Субботний отрывок

Попробую последовать затее Марики Вайд и начать выкладывать по субботам избранные отрывки. Считать ли это самопиаром? Ну... Ссылок я давать не буду, обсуждать предлагаю отрывок как таковой, вне общего контекста. А в остальном любой ведь пост -- в каком-то смысле элемент самопиара, не прямо -- так косвенно.

Сначала портреты собеседников -- правда, Танька тут года на три моложе, а Родри -- несколькими днями позже.

А теперь отрывок -- их разговор на борту корабля.

Танька сильно волновалась: предстоявший разговор мог оказаться очень тяжелым. А вдруг Родри до сих пор надеется, что его родители остались в живых, что они нашли себе приют на Авалоне?

Гленские землеописатели уже три десятка лет старательно обследовали и сушу, и море, моряки вовсю пользовались начерченными ими картами, но очень многие жители Придайна по-прежнему верили в реальность волшебного яблоневого острова. Верили и искали его, и не только в море, но даже на суше – кто возле захваченного нортумбрийцами Кер-Луэля, кто на Мейкаловом холме в Мерсии под Кер-Ваддоном. Иным Авалон чудился в давным-давно известных и облазанных вдоль и поперек островах: северянам Алт Клуита – в покрытом зелеными лесами и лиловыми вересковыми пустошами Инис-Манау, жителям камбрийского Гвинеда – в славной древними священными рощами Моне.

Думнонцы имели на этот счет собственное мнение: остров Авалон лежал на закатной стороне, за скалистым и почти безлюдным Эннором. В последние годы среди них распространилась новая легенда: будто бы именно туда, на Авалон, уплыли прославленный плут, весельчак и защитник бедняков Робин Добрый Малый и его жена, знаменитая героиня саксонской войны Мэйрион-озерная. Бродячие певцы – и бриттские барды, и англские глеоманы – быстро переложили легенду на стихи и разнесли по всему Придайну. С каким же трепетом однажды услышала такую балладу Танька из уст забредшего в Кер-Сиди думнонского барда, с какой радостью опознала в ней слог старого знакомого Эрка ап Кэя! Как же отчаянно хотелось тогда поверить во всё, о чем пел седой одноглазый бард, – в благоуханные яблоневые сады, в музыку незримых крутов и арф, в чудесную встречу Робина и Мэйрион с королем Артуром!.. Но, увы, она знала правду – а правда эта если и оставляла какую-то надежду на спасение Робина и Мэйрион, то совсем крошечную, почти призрачную. Сама же Танька ни в какое их спасение и вовсе не верила – хотя бы потому, что помнила, как эта легенда рождалась – на ее глазах и даже при ее участии. А еще – потому что пропавших так и не смогли найти – ни живыми, ни мертвыми. Робин и Мэйрион исчезли бесследно, словно маленький куррах Лэри О'Лахана и в самом деле ушел по Прямому пути за круги мира, как корабль сидов в маминой сказке о Срединной Земле.

Вот и пришлось просить у Родри время, чтобы «собраться» – не столько вспомнить давние события – разве же такое позабудешь! – сколько просто успокоиться и привести в порядок мысли. Но что и как ему говорить, сто́ит ли делиться с ним своими догадками или же лучше ограничиться виденным своими глазами, – этого Танька так и не смогла для себя решить. А Родри стоял за спиной у Серен, напряженно всматривался Таньке в лицо и ждал. И, конечно, всё это не могло продолжаться бесконечно.

– Господин Родри, – вымолвила наконец Танька, – когда ваш отец вез нас в Керниу, по дороге он простудился и тяжело заболел...

Взгляд Родри помрачнел.

– Значит, он все-таки умер?

– Я не видела его мертвым, – честно ответила Танька. – Дело в том, что...

И запнулась. Как же мучительно было воскрешать в памяти те жуткие события!

– Дело в том, что госпожа Мэйрион... – превозмогая себя, выговорила она наконец. – То есть ваша матушка... Она посадила его в лодку и отправилась на Авалон... Ну то есть это она так думала, что на Авалон – на самом-то деле за Эннором ничего нет... Она была не в себе тогда... – окончательно смешавшись, Танька замолчала.

– Матушка... – горько усмехнулся Родри. – Да, она была такая. Бывало, что и чудила.

И он тоже замолчал.

Танька смотрела на него, а перед ее глазами сейчас стояло совсем другое лицо – старой ведьмы Мэйрион: серое, изборожденное морщинами, обрамленное взлохмаченными седыми космами – и исполненное лютой ненависти. «Эй, обернись, вороненок!» – как наяву прозвучал вдруг в памяти скрипучий старческий голос, и Танька невольно содрогнулась. Как же хорошо было, что сын ничем не напоминал мать!

А потом Родри прервал молчание.

– Спасибо вам, леди, – вымолвил он и поклонился.

Это было настолько неожиданно, что Танька растерялась.

– Но за что, господин Родри?.. – с недоумением пробормотала она.

А тот вдруг хмыкнул – совсем по-отцовски – и пожал плечами:

– Разве непонятно, леди? Вы ведь подарили мне надежду.

По правде говоря, до конца Танька этих слов так и не поняла. Однако уточнять она не решилась, лишь кивнула в ответ. А Родри, вновь поклонившись, вдруг повернулся и поспешил прочь, к жилой надстройке.