Продолжающийся флэшмоб -- субботний отрывок
Автор: П. ПашкевичПродолжаю участвовать в субботнем флэшмобе, запущенном Марикой Вайд. Очередной отрывок из впроцессника, из свежеопубликованной главы.
Напоминаю, что действие моего цикла "Камбрийский апокриф" происходит в мире, созданном Владимиром Коваленко (АКА Расамах) в рамках его цикла о сиде Немайн. Герои у меня, правда, почти все оригинальные. Но если кто-нибудь отыщет в отрывке ниже канонных персонажей Коваленко (сам я насчитал упоминания троих) -- очень похвалю того человека и скажу, что он большой молодец.
Итак.
Проблемы принялся создавать Здравко – одну за другой. Совсем неожиданным, впрочем, для Таньки это не было: с оруженосцем брата она почувствовала себя неуютно с самого знакомства. Не то чтобы Танька боялась этого немного странного подростка-славянина, однако при встречах с ним терялась, а когда тот задавал вопросы – всякий раз мучительно раздумывала над ответами. Отчасти виной тому был его странный, вроде бы не чужой, но при этом полупонятный язык, к тому же навевавший тяжелые воспоминания о допросе в усадьбе батского шерифа. Отчасти – его опасливый взгляд, который Танька то и дело ловила на себе, – вполне объяснимый, но от этого не становившийся более приятным.
Конечно же, Здравко виноват ни в чем не был – ни в том, что именно его – или, по крайней мере, очень похожим – наречием владел монах в шерифовой усадьбе, ни в том, что сам он прежде никогда не видывал сидовских глаз и ушей. Ушей Здравко, впрочем, вроде бы пока и не увидел: Танька теперь стала тщательно следить за прической, не позволяя им вырваться из-под волос. А вот с глазами дело обстояло хуже: спрятать их не было никакой возможности. Темные очки тут не спасали: такое странное украшение лишь привлекло бы еще больше внимания.
Но и избегать встреч со Здравко у Таньки не получалось. Оруженосцу полагалось быть при своем рыцаре. А брату сейчас как никогда требовались помощь и внимание сестры – да Танька и сама бы ни за что не оставила Ладди. Здравко тоже был преисполнен решимости заботиться о больном – и явно не просто по обязанности. Так что как бы то ни было, но сейчас они были союзниками.
Однако толку от Здравко как от помощника на деле оказалось немного. Первое впечатление Таньку, похоже, не обмануло: возможно, в качестве оруженосца был и неплох, но в делах бытовых оказался удивительно бестолков и нерасторопен. И при этом Здравко, судя по всему,твердо намерился взять на себя всю заботу о Ладди – разве что кроме врачебной помощи, которую он милостиво доверил мэтру Каю. Участия кого-либо еще в таком ответственном деле он, похоже, даже не предполагал, но сам с ролью ассистента справлялся из рук вон плохо.
В ночном походе за водой Таньке, к ее огромному облегчению,все-таки удалось перехватить у Здравко инициативу. Как следовало ожидать, оказалось это чрезвычайно кстати. В лабиринтах корабельных лестниц и коридоров Танька давно уже освоилась – запоминание доро́г ей вообще давалось на удивление легко. Здравко же,не проведший на «Дон» и дня, не ориентировался на ней совершенно. В довершение всего, после отбоя в корабельных коридорах потушили бо́льшую часть фонарей. Если Таньке с ее ночным зрением это было нипочем, то Здравко,судя по всему, сделался совсем беспомощным. Чего стоило одно только его спотыкание на трапе!
Не закончились их приключения и на шканцах. Зря успокоилась Танька, обнаружив там своего доброго знакомого – незадачливого барда Бараха! Здравко сумел преподнести сюрприз им обоим.
Первым огорошил ее, правда, как раз-таки Барах. Не успела Танька вымолвить и слова, очутившись наверху, как он обрушил на нее совершенно невероятную новость.
– Как славно, что ты пришла ко мне, беан ши! –объявил он неожиданно. Вид у Бараха, однако, был вовсе не радостным.А от следующей его фразы Танька и вовсе пришла в ужас.
– Я тут... в общем, с Маэл-Бригид поговорил... – запинаясь, начал он.
Услышав такое, Танька едва сдержала стон. В памяти ее тут же во всех подробностях всплыла недавняя история с едва улаженным вызовом на поединок.
– Что ты еще натворил? – только и смогла вымолвить она.
– Ничего дурного, беан ши! – Барах испуганно мотнул головой. – Просто завтра ведь девушки перейдут на «Маху», и всё... Ну я и...
Вздохнув, Барах замолчал. Танька подозрительно посмотрела на него. Нет, определенно у них с Брид стряслось что-то неладное!
– Да говори же!
– Ну... – замялся Барах. – Мне ж, когда я из Айргиаллы уходил, матушка на прощанье колечко дала – велела подарить невесте, если такая вдруг найдется.В общем, я это кольцо Брид и вручил.
– А она?
– А она согласилась. – Тут Барах вдруг улыбнулся. – Нашлась, в общем, для меня невеста – там, где встретить и не думал.
Танька безотчетно кивнула. Испуг сменился у нее оторопью.
А Барах, помолчав, добавил:
– По правде сказать, я особо и не надеялся. Она же гордячка каких еще поискать!
Сказав это, он на мгновение вновь улыбнулся, но тут же помрачнел. И хмуро продолжил:
– Только вот какая незадача, беан ши...
Оторопь у Таньки усилилась. Зато неожиданно вернулся дар речи.
– Так ты что, раздумал?
Барах недоуменно посмотрел на нее.
– Почему, беан ши? Вовсе нет. Собираюсь теперь к ее родителям ехать – в Требедрик, в Думнонию. Вот только... – Тут он тихо вздохнул. – Я же родом из Айргиаллы, а они-то О’Лаханы – южане с мунстерскими корнями. А Улад и Мунстер, как известно... В общем, как бы мне ее батюшка от ворот поворот не указал!
В ответ Танька кивнула – теперь уже вполне осознанно. А затем печально вздохнула. Казалось бы, так мило закончившееся противостояние между Барахом и Брид внезапно обернулось перед нею совсем не забавной стороной. И Брид, и Барах были гаэлами – значит, за каждым из них стоял клан, а за кланом – пятина. О’Лаханы и О’Гнивы, Мунстер и Улад, Юг и Север... «У Маэл-Бригид имелась причина ненавидеть уладов», – так сказал когда-то сэр Гарван О’Блойд – сам, между прочим, тоже гаэл.
– А ты что на это скажешь, беан ши? – откликнулся на ее вздох Барах.
– Не знаю, – покачала головой Танька. – Но я думаю об этом.
А у самой у нее в голове тем временем повторялись на разные лады одни и те же слова: «Нет повести печальнее на свете...» Странным же было это совпадение! Странным и горьким. Вот стоило только спеть кусочек из светлого и радостного «Сна в летнюю ночь» – и тут же впору стало цитировать совсем другую пьесу того же самого автора – совершенно не веселую...
– Я-то вот о чем подумываю, беан ши, – снова подал голос Барах. – Может, мне просто забрать ее из Кер-Сиди да и отправиться вместе куда-нибудь на континент?
– Может, – машинально согласилась Танька. Тут же спохватившись, она поспешно договорила: – Но только если вы оба почувствуете в себе силы жить изгнанниками.
Конечно, она не сама додумалась до этой мысли: то ли от кого-то услышала, то ли где-то прочитала. Вряд ли эта мысль была и особенно новой. Но Барах вдруг ошеломленно уставился на Таньку, словно та изрекла сейчас какое-то неслыханное откровение.
– А ведь и правда... – тихо вымолвил он и покачал головой.
– К тому же не все могут жить только семьей, только домашними делами, – продолжила Танька. – А что еще останется Брид на чужбине?
Вот до этого Танька додумалась уже сама. У нее ведь перед глазами была история почтенной Хейдрун, матери Олафа, так и не нашедшей себе правильного места в чужой стране.
Барах хмуро кивнул в ответ. Затем растерянно произнес:
– Так что же делать-то?
И тут Таньку наконец осенило.
– Послушай! Вот что я тебе скажу! – вдруг воскликнула она. – Думнония – это ведь не Эйре!
Взгляд Бараха сделался заинтересованным.
– Объяснишь, беан ши?
Танька кивнула.
– Смотри. Все думнонцы хорошо помнят недавнюю войну. А в ней против саксов пришлось объединиться всем – и бриттам, и гаэлам. Там на одной стороне оказались разные кланы – и те, что всегда дружили между собой, и те, что прежде не выносили друг друга на дух. Вот Дал Каш и И Лахан там помирились точно – я сама это видела.
Барах снова помрачнел.
– Ну так и те, и другие – мунстерцы... – пробормотал он себе под нос.
– Ну и что? – Танька пожала плечами. – Соседи-то как раз и бывают самыми непримиримыми врагами – потому что им всегда находится что делить.
Подумав, Барах кивнул.
– Так вот, Барах, – продолжила между тем Танька. – Может быть, кого-нибудь попросить за тебя вступиться? Нет ли среди твоих сослуживцев думнонских И Лахан? Тех, к кому родители Брид могли бы прислушаться?
Барах ненадолго задумался. Затем вздохнул:
– Сослуживцы-то есть. Но назвать их друзьями...
И он хмуро покачал головой.
Но Танька уже загорелась идеей.
– Так, погоди! – быстро проговорила она. – Дай подумать! Думнонские И Лахан...
Чуть прикрыв глаза, Танька погрузилась в воспоминания. Как наяву предстали перед ее внутренним взором картины давнего путешествия по Думнонии: покрытые вереском холмы, разбросанные среди болотистых пустошей груды камней и одинокие столбы менгиров, похожий на исполинского спящего пса холм Бронн-Веннели, утопающая в зелени многолюдная Босвена...
Незадолго до приезда в Босвену они вшестером – Танька с двумя гленскими подругами, карлик-лицедей Эрк, его жена Гвен и их добрый приятель Робин – остановились на ночлег в крошечном городке, почти деревне, под названием Кер-Тамар.Там-то Танька и услышала историю примирения двух кланов– из уст хозяйки местного заезжего дома Катлин Вилис-Клезек, урожденной Ни-Лахан.
«А что если отправить несчастного Бараха к Катлин?» – пришло вдруг Таньке в голову. На первый взгляд эта мысль выглядела вроде бы неплохо. Воспоминания о почтенной Катлин Ник-Ниалл у Таньки остались самые теплые. К тому же ее друзья той самой ночью спасли кер-тамарский заезжий дом от погрома – а значит, его хозяйка почти наверняка откликнулась бы на Танькину просьбу.
И все-таки от этой идеи пришлось отказаться. Ну, допустим, согласится почтенная Катлин съездить вместе с Барахом к родителям Брид – и что дальше? Путь от Кер-Тамара до Требедрика не так уж и близок: два дня на дорогу – самое малое. А Катлин очень немолода, да и неизвестно, как обстоят у нее дела со здоровьем. К тому же кто знает, как отнесутся родители Брид к ирландке,в свое время оставившей родной клан ради мужа-бритта... Нет, уж если обращаться за помощью к думнонским гаэлам– то, пожалуй,к кому-нибудь другому. Только вот к кому?
И тут Таньку вдруг осенило.
– Вот что, Барах! – воодушевленно воскликнула она. – Есть у меня один знакомый рыбак в Тинтагеле – как раз из О’Лаханов!
– Как его зовут? – немедленно встрепенулся Барах.
– Лэри, – ответила Танька. И тут же уточнила: – Он живет не в самом Тинтагеле, а в старой гавани рядом – прямо в куррахе.
– В куррахе? – Лицо Бараха снова помрачнело. – Хм... Странно.
– По крайней мере, он жил там раньше, – поспешно исправилась Танька. – Правда, мама посылала ему денег, так что...
Барах задумчиво кивнул.
– Хорошо, я поищу его, – произнес он, чуть помедлив. – Спасибо, беан ши.
Танька кивнула в ответ. Затем пообещала:
– Я напишу тебе записку.
Барах покачал головой, едва приметно усмехнулся.
– Я запомню. У меня же память бардовская.
– Тебе все равно понадобится мое письмо, – возразила Танька. – По-моему, Лэри не из тех, кто верит на слово.
Барах снова задумался. В глазах у него отчетливо читалось сомнение.
– А, и вот что, – спохватилась Танька. – В Кер-Сиди учится его дочка Нуала. Зайди сначала к ней. Наверняка она захочет передать отцу привет.
И тут вдруг Барах широко улыбнулся.
– А ты славно придумала, беан ши! – весело рассмеялся он. – Вот вручит мне эта дочка какую-нибудь посылку – и никуда я уже не денусь! Отправлюсь как миленький хоть на край света!
И решительно продолжил:
– Скажешь, где ее искать?
– В портовом предместье, – невольно улыбнувшись ему, ответила Танька. – Спросишь там Слэвина Мак-Крайта или его жену Орли. У них Нуала и живет.
В ответ Барах жизнерадостно кивнул:
– Найду, беан ши. Уж там-то я все уголки знаю!
Тут Танька наконец облегченно вздохнула. Настроение у нее стало стремительно улучшаться.
А в следующее мгновение эхом послышался вздох за ее спиной.
Непроизвольно Танька обернулась. И тотчас же спохватилась.
Здравко! Как же она могла о нем забыть!
А тот во все глаза смотрел на нее – по-прежнему настороженно, с опаской, но теперь вроде бы без отвращения.
На настороженность мальчишки Танька почти не среагировала: настроение у нее все еще было приподнятым. Пожалуй, еще немного – и она воскликнула бы приветливо: «Вот видишь, я же совсем не страшная!»
Но Танька не успела произнести ни слова – разве что ободряюще улыбнулась.
– Беан ши! – вдруг окликнул ее Барах.
Вздрогнув, Танька вновь повернулась к нему. Едва погасшая в ее сердце тревога пробудилась вновь.
Оказалось, встревожилась она совершенно напрасно. Барах по-прежнему улыбался.
– А сэра Коллена-то всё нет и нет, – со счастливым видом произнес он – Так вот я и думаю: а давай я тебе, беан ши, новые стихи прочту!
И снова Танька мысленно схватилась за голову. Она же обещала Бараху послушать его стихи – как же можно было это запамятовать!
– Конечно, Барах! – поспешно кивнула она.
Тот расправил плечи, щеки его порозовели.
– Тогда слушай!
И, глубоко вдохнув, Барах вдохновенно начал:
Много по свету я странствовал –
Видел я страны студеные
С реками точно стеклянными,
Пухом лебяжьим укрытыми.
Много по свету я странствовал –
Видывал страны я жаркие,
Где над землею бесплодною
Носятся ветры песчаные.
Танька слушала исполненного вдохновения поэта и добросовестно пыталась сосредоточиться на сложенных им строках, на величественных образах снежных равнин далекого севера и раскаленных южных пустынь. Увы, получалось это из рук вон плохо. Недавнее упоминание Барахом сэра Коллена направило ход ее мыслей совсем в другую сторону. «Кипяток, кипяток! – сокрушенно думала Танька. – Ну когда же сэр Коллен наконец сюда вернется!»
А Барах между тем самозабвенно декламировал:
Много по свету я странствовал –
Видел я горы высокие,
Где выше туч меж вершинами
Кружат орлы горделивые.
Много по свету я странствовал,
Видывал земли я разные –
Но не сравнятся все они
С Эйре холмами зелеными!
«А ведь он и правда держится моего совета – складывает стихи без рифм!» – вдруг запоздало сообразила Танька. И словно в подтверждение ее догадки, Барах закончил читать стихотворение и немедленно объявил:
– Вот! Как ты, беан ши, мне и советовала!
Танька старательно кивнула, затем одобрительно улыбнулась:
– Я заметила. Ты молодец, у тебя хорошо получается!
Тут Барах и вовсе просиял лицом.
– У меня ведь и про нашу «Дон» есть! – объявил он торжественно. – Про всяческие ее сидовские чудеса. По твоему совету сложено!
Что́ именно имел он в виду, Танька вроде бы догадалась. Но на всякий случай уточнила:
– Это про паровую машину?
– Про нее тоже, – гордо подтвердил Барах. – Но не только. У меня даже вот про это колесо – и то есть!
С этими словами он подошел к штурвалу и коснулся рукоятки.
Вот тут-то Здравко и вмешался в их разговор. И не просто вмешался, а яростно выкрикнул что-то совсем непонятное:
– Па, ста́ни!
Танька с недоумением обернулась – и оторопела.
Белый как мел Здравко застыл в шаге от нее – сжав кулаки, грозно сдвинув густые брови и устремив полный отчаянной решимости взгляд на Бараха. На совершенно миролюбивого, не замышлявшего ничего дурного моряка-барда!
– Здравко?! – испуганно воскликнула по-прежнему ничего не понимавшая Танька. – Да что же с тобой такое?..
Мальчишка медленно повернулся к ней. В его взгляде вроде бы появилось что-то осмысленное – но совсем чуть-чуть.
– Госпожо Танька... – пробормотал он.
Прежде Таньку такое обращение даже забавляло. Но не сейчас.
– За́што очи́те ти све́тят, госпожо? – вдруг бросил Здравко ей в лицо. И тут же, окончательно изобличая ее нечеловеческую природу, припечатал: – А за́што та́ко до́бро ви́ждаш у мра́ку?
Все-таки Танька приноровилась к странному ломаному языку Здравко. Во всяком случае, сейчас она поняла его с ходу. А поняв – помертвела. Вновь ей напомнило о себе то самое «проклятье воинов Брана», о котором она почти позабыла в суете последних дней!
Опомнилась она от шума борьбы за спиной. Затем вновь подал голос Здравко. Неожиданно он выкрикнул по-гаэльски, даже с намеком на мунстерскую напевность – правда, все равно беспощадно исковеркав фразу:
– Пусти, водяной воин! Я не делал молодой карге дурного!