Алкоголь для моих героев

К флэшмобу от Agnes.

Ну что пьют мои герои? Кто-то ничего алкогольного, кто-то пиво, кто-то вино, а кто-то нечто совсем странное (во всяком случае, пытается). Иногда и недоразумения бывают, и приключения. 

Сначала из "Этайн, дочери Хранительницы":

1. Таньке вот как несовершеннолетней в ее 14 лет хмельное было запрещено (зачем -- непонятно: алкоголь на нее не действует. Вероятно, в воспитательных целях) -- правда, не все об этом знали. Не знала и ее подруга -- средневековая ирландка. Зато когда узнала -- сделала не совсем верный вывод. Кстати, казус вышел не с чем-нибудь, а с тем самым воспетым Р. Стивенсоном вересковым элем:

Танька, не глядя, делает из кружки большой глоток — и тут же, поперхнувшись от неожиданности, принимается отчаянно кашлять. Горько, невкусно. Но ароматно — этого не отнимешь!

—Бр-р... Что это? — только и может выдохнуть.

—Так эль же вересковый, — смеется подруга. — Вкуснющий! Должно быть, как раз тот самый и есть, о котором ты в заезжем доме пела! О меде-то ни о каком круитни наши и не ведают, а вот на эль сэр Талорк расщедрился. Очень уж ему твоя песня по нраву пришлась! — и Орли весело смотрит на сиду.

—Песня?.. — Танька удивленно смотрит на подругу. Как наяву перед глазами у нее встает вдруг гневное лицо сэра Талорка, его грозный взгляд, от которого хотелось бежать из «Козерога» куда глаза глядят.

—Ну да, он сам так и сказал, — принимается тараторить Орли. — А еще очень тебя за монаха этого хвалил. И говорил, что надо непременно отвезти его к здешнему королю. А еще — что зря Морлан громилу до смерти зарубил, да ничего уже не поделаешь...

—Сэр Талорк на Морлео гневается? Ой...

Орли улыбается, мотает головой:

—Нет, что ты! Не гневается вовсе! Наоборот, хвалит: такого силача победить сумел, а сам...

И, должно быть, вспомнив что-то, вдруг ненадолго замолкает, мрачнеет: — Ой, забыла совсем... У Морлана же у нашего щека... Верзила — ну, бритт этот — его зацепил: вроде не сильно, но все равно... Холмовая, у тебя зелье какое-нибудь есть?

—Нет... — печально мотает головой Танька. — Я же ничего с собой на прогулку не взяла!

Орли жалобно смотрит на сиду, потом спрашивает с робкой надеждой:

—А так просто, без зелья, ты полечить не можешь?.. Ну, заговором каким-нибудь?

Поколебавшись, Танька кивает головой:

—Я посмотрю. Только без заговора... — и, вдруг спохватившись, добавляет: — А корзинки мои так на пристани и остались? Там же зелья мэтрессы Марред!

—Что ты! Круитни — они же всё сюда перенесли... Ты эль-то пей — правда же, вкусно?

Танька решительно мотает головой, возвращает подруге кружку.

—Мне мама запретила.

Ну, не признаваться же в том, что воспетый ею же напиток из вереска ей не понравился! Да и пиктов обижать никак нельзя... Зато есть мамин запрет — и как же он сейчас кстати!

—Леди Немайн запретила? Так это же гейс, выходит?.. — задумчиво откликается Орли — и вдруг бледнеет и растерянно шепчет: — Ой... Ты же отхлебнула! Что же теперь будет-то?

2. А вот здесь ничего особенно интересного нет: ирландец-контрабандист угощает своего попутчика-скандинава пивом, сваренным на ягодах (хмеля, кстати, в те времена пивовары еще не использовали)

Возле курраха они и устроились: покидали пледы на траву да и расселись на них. Костра в этот раз не разжигали, еды не готовили, и даже пёс так и не ушел на охоту, улегся рядом. Порывшись в мешке, Нуала извлекла из него оловянную флягу — не ту, что давеча: больше, пузатее — и подала отцу. Отхлебнув из нее, Лэри довольно крякнул, блаженно прикрыл глаза. Потом вдруг протянул флягу Сигге.

— Будешь?

Тот благодарно кивнул, сделал большой глоток — и чуть не поперхнулся: пиво оказалось неожиданно забористым. Совсем не похожее на вчерашнее, оно было сладковато-горьким и почему-то отдавало ягодами.

Переведя дух, Сигге растерянно посмотрел на довольно ухмылявшегося Лэри, на прикрывавшую рот ладошкой, едва сдерживавшую смешок Нуалу — и, так и не придумав ничего лучшего, вдруг спросил:

— Господин Лэри, долго еще нам добираться?

И тут же испугался: ох, поднимут его сейчас эти ирландцы на смех!

Но Лэри лишь пожал плечами.

— Это уж как с ветром будет, — ответил он хмуро. — Уляжется до утра — завтра до Порт-Ледана доберемся. А оттуда до Робинова дома рукой подать.

3. Здесь счастливое окончание истории с Танькиным "гейсом". Ну как -- счастливое... Вообще-то это происходит вскоре после гибели одного из друзей, так что сами понимаете.

Господин Лэри хоть и жил на Придайне, а не в Мунстере, гаэлом оказался настоящим – смеяться над Орли не стал. Выслушал ее, подумал,ус покрутил, а потом вдруг принялся вопросы задавать – один за другим. И спрашивал хитро так: вроде к ней, к Орли, обращался, а сам на Этнин поглядывал. Вот и вышло, что Этнин он вроде и не докучал, а в то же время от нее от самой всё и узнал.

Перво-наперво спросил он вот что. Ну хорошо, положим, хмельное пробовать Немайн дочери не велела – а взамен-то она ей что-нибудь посулила?Ну силу там, ум, удачу или хотя бы красоту неземную? Орли, понятное дело, ответа не знала, –а Этнин возьми да головой и помотай. Тогда господин Лэри другой вопрос задал: а сказала ли Немайн, почему она дочке хмельное запретила? Орли как такое услышала – сначала даже ушам своим не поверила.Слыханное ли это дело, чтобы,назначая гейс, его еще и объясняли?

Этнин от такого вопроса тоже растерялась – но ответить все-таки сумела. Правда,получилось у нее что-то совсем невразумительное:

– Ну... Мама говорила мне тогда, что я еще ребенок, что мне сначала надо повзрослеть...

И тогда задал господин Лэри третий вопрос – да такой, что ответа и не понадобилось:

– Да разве же такое бывает, чтобы гейсу срок назначали?

Тут Орли руками всплеснула. Гейс-то – он и правда если уж объявляется, так навсегда! А господин Лэри взял да и подытожил:

– Вот я и думаю, что никакой это не гейс!

Ничего не ответили ему ни Этнин, ни Орли, лишь в цвете лица обе переменились: одна стала лиловая, как цвет вереска, а вторая... Ну, себя-то со стороны Орли, понятное дело, не видела, однако что щеки у нее запылали – почувствовала. Надо же было столько времени страдать, за подругу беспокоиться – а причины-то никакой и не было. Такой простой вещи не сообразила – ирландка, называется!

Пока Орли приводила свои мысли в порядок, Этнин решилась – отхлебнула из фляжки. А господин Лэри забрал баклажку, поклон Этнин отвесил да к выходу и направился – и слава богу! Не то бы, пожалуй, Орли со стыда сквозь землю провалилась.

Правда, потом, немного всё обмозговав, Орли случившемуся даже обрадовалась: хотя бы одна новость сегодня оказалась по-настоящему хорошей. Как бы то ни было, а господин Лэри ни много ни мало избавил Этнин от гейса – и пусть бы кто-нибудь посмел теперь сказать, что такого не бывает!

* * *

От выпитого снадобья во рту остались терпкая горечь и легкий привкус спелой ежевики.  Вскоре по всему Танькиному телу и правда разлилось обещанное тепло,но голова осталась ясной – насколько она вообще могла быть такой после пережитого. Сейчас Танька даже жалела о том, что не могла захмелеть,до того ей хотелось забыться. Недавние события не отпускали. В ушах до сих пор как наяву звучали пронзительные голоса чаек и рокочущий шум прибоя, а перед глазами всё колыхались и колыхались морские волны, серые, как торфяная зола.

Теперь из впроцессника:

4. Не особо удачливый плут Родри, сын Робина Доброго Малого, пытается хитростью добыть вина на постоялом дворе в Вестготском королевстве. И снова речь заходит о гейсах...

Пока Родри предавался размышлениям, к нему подбежала замотанная в просторную накидку смуглолицая девчонка. Быстро поклонившись, она что-то торопливо прощебетала. Родри разобрал лишь одно слово – уже знакомое обращение «домнэ». Однако догадался: спрашивает заказ.

– Кружку пива, – потребовал он. Надо же было найти повод задержаться в заезжем доме хотя бы на некоторое время!

– Пи-и-ва? – с недоумением повторила девчонка.

Родри с досадой поморщился. Затем повторил заказ по-бриттски. Тщетно: девчонка не понимала ни в какую. Ни на что уже особо не надеясь, попытался в третий раз.

– Элу! – произнес он по-саксонски.

– Алу? – фыркнула вдруг девчонка и, уперев руки в бока, возмущенно затараторила что-то совсем непонятное, но явно обидное.

Тут только Родри и сообразил наконец, что ́же было неправильно в этом заезжем доме. Здесь совсем не ощущалось привычного по Придайну пивного духа. И на столе у компании пестро одетых мужчин не было ни одной пивной кружки – только пузатый кувшин с узким горлышком и три маленькие чарки.Для пенного напитка такая посуда определенно не годилась. По всему выходило, что здешние горожане, подобно ромеям, совсем не знали толку в пиве, тратясь на куда более дорогое вино.

Между тем девчонка резво унеслась в другой конец зала и скрылась за занавеской. Тотчас же оттуда донесся недовольный, ворчливый мужской голос. Девчонка что-то протараторила в ответ – Родри опять не поспел за ее звонкой скороговоркой. Затем занавеска зашевелилась, и из-за нее выбрался сутулый тучный старик. Прихрамывая, он неторопливо пересек зал и остановился шагах в трех от Родри. Подозрительно оглядев того с ног до головы, старик презрительно поморщился и спросил всё на той же чудовищно исковерканной латыни:

– Чего тебе тут надо?

Старик был неопрятен и краснонос. Некогда нарядная, но теперь засаленная и покрытая красными винными пятнами желтая расшитая туника, заросшее щетиной одутловатое лицо, мутноватый взгляд, явственный запах хмельного перегара – всё говорило о его пристрастии к дурманящим напиткам. Мысленно Родри ухмыльнулся. Похоже, план дальнейших действий становился более или менее понятным.

– Пива, – ответил он по-латыни. И добавил чуть погодя: – Хорошего.

В отличие от девчонки, старик слово «керевисия» понял.

– За кого ты нас принимаешь, варвар? – буркнул он.

– Тебя – за хозяина каупоны, – решительно заявил Родри в ответ. – В которой даже пива нет!

– Нет, – охотно подтвердил старик. – И не будет. А знаешь почему? – и он загадочно усмехнулся.

Родри знал. Во всяком случае, сам он полагал именно так. Но в ответ лишь пожал плечами. Такого словоохотливого трактирщика просто грех было не втянуть в разговор.

И старик, похоже, повелся. Приосанившись, он снисходительно посмотрел на Родри и важно произнес:

– Запомни, парень: пиво пьют либо короли, либо дикари. Король сюда с визитами не является, а варвары мне тут без надобности. Так-то!

От такого странного заявления Родри опешил.

– А может, я как раз-таки король! – вырвалось вдруг у него.

Уже в следующий миг Родри содрогнулся. Мало того, что вверх тормашками полетели все его недавние замыслы – дело могло обернуться еще хуже. Вдруг в этой стране за подобное самозванство полагается суровое наказание? А ну как сейчас трактирщик кликнет стражу!

Но старик в ответ лишь расхохотался:

– Парень, у тебя хотя бы чем расплатиться есть?

Вообще-то, конечно, деньги у Родри имелись – тот самый сестерций. Однако кто же будет расставаться с серебром по доброй воле?

– Смотря за что, – отозвался Родри. Сейчас он просто тянул время, лихорадочно придумывая новый план.

– Ну, за секстарий простого вина я спросил бы с тебя асс, – старик пьяно ухмыльнулся, хихикнул. – Но королям такое пить вроде как не пристало. А таррагонское...

– Я же тебе сказал, почтенный: мне нужно пиво, – перебил Родри и как бы мимоходом бросил: – Вина-то я и сам сколько хочешь сделаю.

Старик недоверчиво хмыкнул, пожал плечами. А Родри приободрился. В его голове благополучно сложился новый план.

– Почтенный, слышал ли ты про камень египетских философов? – спросил он.

По правде сказать, представление о том, что это такое, Родри и сам имел довольно смутное. Зато старик, похоже, знал – и не только слово.

– А ты откуда про него знаешь? – вкрадчиво поинтересовался он. 

И тут Родри ухмыльнулся.

– Да известно ли тебе, откуда я приехал? – воскликнул он и гордо подбоченился. – Я из Британии, я ученик самой Неметоны!

Вероятно, Родри выразился бы куда более цветисто – но запаса латинских слов у него хватило только на это.

– Вот как? – старик вдруг оживился. – А откуда ты родом, из какого королевства?

– Из Регеда, – не моргнув глазом заявил Родри. – Я внук и наследник покойного короля Ройда ап Рина!

– По крайней мере ты точно бритт, – ухмыльнулся старик.

Услышав такое, Родри на миг даже растерялся: как-то чересчур уж гладко продолжился этот разговор! Впрочем, словам старика быстро нашлось правдоподобное объяснение. Чай не в первый раз сюда заходят камбрийские корабли – так почему бы, собственно, здешнему люду не научиться узнавать бриттов по одежде или выговору?

Так что успокоился Родри быстро. И сразу же заявил:

– Конечно, бритт. Не сомневайся!

– Да в этом-то я и не сомневаюсь, – покачал головой старик. – Ты мне лучше другое объясни...

Не договорив, старик замолчал. Потом устремил на Родри цепкий, пронизывающий насквозь взгляд.

– Вот как ты думаешь, бритт? – тихо, почти шепотом, продолжил он. – Будь у меня такое снадобье и окажись я на твоем месте – стал бы я тратиться на пиво? Да я бы взял воду из любого ручья, опустил в нее...

Договорить старику Родри не дал.

– На мне танэд, почтенный, – старательно вздохнул он. – Пиво я могу пить только сваренное из ячменя.

Старик воззрился на него с недоумением.

– Это наподобие клятвы, – пояснил Родри. – Запрет, который нельзя нарушать.

5. Тот же Родри едва не напивается по ошибке светильного спирта, смешанного со скипидаром:

Огонек в светильнике был совсем тусклым, едва теплился – и, в придачу ко всему, мерцал подозрительными синими прожилками. Впрочем, светильник вообще был чудной, и даже пахло от него странно: не привычным масляным чадом, а хмельным духом крепкого вина и еще чем-то непонятным – терпким, смолистым. По правде сказать, Родри так и подмывало попробовать содержимое медной емкости на вкус, но его сдерживала боязнь остаться в полной темноте – даже больше, чем несомненно колдовское происхождение неведомого горючего зелья.

Светильник этот, разумеется, был университетским имуществом. Родри он перепал, как ни странно, не от ведьмочки, а от Олафа. Ведьмочка – та, похоже, на этот раз даже не узнала о приключившейся с ним неприятности. И сидеть бы Родри теперь в трюме без света, если бы не тот самый саксонский колдун, на которого он еще недавно возводил напраслину трактирщиковой дочке. Сакс мало того что сумел уговорить изрядно злых на Родри моряков передать ему эту штуковину, так еще и не поленился сбегать за нею к себе в кубрик.

Пожалуй, светильник оказался для Родри единственной радостью среди разом навалившихся на него неприятностей. В прошлом остались и уютная каюта с окошком и кроватью, и вечно остывшая, но все равно свежая и вкусная еда. Даже волшебную фибулу, так удачно поддерживавшую штаны, не вынуждая нарушать танэд, – и ту отобрали!

Но больше всего Родри сейчас страдал от одиночества – и это было для него совершенно непривычно. Прежде он не так уж редко бывал без человеческого общества. Доводилось ему и проходить десятки миль от одного селения до другого среди лесов и вересковых пустошей, и по нескольку дней отсиживаться в пещерах и древних развалинах, прячась от погони, и, в конце концов, сиживать в темницах, где до людей вроде бы и рукой подать, да только все они находятся снаружи от толстой каменной стены. И, по правде говоря, никогда он отсутствием соседей особо не тяготился – по крайней мере, если при нем были краюха хлеба, ломоть сыра да баклажка эля.

На этот раз, однако, всё было иначе. То ли на Родри так подействовали недавние скитания на куррахе без весел, то ли тому была какая-то другая, ему самому непонятная причина, но сейчас ему нестерпимо хотелось перемолвиться с кем-нибудь хотя бы словечком. Пожалуй, он обрадовался бы даже появлению назойливой ведьмочки, не говоря уже о своей госпоже-сиде. И даже о злейших своих врагах – им же и облапошенных моряках – Родри вспоминал теперь без обычной опаски. Неужели же, думалось ему, не нашлось бы способа уболтать их и замириться!

Между тем время шло, а о нем никто и не думал вспоминать. С тревогой Родри поглядывал на едва теплившийся огонек в светильнике: вдруг зелье закончится и тот погаснет совсем! А потом в голову ему полезли мысли и вовсе жуткие – о том, как моряки расправлялись с пойманными на кораблях преступниками. По слухам, несчастных вешали на реях, топили, а то и высаживали живыми на необитаемых островах, где у тех не было ни еды, ни воды, ни крыши над головой. И когда над головой у Родри наконец загремели шаги, настроение у него было хуже не придумаешь.

Мрачные предчувствия Родри сразу же начали оправдываться. С грохотом открылась дверца в потолке, и сверху раздался рокочущий голос ирландца Кано – молодого, но уже успевшего заматереть зверюги, словно в насмешку прозванного Волчонком:

– Эй, прохиндей! Давай подымайся!

Родри медленно задрал голову. Увидел ухмыляющуюся рожу Кано-Волчонка.

– Давай-давай, – повторил тот.

Вздохнув, Родри поднялся на ноги. С тоской вспомнил, как еще недавно гречанка помогала ему выбраться из угольной ямы. Сейчас ему такая роскошь явно не светила.

– И лампу! – рявкнул вдруг ирландец.

От неожиданности Родри оцепенел. Затем непонимающе огляделся.

– Лампу, говорю, сюда давай! – вновь подал голос Кано. – Не понадобится она тебе больше!

Сердце у Родри оборвалось. Перед глазами нарисовался зловещий образ веревочной петли – орудия позорной, заимствованной моряками у саксов казни. Дрожащей рукой Родри потянулся к светильнику. Тот, словно заразившись от него страхом, часто замерцал – но, по счастью, не погас. И все-таки сразу сделалось заметно темнее.

Держа перед собой светильник, Родри неверными шагами направился к переборке. Затем свободной рукой он с трудом нащупал скобу. Трюм, в котором Родри сейчас находился, был очень похож на ту угольную яму, так что как из него выбираться, было более или менее понятно.

– Эй, поторопись, – снова напомнил о себе Кано-Волчонок. – Сэр Эвин ждать не любит!

Рука Родри дрогнула. Светильник в ней моргнул и погас. Пахну́ло чем-то едким, удушающе-вонючим.

Кано-Волчонок над головой хмыкнул, а затем ехидно произнес:

– Понюхай-понюхай скипидару! Тебе полезно.

Что такое скипидар, Родри не знал. Но само слово звучало зловеще – как колдовское заклинание. На миг он даже обрадовался, что все-таки не отхлебнул сомнительного зелья. Правда, Кано тут же его отрезвил:

– Что там застрял? Полезай наверх!

Ну и хватит :)