Послесловие: Стажер
Автор: Глеб КовзикПервоначальный замысел в рассказе "Стажер" несколько отличался от реализованного.
Во-первых, повествование начиналось не с планерки, где Верижников наконец осознал, что идея не может быть важнее его жизни и здоровья, а с телефонного звонка в институт культуры (прямо как в известном анекдоте). Мне показался слишком длинным и тягучим рассказ про его знакомство с основными героями и местом действия. Дабы избавиться от лишнего, я срезал начало и привел Верижникова к моменту, когда он уже "закипал".
Во-вторых, не предполагалось, что спецлиткомбинат будет заниматься производством именно жидкой литературы. Представлялся поток литературы макулатурного типа, "прочел - едва запомнил - выбросил", и эффект дает лишь массированная бомбардировка сознания этими книгами. Хотя реализованная задумка получилась более реалистичной: вместо продолжительного чтения человек получает всё от книги через её жидкое состояние.
В-третьих, в первой версии черновика концовка закрывалась не аварией на спецлиткомбинате, который в каком-то смысле доказал бесполезность их работы (как бы не прятали литработники и инженеры неприемлемые идеи и слова, они всё равно вырываются со свистом и паром), а раскрытием судьбы самого злобного персонажа, Фомы Каляки:
Фома Каляка очнулся в больничной палате. Врач тыкал в диагностическую аппаратуру, всё пытаясь что-то поднастроить. Подошел человек в штатском, чуть наклонился и приветственно улыбнулся. Женщина, кажется, медсестра, растерянно смотрела на Каляку, придерживала гостя за руку и шептала «Перестаньте, он же едва живой!»
- Товарищ Каляка, вы меня слышите? Меня зовут Олег Георгиевич, я следователь по особо важным делам.
Каляка попытался пошевелиться, но не смог. Он почуял неладное. Правая рука не слушается, левая тоже, ноги словно онемели. В душу проник ледяной ужас, сковал его сердце, Фома попытался закричать, но лишь скривил рот в немой позе.
- Товарищ Каляка? Вижу, вы очнулись. Прекрасно! Открыто уголовное дело за таким-то номером, и я вынужден вас опросить как свидетель. Пока что.
- Я ничего не сделал, - затараторил Фома. - Я ничего плохого не сделал, только поднял крышку, Кержак подтвердит…
- А Кержак, дорогой вы мой, пал смертью храбрых и награжден за проявленное геройство, - шаблонно произнес следователь.
- Но, но… Я всего лишь литработник третьей категории, у меня никогда не было опыта по утилизации литературного шлама, меня не должно было там быть, это всё требование Маклакова!
- Маклаков? А, начальник цеха, он тоже погиб, прямо на рабочем месте. Погибло много литературных работников, к счастью, ущерб терпимый и всё восстановится, страна стойко перенесет утрату. Директор, между тем, предоставил исчерпывающий ответ на произошедшее, пожелав нам крепко бороться с саботажем.
- Но, но! - заикался в ужасе Фома. Следователь не унимался:
- Из всей бригады вы единственный, мой голубчик, кто сумел спастись. И это обстоятельство возбуждает у меня большие вопросы.
В-четвертых, в первоначальной рукописи более подробно описана работа на спецлиткомбинате, а также его предназначение.
- Учтите: мы предприятие особой важности. Наша литература имеет стратегическое значение. Враг не дремлет и пашет в три смены, посылая к нам зашифрованные культурные смыслы. Но и мы пальцем не деланные, так что агенты влияния успешно выявляются, а культивирование наших смыслов следует в полном соответствии с утвержденным планом.
---
Стоя на специальной сцене, Дурноглядов жестикулировал и растолковывал стажеру, что, как и почему:
- Перво-наперво к нам привозят литературное сырье. Произведения признанных авторов, книги, справочники, рекомендации, методические указания, формуляры и инструкции, шаблоны, заготовки. Они хранятся в складах вот здесь. Затем сырье отправляется в цех номер один. В нем литературные работники второй категории занимаются подготовительной работой: дроблением, измельчением и грохочением нарративов. У этих парней самая тяжелая задачка. Литературная руда сепарируется на фракции, их отправляют вот туда, - рука Дурноглядова указала на второй завод. – Это цех номер два, где идут процессы обогащения. Там ты будешь работать. Ну а после обогащенное сырье направляется в биореактор. У нас их два: высокой материи и упрощенной культуры.
Казалось, на разъяснения Воприкову ушла целая вечность. В желудке громко урчало. Дурноглядов отвел стажера в цех номер два, познакомил с Хватовым, предостерег от переработок для новичков и куда-то быстро исчез.
***
Мой внутренний критик недоволен получившимся результатом. Рассказ вышел несуразным, а персонажи скорее безликими; некоторые из них словно копии других. Слишком фрагментарно и совсем мало показан внутригрупповой конфликт между новеньким и ветеранами производства. Августов, Каляка, Кержак и Нужин - бесформенная масса, ноющая и озлобленная на жизнь, уверенная в том, что выслуживание и терпение (на самом деле, смирение) приведут их к успеху. Из этого тоже должен был большой знак вражды.
Мне хотелось, чтобы Верижников ударился головой об лицемерие бравирующих высокопарностью и духовностью людей, увидел, как их работа бесполезна и неэффективна, и от этого у стажера возникло бы внутреннее сопротивление. Взгляды Верижникова, плохо описанные в рассказе, не до конца объясняют читателю и читательнице, что в самом начале Верижников был скорее таким же, как бесформенная масса из его бригады литработников. Но Верижников понимает, что за одни идеи стоит бороться, а другие стоит выбросить в мусор, его коллеги этого понять не смогли и от смирения сами превратились в шестерни и шестеренки бездумной машины по производству низкопробной идеологической писанины.