Сектор Газа
Автор: Дмитрий Манасыпов- Ты, бабулька, не горюй
Отрублю Кощею…
Ну, вы знаете.
Не знаете? Вы не жили в девяностых, точно вам говорю.
«Сказка» заходила почти всем, включая завучей в нашей школе, как-то попавшихся на прослушивании у себя в кабинете. Случайно зашел, что-то там спросить хотел. Меня выгнали и долго ругали за неумение постучать в дверь. Хотя почему нужно стучать в дверь рабочего кабинета образовательной организации посреди учебного дня до сих пор непонятно. Само собой, так и захожу до сих пор, нарываясь на недовольство очередного завуча. Только что теперь мне почти сорок и завуч у нашего сына.
Юра Хой был самым настоящим рок-н-ролльщиком девяностых. Он пел просто и понятно, даже понятно тем, кому тридцать лет светило через полжизни, не меньше. И все слушали, пели и понимали, что можно спросить у стакана. И никто не задавал вопросов - почему БМП лязгнет траками, где ветер свистнет над бараками и вообще. Девяностые давили свою молодежь одной войнушкой за другой и локации уже не играли роли. Важнее было именно «домой», вот и все.
Обрез, наган… помните же, что доставал Иван? Вот то-то и оно, что не забудешь. «Сказка» вышла незаметно, сразу и куда до нее любому альбому «Зверей» или Моргена. Их не будет петь половина страны, даже если Рома Зверь как-то спел про районы-кварталы. «Кощей Бессмертный» будет бессмертным еще долго, а вот два кольта и две беретты уйдут из нашей памяти еще до наших внуков. Внуков тех, кто помнил и застал прабабушек в годы Юры Хоя, прабабушек, помнивших революцию с Гражданской войной.
«Сектор Газа» был простым, неискусным в музыке с текстами и очень доступным для всех, решивших послушать и потрясти головой, пока никто не видит. Юрий Хой был очень честным и его песня про бомжа передает весь ад, жупел и ужас лихих девяностых как никакая другая. Никто особо не хотел петь именно о бомже, то уходя в высокие материи а-ля Гребенщиков с его волом, исполненным очей, то желая рассказать о войне, где все же побывал, как Шевчук, то вдруг желая вернуться в святые и непорочные семидесятые, как Чиж-Чиграков с компанией. Юра просто пел, почти как акын, об увиденном.
И вот, что интересно: с конца восьмидесятых, под:
- Я ядренай как кабан
У мяня есть свой баян
«Сектор Газа» культивировал образ колхозно-брутального панка, не любящего ничего кроме сэма, сигарет, баб и веселых развлечений. Включая, само собой, мотоциклы. Ну, любил рассказывать смешные сказки про мертвяков, предвосхитив появление Короля с Шутом и их развеселого балагана на те же самые темы, верно. Но сразу после мрака девяносто второго, за годовщиной падения Совка, вроде так не любимого всеми неформалами СССР, Хой и со-товарищи регулярно пел о происходящем.
О дерьме, творящемся в жизни простых людей.
О аде, наступившем на его родине и без страшно-смешных упырей.
О чем-то хорошем, спрятанном среди примитивных злых текстов.
Наверное, как-то вот так и появляются настоящие рокеры, которых помнят спустя много лет после смерти. За честность, за правду, за вложенного себя в творчество, пусть оно и попахивало китчем, отдавало лютым матом с перегаром и порой воняло мертвечиной. Юра Хой не был лощено-декаденствующим, как братья Самойловы, не стал борцом с прищуром и профилем Шевчука, не пытался казаться кем-то высокодуховным как Бутусов и не особо кричал о революции, как Летов.
Юра Хой остался простым соседским гопником из ПТУ-31, бывавшим в обезьяннике, курившим за углом «Родопи» и пившим «Три топора». Ну, и еще немного служившим в той самой милиции. Он не казался кем-то, а просто был самим собой, простым и настоящим парнем с глубинки, взявшим и покорившим страну своей святой русской простотой..
И «Сказкой».
- Да мы Грозный под нее брали в первую… - пьяно проворчал комбат и перевернулся на своей скрипучей солдатской кровати, спрятанной под еле-еле стоящей бывшей коровьей фермой у села Аксай летом девяносто девятого в Дагестане, за три месяца до второй чеченской.
Так оно и было.