друг-дружку перебив. Не много она может, не достучаться ей уже до третьих небес, не уйти к белой юртю в нижний мир. Но земля, она отвечает, вдвоем тоже можно бороться.
Из тех, что к ней приходили, были ведающие и просто слышащие. Ведающим проще помочь, им лялька-стражница вовсе не помеха, наоборот подспорье. Слышащие — тут уж как услышат, что поймут...
Такой увидела ее Branwena Llyrska
А я все равно не «ведающая», а только «слышащая», старенький ламповый приемник. Может надо лимона, соли и основной ингридиент ей предложить, да сесть обстоятельно так. Или кумыс? Я его никогда не пила, не знаю...