Субботний отрывок -- и заодно нечто вроде разговора с богами

Попробую убить двух зайцев: пофлэшмобить в двух мероприятиях разом. Итак, Субботний отрывок ((c) Марика Вайд) и... Ну, может, и не Разговор с богами ((с) Эвелина Грин), но нечто максимально к нему приближенное.

Вообще история эта у меня сильно навеяна одной великой, классической фэнтези-эпопеей -- было бы нелепо отрицать столь явные отсылки.

У героев этого эпизода есть, кстати, предыстория: один из персонажей родился из шуточного коллажа, сделанного в давние времена двумя блогожителями ffme -- Маглой и Зыиклом Пу. Коллаж этот выглядел вот так:

Итоговые персонажи, надобно сказать, получились вовсе не шуточными.

Пловонида, Лондинион, Лондиниум, Кер-Лундейн — сколько же названий сменило это место за многие века! Но и теперь, совсем как в давние времена, рядом с ним неспешно текла широкая река — Тамесис по-латыни, Табвис по-камбрийски, Тамезе по-саксонски. Сейчас по реке к разбросанным по ее берегам городам и селениям вновь тянулись вереницы купеческих судов: нынешние жители этого края, саксы-эссексцы, быстро оправились от последствий мятежа, случившегося у их соседей-мерсийцев. Однако никто из купцов не заходил в Кер-Лундейн, все проплывали мимо: новый Люнденвик, бойкий торговый городок, выстроенный уже саксами, стоял выше по течению. Там, в Люнденвике, кипела жизнь: расхваливали на рыночной площади свой товар многочисленные торговцы, спорили с ними, норовя сбить цену, придирчивые и экономные покупатели, с раннего утра до позднего вечера трудились ремесленники, поднимался над крышами пахучий торфяной дым очагов. А здесь всё было совсем иначе: пустые разрушенные дома, заросшие кустарником и деревьями улицы, давно умерший израненный город...

По заброшенной улице сквозь колючий терновник осторожно пробирался одинокий юноша, почти подросток. Небольшого роста, щуплый, черноволосый, он был одет по-бриттски, однако вопреки обычаю не носил на тунике цветной ленточки. Зато лицо, шея, тыльные стороны кистей рук юноши были испещрены причудливыми синими узорами, по которым сведущий северянин сразу узнал бы в нем пикта из западных, пограничных с Дал Риадой, кланов. А на его поясе висел длинный узкий меч в деревянных ножнах, украшенных тонкими металлическими пластинками со странными, совсем не пиктскими, узорами.

Преодолев терновые заросли, молодой пикт немного постоял, осмотрелся вокруг, затем шагнул в черный провал меж поросших низкими деревцами остатков каменной стены. Ненароком зацепил лицом ветку молодого ясеня. Поморщился, дотронулся рукой до щеки, обезображенной свежей, еще не до конца затянувшейся раной. И медленно двинулся вперед по темному, едва освещенному пробивающимся через дыры в стенах дневным светом залу.

Внезапно он остановился и настороженно замер. Повертел головой, прислушиваясь. Затем потянулся к рукояти меча.

— Остановись, воин, — раздался вдруг хрипловатый старческий голос. — Ты ведь пришел к Нуаде Среброрукому, не так ли?

Неведомый старик заговорил по-гаэльски, не по-пиктски. Однако юноша сразу понял обращенные к нему слова. Растерянно кивнув, он разжал пальцы. Меч так и остался в ножнах.

— Что привело тебя в обитель Марса Ноденса, альбидос? Ты ведь христианин, не так ли? — продолжил голос.

— Клятва, — глухо ответил пикт тоже по-гаэльски. — Не моя. Дядя дал клятву принести на алтарь Нуады золотое кольцо. Но он тяжело ранен в бою, и я пришел за него.

Голос вдруг хмыкнул.

— Ну и как, трудно христианину идти на поклон к старому богу?

Воцарилось молчание. Потом голос раздался вновь — чуть насмешливый и вроде бы даже удивленный:

— Да была ли тебе, альбидос, нужда идти к Среброрукому через саксонские земли? В Гвенте, в Энис-и-Ллуде, уцелел его храм — это примерно на полпути от Кер-Леона до Кер-Глоуи.

Пикт вдруг выпрямился, расправил плечи.

— Воины Одор-ко-Домельх не боятся саксов, — гордо произнес он. — Я сделал как должно. Как велела Мать Лигах из ветви Монгфинд, слышащая Донна.

— Что ж, — голос снова хмыкнул. — Мать Лигах, слышащая Донна, — это звучит внушительно. Тогда клади кольцо на алтарь.

Пикт напрягся. Щурясь, огляделся вокруг — но так никого и не увидел. Вымолвил наконец презрительно:

— Я принес кольцо для Среброрукого, а не для его служителей.

— Ну, значит, брось его в трещину в полу, — насмешливо откликнулся голос. — Не бойся, трещина глубокая, люди оттуда его уже не достанут. Только не забудь сначала передать Среброрукому дядину просьбу. Он ведь написал ее, не так ли?

Пикт растерянно помотал головой. Спросил удивленно:

— Разве старые боги понимают письменную речь?

Голос вдруг тихо рассмеялся.

— Кто же, по-твоему, придумал огам, как не медоустый Огма, сын доброго Дагды? А римляне когда-то оставляли здесь Марсу Ноденсу посвящения, высеченные их буквами на мраморе.

— Нет, — смущенно пробормотал пикт. — Дядя просил передать всё на словах. Он ранен, а я не владею искусством письма.

Послышался печальный вздох:

— Что ж, тогда говори.

И тогда пикт начал свой рассказ:

— Мой дядя — Талорк, младший сын нашего короля...

Талорк, законный сын пиктского короля Бруде мекк Бели, не любил, когда его называли принцем. В его представлении так имел право зваться лишь тот, кто в будущем сам мог стать королем. А Талорку трон Альбы не полагался. И его старшим братьям тоже: не было в их стране заведено, чтобы король передавал власть сыну. Новыми королями испокон веков становились в ней мужья дочерей и сестер прежних правителей, чаще всего — принцы из соседних королевств. Отец Талорка тоже не был альбидосом по рождению. Бруде ап Бели, один из младших принцев бриттского Алт Клуита, в свое время стал королем Альбы, женившись на пиктской принцессе. И до поры до времени жил по законам пиктов — разве что очень уж пристально следил за жизнью своих южных соседей. И не только следил. Заключал с бриттами военные союзы. Отправлял своих детей — и сыновей, и дочерей — учиться в Кер-Сиди. Пытался внедрять в Альбе сидовские новшества, от стремян до ветряных мельниц.

Но два года назад в Фортевиот, столицу Альбы, заявились греческие монахи. Заявились — и прочно обосновались в скромном домике рядом с королевским дворцом. Это было странно, но объяснимо. Со времен святого Колума церковью в Альбе заправляли ирландцы. По-гаэльски служились мессы и читались проповеди, гаэльскими именами крестили детей. Знать Альбы часто говорила по-ирландски куда лучше, чем на родном наречии. А простой люд, плохо понимавший язык ученых монахов, пребывал в невежестве. И, несмотря на крещение, упорно продолжал поклоняться прежним богам — многие из которых пришли к ним на самом деле тоже с Эрина. Ну а у греков нашлось именно то, чего так не хватало для подлинного обращения народа в истинную веру, — Священное писание на языке пиктов.

Освоившись, греки и правда основательно взялись за народное просвещение — а заодно убедили Бруде изгнать из столицы ирландских монахов. И всё чаще и чаще вели с ним долгие беседы.

Вскоре короля Альбы словно подменили. Прежде не собиравшийся никого завоевывать, он вдруг заговорил об объединении под своим скипетром всего севера Придайна — от Оркней и Гебрид до Адрианова вала. И, похоже, стал готовиться к нападению на свою родину, Алт Клуит.

Чем это грозило и Альбе, и всему Придайну, Талорк понимал отчетливо. Уже третий десяток лет Алт Клуит признавал над собой власть верховного короля Британии и находился под защитой леди Хранительницы. Начни отец войну — и Альбе пришлось бы иметь дело и со всей Камбрией, и с Мерсией. Победить такую силу в одиночку надежды не было никакой. Но вот ослабить войной и противников, и себя на радость присмиревшим пока Нортумбрии и Уэссексу — это было вполне возможно. А тем временем по другую сторону Британского моря набирала силу смута в рассыпа́вшемся на части Франкском королевстве. И если бы с континента на Придайн хлынули еще и полчища беженцев-франков, перед ними померкло бы даже нашествие германцев двухсотлетней давности. Беженцы, как известно, легко превращаются в завоевателей: это уже показали всему миру и гунны, и авары, и много кто до них.

Несколько раз Талорк спорил с отцом, пытался убедить его в опасности задуманного. Но у отца были свои соображения, которыми он не делился — лишь намекал на какого-то могущественного союзника, не то небесного, не то вполне земного. А последний из таких споров закончился размолвкой, и Талорк попал в немилость.

Поначалу Талорк пребывал в полном отчаянии. Споры с отцом стали невозможны: тот ни о чем не желал с ним разговаривать, не допускал во дворец и даже угрожал ссылкой. Бежать в Камбрию и раскрыть леди Хранительнице отцовские замыслы Талорк тоже не мог: это было бы изменой, бесчестным поступком. Оставалось только уповать на высшие силы. Увы, на помощь церкви рассчитывать теперь не приходилось. Поразмыслив, Талорк решил обратиться за помощью к наследникам друидов — последним жрецам старых богов. И вот теперь его племянник, Морлео, исполнил повеление Матери Лигах.

Морлео закончил рассказ, устало опустил голову. Потом извлек из-за ворота висевшее на шнурке кольцо. Сняв через голову шнурок, положил кольцо себе на ладонь — в пробившемся сквозь проломленный свод солнечном луче оно полыхнуло желтым. Задумчиво посмотрев на кольцо, Морлео вздохнул, затем потянулся к рукояти меча...

И тогда снова раздался голос невидимого старика:

— Эй, обожди! Оставь его при себе — еще пригодится. Нет здесь Среброрукого. Ушел он. Давно. С тех пор как саксы разорили храм. Странно, что твоя Мать Лигах об этом не знала!

А потом наверху вдруг вспыхнул свет — странный, ярко-желтый, точь-в-точь такой, как был в орденском госпитале.

Морлео вздрогнул, вскинул голову. Увидел выглядывающее из дыры в потолке старческое лицо с выбритым лбом — то ли друида, то ли монаха — а рядом с ним, чуть ли не у самого подбородка, — ярко пылающий волшебный сидовский светильник. В следующий же миг он резким движением выхватил из ножен меч, свою верную Сувуслан.

— Эй, ты кто? Ты не Нуада!

Старик хмыкнул.

— Я не Нуада, но я его служитель. Правда, не здешний. Я приехал сюда, чтобы спасти древние реликвии — то, что осталось от храма и неминуемо погибнет без присмотра. Приехал из Глентуи, из Кер-Сиди — слыхал про такой город?

Морлео не задумываясь кивнул.

— Конечно, знаю: там Немайн и Университет.

Старик радостно заулыбался:

— Ишь ты, он даже Университет знает! Вот я как раз оттуда и есть.

Совсем растерявшийся Морлео молча стоял, задрав голову, с обнаженным клинком в руке. Глаза его болели от яркого света, перед ним, закрывая обзор, плавало большое темно-фиолетовое пятно. Но все равно, пересиливая себя, он упорно продолжал смотреть на странного старика — и никак не мог решить, как поступить дальше.

А старик вдруг сделался серьезным, даже суровым.

— То, что ты поведал мне, — медленно произнес он, — это действительно очень важно. И лучшее, что ты можешь сделать, — это рассказать обо всём дочери Нуады, леди Хранительнице. Но решать, конечно, тебе.