Кто графоман, а кто мимо проходил?

А у вас было такое?

Встаешь ты утром, никого не трогаешь, собираешься на работу. Или идешь по улице, делаешь дела... И вдруг: видение! Ты отчетливо видишь своих героев, события с ними. Видение настолько яркое, что приходится остановиться, сесть на лавочку и ждать, пока видение закончится. Или вовсе спустя много лет ленивого ковырянья в задумке наконец видишь развязку своей истории — к чему шли герои, как все их жизни сжимаются до тончайшего острия ангельской иглы. И — тебя штырит. Ты еще не знаешь, как именно герои к этому придут, но уже ощущаешь поступь катарсиса. И тебя натурально трясет от увиденного.

Писать истории — это все равно что погружаться в бурную реку, где полно грязи, колючих камней, хрустящих ракушек, но также есть и рыба. Ты идешь, падаешь, мокнешь, режешься — и ловишь рыбу голыми руками. Потом глушишь ее. Она вырывается. Ты вновь ныряешь за ней. В твою ногу клешнями цепляется рак. Ты прыгаешь на одной ноге, пытаясь его сбросить, попутно удерживая склизкую капризную рыбину. И наконец выходишь на берег. Рыба с тобой. Но ее еще надо очистить, нарезать, замариновать и приготовить.

...а у тебя с собой даже ножа нет!

И ты идешь, собираешь хворост и мучительно разводишь костер без кресала, чтоб для начала согреться, а потом уже думать, как сделать нож и почистить эту несчастную рыбину.

Мастеришь нож год, мастеришь два. Рыба к тому времени протухла. Давясь ее вонью, ты убеждаешь себя: но ведь рыба-то хорошая, годная! Лишь чуть-чуть заветрена. А потом, впав в отчаяние, вновь бросаешься в реку: вдруг тебе попадется такая же или хотя бы на четверть хуже этой, выловленной много лет назад в муках, крови и боли? Ну, на три четверти, на половину, на пятую часть!.. А ловишь совсем другое. Даже не рыбину, а какого-то странного моллюска, которого неясно как открыть, как готовить. Или, быть может, все-таки есть сырым?

Выходишь на берег, и вновь начинаются поиски ножа.

Графоман устроен проще: он возьмет любую палку и будет ей отчаянно колотить рыбину, глядя, как из нее вываливаюся глаза, разбитая в лепешку печень, желчный, плавники, жабры, сердце, куски растерзанного мяса... Что-то из этого, может быть, наверное, пригодно в пищу. Но графоман собирает всё — мясо, шкуру, кости, чешую, желчный, горечь у хребта и кладет в котел, где все это усердно варит, пока оно не раскиснет в горькую кашицу. Да, там будут плавать сочные кусочки мяса. Но велика вероятность, что во всем этом вареве оно безнадежно испортится. Но если вы — гурман, вы знаете, как выловить это мясо и съесть его с некоторым удовольствием. И даже по нему понять, какой рыба была изначально, прежде чем ее так испоганили. Однако зачем, когда есть более умелые кулинары?

Но откуда эти кулинары берутся?

Они начинаются с котла, куда забросили всё подряд. С графомани. С творческого поиска. И даже самый-самый шеф-повар вынужден время от времени возвращаться туда — в состояние графомана. В ином случае не только рыба протухнет, но и он сам. Руки начнут отваливаться, чего доброго. Или станут расти не из того места.

Так мало того — графоман еще и ловит удовольствие в процессе. Ему нравится выписывать буквы, сталкивать персонажей и смотреть, что из этого выйдет, не загадывая особо заранее, не вкладывая великих смыслов, а просто экспериментируя. Вот те же текстовые ролевики — самые графоманистые графоманы. Они ощущают в творчестве максимальную свободу.

А есть еще клинические графоманы. Это те, кто не просто лупит рыбу палкой. Так они еще беспорядочно пихают в котел всё кругом: песок, шишки, камешки, крокодильи зубы, жирафовы слёзы... Всё и без разбору, без особой структуры и смысла.

А есть — коммерческие писатели, эти копирайтеры от литературы. У них уже готов нож: быть может, примитивный, зато четко заточен, чтобы вскрыть брюхо рыбине, отсечь плавники под определенным углом, срезать голову, вынуть жабры, извлечь икру — и ни в коем случае не класть в котел! Читатель должен получить лишь строго выверенные ингридиенты. А икра, жемчуга и найденные в рыбе золотые монетки будут выброшены на помойку.

Есть еще мифический труЪ-писатель. Только он недалеко ушел от графомана. Он — заложник цикла: «искания рыбы — искания ножа — отмыванье икринок и жемчуга — судорожные попытки как-то приготовить и сохранить эти сокровища — новые исканья рыбы или хотя бы гарнира к предшествующей».

Путь бесчестный. Никак не благородный. Особенно когда есть удобный нож и рецепт, что отсечь от блюда, а что оставить.

Вот только и блюдо получится всегда одно и то же. С микровариациями.

Писатель, автор, литератор, борзописец, инженер душ...

Все эти термины лишены честности, претенциозны и напыщены.

Я выбираю «ГРАФОМАН».