Ненавижу лыжный спорт

Я всеми силами отлыниваю от выгуливания собаки зимой. Десяток килограмм бесконтрольного броуновского движения при гололеде (причем молекулы не гавкают на всех и не жрут все подряд, в тухлой селедке не валяются) — то еще удовольствие. Но когда все на гульках, в бой идут старики мамки. Собака со мной гулять не любит — никакого раздолья, как с детьми. Да и погоду такую она не любит — лапки мерзнут. Потому, когда я закончив дела, крикнула в пространство: «Сейчас пойдем!» — пространство стало вакуумом. Я нашла ее на втором ярусе кровати сына, закопавшейся под плед.

— Идем! Думаешь мне хочется?

— А может ты сама, по-быстренькому? — я стояла внизу лестницы и она доверительно дышала мне в нос сверху. Но посмотрев на мое лицо и уже напяленную шапку, поняла, что «торг здесь неуместен».

И мы поплелись, «скованные одной цепью», плотно намотав поводок на запястье (очень рекомендуют этого не делать, но десять килограмм броуновских хаотичных молекул по другому не удержишь). Шли, широко растопырив ноги, лапы и уши, по накатанному льду, пока не вышли в милые сердцу собаки дебри — заросший мелкой порослью участок между двумя стадионами. Похоже у нас собакой одна психологическая проблема на двоих — ОКР, никакой гибкости, только выполнение традиционных ритуалов. Если мы не обойдем этот старый темный страшный стадион, не продеремся сквозь хащи, если пойдем по другим приятным маршрутам — то, что ходил, что радио слушал. И мы пошли, не страшны нам сугробы и замерзшие стебли неведомых трав по пояс. Где-то на первой трети пути, даже сквозь капюшон я услышала странный звук: звук шуршащих по асфальту шин. Совершенно невозможный звук в этой местности. Собака видимо ничего не слышала, потому что была занята вынюхиванием и метеньем меток вражин. Я оглянулась, чуть левее из-за моего плеча надвигалось стремительно нечто: то ли НЛО, то ли дрон. Оно махало палками или крыльями. Какой-то звук из меня все-таки вышел, когда я метнулась вправо, или поводок слишком сильно дернулся и собака увидела это тоже.

— А-а-а-а! — уж не знаю кто из нас это кричал, наверное обе. И громко, потому что нечто вильнуло и буркнуло что-то не очень цензурное. Меня это немного успокоило, потому что порождения иного разума вряд ли знают такие слова. Собака же, наоборот, пришла совершенный раздрай и металась взад и вперед не зная: то ли бежать со страху, то ли спасать мамку от напасти и всех порвать.

Когда нечто минуло меня и пошло на поворот, я осознала, что это лыжник, и вот же хорошо видимая лыжня, ближе к стадиону, по тропинке. Вздохнула облегченно.

Но тут опредилилась собака. Инстинкты охотника взяли верх, как всегда, над ее крошечным динозаврим мозгом. И она кинулась в погоню. Помните, нельзя наматывать поводок на запястье. Хрен с ним со всеми остальными неприятностями! Но поводок на запястье и меня вынесло на накатанную лыжню. Если вы думаете, что десять килограмм охотничьего беспредела на льду мало — зря! Я ощущала себя за рулем спорткара с разгоном до ста за пять секунд. Я кричала разные «стоп-слова», у меня обширный словарный запас. Поводок раскрутился сам. И собака ушла в свободный полет, а я на бок в сугроб.

Есть, есть карма, или что там! Собака, оказавшись свободной, выбрала самый короткий путь чтобы выйти на траверз врага или добычи: и ломанулась сквозь порванную старую сетку-рабицу, которая когда-то была оградой стадиона. Зацепилась шлеей за одно из звеньев, импульс ее был силен, так же сильно было и противодействие: ее откинуло снова со стадиона и она повисла, слегка покачиваясь на крючке, продолжая оглашать окрестности проклятьями всем врагам.

Лыжник шел быстро и скоро должен был снова обогнув стадион, оказаться в пересечении с нами. Я судорожно отцепила собаку и засунула ее под мышку со словами:

— Все! Нагулялись! — покинула лыжню.

Сидим мы, нагулянные. Собака еще и обиженная. Такую добычу упустили. Блог пишем.

Никто не пострадал. Но я ненавижу лыжный спорт!