Мои самые-самые любимые испанцы

Анри бросил быстрый взгляд на команданте, но вид задумавшегося Эль  Альмиранте вернул дона Себастьяна в тот весенний день 1658 года, когда  он впервые услышал о частном адмирале Анри Верне. Гранд тогда только  прибыл в Гавану из Севильи и в поисках службы обратился к  генерал-капитану Кубы и губернатору Гаваны сеньору Диего Ранхелю. Во  время обмена новостями сеньор Диего, кроме иного, поведал новоприбывшему  аристократу о молодом торговце, подписавшем ещё в 1655 году фрахтовый  договор, согласно которому для ведения военных действий против англичан  он обязался предоставить свои хорошо вооружённые корабли в распоряжение  генерал-капитана. За желание самолично командовать своей небольшой  армадой сеньор Анри Верн получил почётное звание «частный адмирал» и с  тех пор наносил противнику всё более ощутимый урон.

В то время дон  Кристобаль Арнальдо Исаси — бывший губернатор Ямайки, опять готовился к  встрече с полковником Эдвардом Дойли и набирал новое войско. Однажды он  уже безуспешно пытался отобрать у англичан оккупированный в 1655 году  остров, но после почти трёх лет партизанской войны проиграл битву в  Лас-Чоррерос. По совету сеньора Диего к бывшему губернатору Ямайки и  отправился дон Себастьян, жаждавший добыть славы и показать свою  доблесть и воинское искусство, добросовестно вбиваемое в него славными  учителями во дворце отца. Дон Кристобаль с удовольствием принял молодого  аристократа и предложил ему должность капитана небольшого отряда  ополченцев.

Ранним утром 20 мая 1658 года четыреста шестьдесят  семь солдат и около сотни офицеров погрузились на четыре транспортных  судна и в сопровождении трёх галеонов отправились освобождать Ямайку от  захватчиков.

В предрассветном тумане следующего утра они уже  высаживались в устье Рио-Нуэво. На второй день высадки их обнаружили три  корабля английской береговой охраны. Всё время, пока шёл морской бой,  солдаты и офицеры продолжали разгружать транспортные суда, снимать с них  пушки и укреплять последними возводимый оборонительный редут.

Испанцам  не удалось утопить англичан. Получив незначительные повреждения, те  поспешили убраться восвояси. Дону Себастьяну было ясно, что преимущество  потеряно, потому как вскоре враг будет знать не только их  местоположение, но и количество. Стало быть, встреча с нынешним  губернатором Ямайки — лордом Эдвардом Дойли, будет для испанцев менее  приятной, чем планировалось.

Предчувствие не обманули – уже на  рассвете 25 июня показались паруса десяти английских кораблей. Бой был  неравный, и серьёзно пострадавшие испанские галеоны вынуждено отступили.  Дон Себастьян с бессильной злостью наблюдал, как, захватив безоружные  барки, англичане высаживали на берег солдат под прикрытием корабельной  артиллерии. Армия полковника Дойли значительно превышала спрятанное за  редутом войско испанцев даже с учётом тех пяти десятков, прибившихся к  нему партизан. Попытавшиеся помешать высадке испанцы были атакованы с  кораблей и тут же ретировались за свой редут.

Воодушевлённые этим  англичане сняли с кораблей тяжёлые пушки и вместо того, чтобы штурмовать  редут, стали безнаказанно обстреливать его из мощных орудий, коих не  было у испанцев, и чья слабая малокалиберная артиллерия могла лишь  бессильно давать о себе знать редкими выстрелами, но не более. Даже  самому твердоголовому оптимисту в быстро редеющем войске дона Кристобаля  было ясно, что конец близок, а путь отступления захвачен врагом.  Но, видимо, святой Себастьян Римский — покровитель дона Себастьяна и  всех солдат — услышал молитвы своего тёзки и послал неожиданную помощь.

Никто  в испанском лагере не заметил приближения боевых кораблей торговца.  Грохот множества орудий, вдруг влившийся в мерную канонаду англичан,  прервал отчаянную молитву дона Себастьяна, готовящегося к неминуемой  смерти. Свист ядер, летящих на редут, прекратился. Дон Себастьян выполз  из небольшого окопа, прикрытого от палящего солнца ветками, и увидел,  как и другие испанцы покидают свои укрытия. Грязные измученные люди  вглядывались в сторону скрытого за частоколом моря, прислушивались к  уханью пушек и крестились. Всё ещё пригибаясь, дон Себастьян поднялся на  земляной вал и пролез через пролом в деревянной стене редута. Вытер с  лица пот грязным рукавом и глянул в сторону английского лагеря. Менее  часа назад он простился с жизнью, но сейчас, истово крестясь, посылал  своему святому слова благодарности. Окутанная облаками дыма армада под  торговыми и испанскими флагами, посланная Провидением явно по  заступничеству святого Себастьяна, била по ненавистным англичанам,  зажимая их эскадру полукольцом и тесня к берегу.

С высоты  земляного вала было видно, как солдаты лорда Дойли разворачивали часть  пушек чтобы оттащить их на пляж для защиты своих кораблей. Внезапно дон  Себастьян почувствовал прилив сил. Он вернулся сквозь пролом обратно в  лагерь и стал искать глазами дона Кристобаля. Но того нигде не было.  Воодушевлённый увиденным, дон Себастьян стал подавать команды уцелевшим  испанцам.

Пока молодой офицер, получивший своё первое боевое  крещение, собирал остатки войска, молодой торговец, уже не раз топивший  англичан и помогавших им пиратов, отдал приказ фрегату и бригу  обстрелять вражеские батареи, пока те не успели развернуться к морю.

Дон  Себастьян, вокруг которого уже собрались выжившие офицеры и солдаты,  подняв к небу шпагу, обратился к ним с пламенной речью. Он понимал, что  силы неравны, что англичан много, очень много, но теперь бог был на  стороне испанцев, и они это чувствовали. С каждым словом дона Себастьяна  рос и крепчал боевой дух стоявших перед ним людей. Испачканные землёй и  кровью, потрёпанные, голодные, уставшие прятаться и ожидать смерть, они  вдруг обрели уверенность в своей правоте. Даже раненые, но способные  держать в руках оружие, присоединились к тому, что теперь снова можно  было назвать войском.

— Мы испанцы, и с нами Бог! – кричал дон Себастьян.

— Да! – гулким рокотом ответили ему две сотни глоток.

— Мы утопим англичан в их же крови! – призывал аристократ.

— Да! – перекрывая пушечную канонаду, неслось в ответ.

— Мы вернём Испании Ямайку! – голос гранда звенел, как стальной клинок.

— Да! – ещё сильнее отзывались люди.

— Веди нас! – сказал дону Себастьяну один из офицеров.

И он повёл...

— Сантъяго! Сантъяго и а эйос!  – разнеслось над лагерем испанцев, и они побежали по равнине чёрным  потоком, сметая на пути опешивших англичан. Далеко впереди громыхали  корабельные пушки, застланные от жадных глаз густым сизоватым дымом. Дон  Себастьян не ощущал течения времени. Весь забрызганный кровью, он рубил  и колол направо и налево. И только уставшее до изнеможения тело  выдавало, что бой был долгим. Услышав впереди испанскую речь,  остановился. «Мы победили!» — понял вдруг он и оглянулся. Обессиленные,  замызганные грязью и кровью испанцы втыкали в землю пики и шпаги и  радостно кричали, упав на колени и подняв к небу руки...

После  того, как всем раненым была оказана помощь, подсчитаны потери обеих  сторон и похоронная команда стала предавать земле убитых, началась  погрузка на корабли. Благо, что удалось не только вернуть испанские  барки, но и захватить больше половины английских фрегатов.

Пока  люди частного адмирала Анри Верна спешно ремонтировали свои и призовые  корабли, готовя их к битве за форт Кагуэй, сам Эль Альмиранте готовился к  беседе с полковником лордом Эдвардом Дойли.

Сеньор частный  адмирал на допрос пленённого лорда Дойли пригласил дона Кристобаля, уже  мнившего себя вновь губернатором Ямайки, и дона Себастьяна, ставшего не  только героем битвы, но и правой рукой дона Кристобаля. Вот тогда-то дон  Себастьян, уже умытый и в вычищенном колете, впервые встретился с Анри.

Наблюдая  за сеньором частным адмиралом, ведущим допрос, дон Себастьян невольно  восхищался этим простолюдином, подсознательно сравнивая себя с ним. Они  были примерно одного возраста, но какая огромная разница в достигнутом  между ними! Плебей, который, по дошедшим до дона Себастьяна слухам,  сошёл на берег Новой Испании без единого мараведи, через шесть лет уже  имел собственную армаду, славу и уважение во всех слоях Тьерра Фирме. Он  же, представитель высшей испанской знати, отказавшись от придворной  карьеры, стал искателем приключений. Получив офицерский чин от дона  Кристобаля лишь благодаря происхождению, едва не погиб в первой же  военной операции, и теперь он обязан жизнью этому плебею!

Дон  Себастьян едва следил за допросом. И не потому, что, в отличие от  сеньора Верна, не владел английским — один из офицеров «Победоносца»  успешно справлялся с переводом. Просто дону Себастьяну не удавалось  изгнать Анри из своих мыслей. Он чувствовал, что их встреча должна  переменить его судьбу, и это будоражило, разогревало кровь и пьянило  сильнее, чем бокал агвардьенте. Дон Себастьян вдруг понял, что должен во  что бы то ни стало разгадать, в чём секрет успехов этого человека.  Именно тогда и пришла мысль, что быть неподалёку от сеньора Верна,  участвовать в его деяниях — значит разделить его удачу. И ради этого  стоило забыть о разделявшей их сословной пропасти.

После того, как  был взят форт Кагуэй и почти без боя под испанскую корону вернулась  столица острова — город Сантьяго-де-ла-Вега, дон Себастьян распрощался с  губернатором и пошёл проситься на службу к сеньору частному адмиралу.

–  Я пришёл к вам с необычной просьбой, сеньор Верн, — гранд упёр взгляд в  стоявшего перед ним судовладельца, не смевшего поднять глаза на  представителя благородного сословия.

—  Чего желает ваше превосходительство? – Анри напрягся. Не имея  возможности наблюдать за лицом собеседника, он пытался в тихом и  бесстрастном голосе аристократа уловить проскальзывавшие интонации,  чтобы угадать настроение.

— У вас есть офицерские вакансии? – живые чёрные глаза дона Себастьяна изучающе буравили сеньора частного адмирала.

Вакансии  были. Среди офицерских потерь числился и погибший при абордаже командир  пехоты «Победоносца». Эль Альмиранте, как теперь, не сговариваясь,  называли Анри все его люди, не предполагая, что на самом деле нужно  этому высокородному сеньору, ответил кратко:

— Да, ваше превосходительство.

— Я прошу у вас место офицера на общих основаниях и даю вам право общаться со мной на равных.

Это  было более чем неожиданно. На службе у Анри уже были дворяне, но одно  дело идальго, чей статус лишь немногим выше его собственного, а их  имущество обычно ограничивалось тем, что они имели на себе. Другое дело –  испанский гранд, представитель наивысшего сословия, которое не только  имело право сидеть в присутствии короля, не снимая шляпы, но и  единственное смело называть Его Величество «братом». Даже Фернандо,  попав к Анри и попросившись к нему на службу, будучи в то время  наследником славного графского рода, дабы не смущать работодателя, скрыл  своё истинное имя и положение. Теперь же Анри оказался в сложной  ситуации: не будь он представлен дону Себастьяну, тот, по одному ему  известным причинам решив наняться на службу к плебею, мог утаить своё  происхождение, и вопросов бы не возникло. Различные предположения о том,  что могло толкнуть гранда на такой невероятный шаг, вихрем закрутились в  голове Эль Альмиранте. Так и не найдя ни единой правдоподобной версии,  он решил воспользоваться разрешением аристократа и посмотрел на него в  упор.

Дону Себастьяну показалось что пристальный взгляд торговца  пронзил его насквозь, заглянув прямо в душу. На мгновение это вызвало у  него замешательство, но он тут же справился с удивлением и ответил не  менее цепким взглядом. Некоторое время аристократ и плебей в повисшей  тишине стояли глаза в глаза, словно пытались прожечь друг друга. Наконец  Анри, не переставая рассматривать гранда, нарушил затянувшееся  молчание:

— Ваше превосходительство осознаёт, что ему придётся не  только подчиняться мне и капитану Энрике, который так же не является  представителем благородного сословия, но и блюсти дисциплину и порядки,  заведённые на моём корабле? – стараясь скрыть волнение, Анри невольно  повысил голос, что придало строгости его словам.

— Если бы это  смущало меня, альмиранте, разве бы я пришёл сюда? – голос аристократа  был по-прежнему тихий и ровный. От его внимательного взгляда не  ускользнуло волнение, покрывшее щёки Эль Альмиранте лёгким румянцем. – Я  готов подчиняться регламенту и не претендую на иное обращение к себе,  чем то, что будет обусловлено моим чином.

Теряясь в догадках и  опасениях, Анри продолжал рассматривать аристократа, не потерявшего  некий шарм даже в истрёпанной боями одежде. При этом он лихорадочно  искал предлог, позволивший не принимать гранда на службу. Увы, ничего  стоящего в голову не приходило, а отказать аристократу без должного  обоснования Анри не отважился. Сделав строгое лицо, он предпринял  последнюю попытку поколебать дона Себастьяна в правильности принятого  решения:

— Мой долг предупредить ваше превосходительство, что я привык к немедленному и беспрекословному исполнению моих приказов.

—  Я уже сказал вам, сеньор Верн, что готов подчиняться. Что же продолжает  смущать вас? Дело в моём происхождении или и во мне? — неожиданно мягко  произнёс аристократ, но на его удлинённом лице не дрогнул ни один  мускул, словно оно было из камня.

Анри нахмурился. Он уже понял,  что гранд не намерен отступать. Но настойчивость аристократа усиливала  зародившееся беспокойство, а отсутствие вразумительного объяснения такой  причуде высокородного сеньора пробудило раздражение:

— Всё, что я  пока знаю о вашем превосходительстве – это имя, а происхождение на моих  кораблях не является ни привилегией, ни недостатком. Команданте, на  должность которого претендует ваше превосходительство, кроме иного,  отвечает за порядок. Учитывая то, что я не приветствую телесные  наказания, вашему превосходительству придётся найти способ завоевать  авторитет не только у солдат, но у всей команды. Ваше превосходительство  уверен, что справится?

Взгляды мужчин снова встретились. Дону  Себастьяну вдруг захотелось рассказать этому уверенному в себе человеку,  как он поднял и повёл за собой солдат, но вовремя остановился. Он  осознал, что смог это сделать лишь потому, что этот богато и со вкусом  одетый простолюдин неизвестно откуда явился со своими кораблями. Дон  Себастьян проглотил готовые слететь с языка слова и на мгновение опустил  голову, желая скрыть нахлынувшее смущение. Когда аристократ вновь  посмотрел на Анри, он уже не казался бесстрастным — лицо пылало, а в  глазах вспыхнули озорные искорки.

— А вы проверьте! — произнёс он с вызовом.

Анри  с задумчивым видом отошёл к окну и некоторое время рассматривал лениво  перекатывавшиеся волны. В адмиральской каюте повисла тишина, нарушаемая  лишь мерным поскрипыванием покачивавшегося корабля и плеском воды о  корму. Вечерний бриз донёс сквозь открытое окно солёный запах моря и  хохот чаек. «Зачем гранду идти в подчинение к простолюдину и менять уют  дворца на душный закуток в офицерской каюте? — не давал покоя вопрос, на  который не было даже намёка на ответ. — Ну что же, рано или поздно всё  становится очевидным!» — и, повернувшись к соискателю, как-то совсем  буднично сказал, словно равному:

— Найдите нашего главного боцмана  Диего Маркеса. Пусть он ознакомит вас с правилами, поставит на  довольствие и представит команде как нового команданте. После вернитесь  сюда, чтобы подписать договор, — и показал рукой на выход из каюты,  давая тем самым понять, что разговор окончен.

С тех пор прошли два  года, насыщенные событиями и богатые боями. Дон Себастьян быстро  втянулся в корабельную жизнь с её склянками, ходящей ходуном палубой,  хлопками поймавших ветер парусов, ядрёными солдатскими шуточками,  весёлыми плясками и заунывным пением моряков. Он давно уже был принят  этой разношёрстной корабельной семьёй, где испанские католики дружно  делились солониной с нидерландскими протестантами, а под пятиструнную  испанскую гитару пелись не только испанские, но и итальянские,  голландские и французские песни. Но только в бою по-настоящему исчезал  незримый барьер, отделявший аристократа от всех остальных. И лишь беседы  с Анри во время спокойных переходов за игрой в шахматы да приглашения к  адмиральскому столу напоминали дону Себастьяну о прежней светской  жизни. Они были такими разными – карибский торговец и испанский гранд,  но в то же время такими похожими своим презрением к смерти и верой в  справедливость. Между ними была огромная пропасть сословий, но она не  помешала им искренне уважать друг друга.