Музыка для сцены
Автор: Александр НетылевСтолько интересных флэшмобов, как все успеть, как успеть) Присоединяюсь к флэшмобу от Татьяны Кононовой (https://author.today/post/462489). С "Сердцем бури", ибо именно там у меня есть два прямо-таки идеальных примера этой темы.
Первый из них - это развязка противостояния Килиана и Ильмадики:
— Пожалуй, я передумала. В могилах обычно бывает темно. Хоть глаз выколи.
Килиан не успел увидеть даже, что устремилось к его лицу. Короткий момент острой боли в единственном глазу заставил его вскрикнуть.
И наступила полная, абсолютная темнота. Лишь стекала по лицу жидкость, о происхождении которой лучше было не думать.
— Такова судьба каждого, кто узрев Бога, не проявит должного уважения, — звучал где-то сверху голос Владычицы, — Так скажи мне, мой несостоявшийся Первый Адепт. Что ты чувствуешь сейчас, умирая во тьме и удушье? Страх? Отчаяние? Сожаление? Раскаяние? А может быть, в твоем сердце остались крупицы веры и любви?
Вопрос не предполагал ответа. Но Килиан вдруг решил, что ему есть что ответить.
— Веселье.
Ученый поднял голову и криво усмехнулся. Он не мог видеть выражение лица Ильмадики, но не сомневался, что это был последний ответ, какого она ожидала.
— Мне весело. Потому что ты глупа. Глупа и самоуверенна.
— Из нас двоих лишь ты один пришел на верную смерть, — указала Владычица.
— Ты не можешь убить меня, — покачал головой бывший адепт. В рот немедленно набились комья земли, и ему пришлось прерваться, чтобы отплеваться, но сразу после этого он продолжил:
— Думаешь, я не понял этого? Ты потому и играешь со мной, что убить друг друга здесь мы не можем. Если бы могла, то уже убила бы. Но это субреальность твоего подсознания, и ничто из того, что здесь есть, не существует на физическом уровне. Поэтому единственная твоя ставка — на то, что все те пытки, иллюзиям которых ты меня подвергаешь, в конечном счете сведут меня с ума.
— Верно, — легко согласилась Ильмадика, — И ты считаешь, что мне это не по силам? Может быть, ты думаешь, что знание того, что это иллюзия, поможет тебе, когда ты будешь погребен под слоем земли?
К тому моменту ученый уже был закопан по плечи и не мог сбрасывать с себя землю.
— Скорее я думаю, что ты неверно просчитала ситуацию, — поправил он, — Ты не учитываешь одну свою слабость... Из-за которой потеряешь все.
Сказав это, он ощутил, как что-то в толще земли подбирается к его ногам. Что-то маленькое и извивающееся. Что-то плотоядное.
Что-то голодное.
— И что же это за слабость?.. — осведомилась Ильмадика, — Говори, и может быть, я сжалюсь над тобой.
— Нет, не сжалишься, — ответил Килиан, — Но не волнуйся, я все равно скажу, хотя бы ради пущего пафоса. Твоя слабость в том, что... ты не умеешь любить.
Несколько секунд Владычица переваривала этот ответ. А затем громко, от души расхохоталась:
— Ты серьезно? Ты пришел ко мне, веря, что сможешь победить меня... силой Любви? Когда Килиан Реммен стал верить в сказки?!
Килиан усмехнулся бы, но земля уже достигла его губ. Отплевываться приходилось почти после каждого слова.
— Речь не о силе Любви. Речь о простых цепочках причинно-следственных связей, с какими не раз имели дело мы оба. В нашу прошлую встречу ты сказала, что научила меня всему, что я знаю. И это почти правда. Почти.
Он с трудом удержался от крика, когда плотоядные насекомые начали пожирать его ноги.
— Хотя в каком-то смысле... можно считать, что и этому навыку меня научила ты. Ты не хотела этого. Но ты подослала убийцу к Лане. И мне пришлось научиться тому, что тебя никогда не интересовало.
— Чему же? — несмотря на выражение превосходства, в голос Владычицы проник отголосок страха. Она поняла, что это не блеф. И мысль о том, что в деле задействована сила, ей неподконтрольная, пугала её до дрожи.
Килиан сделал театральную паузу, — впрочем, более короткую, чем обычно привык. Он чувствовал, что рискует не вынести дальнейших пыток.
Игру пора заканчивать.
— Разделять свое сознание. Когда ты подослала убийцу к Лане, мне нужно было успеть ей на помощь. Но в то же самое время мне нужно было оставаться с ней, в её субреальности, и поддерживать её, не давая сдаться. Мне вот интересно, ты когда-нибудь использовала свои силы, чтобы по-настоящему кого-то поддержать?..
Ильмадика не ответила на этот вопрос. Она все-таки была умна. И мгновенно просчитала, что это все означает для неё.
— Убирайся из моего разума! Прочь!
Килиан почувствовал, как связь, соединявшая их сознания, начинает распадаться, и направил все свои силы на то, чтобы удержать её. Его воля, воля простого смертного, была почти ничем перед волей божества...
Но именно что «почти».
— Вон отсюда! — Ильмадика уже срывалась на крик, теряя на глазах божественное достоинство, — Прочь!
Могила взорвалась, разбрасывая комья земли. Ураганный ветер подхватил тело юноши, унося его прочь от разгневанного божества.
Однако Килиан был упрям — всегда был. Обеими руками ухватившись за крест, он упрямо держался, не давая разорвать связь.
— Говорят, мужчина должен быть настойчив, — хохотнул ученый, сопротивляясь ветру.
Однако Ильмадика не поддержала шутку.
— ПРОЧЬ! — кричала она, — Vade retro, Satana!
Этот язык, древний даже по меркам Дозакатных, Килиан толком не знал. Но видимо, слова на нем помогли Владычице настроиться на нужную волну. Ураганный ветер усилился. Затрещали кости, выворачиваясь из суставов.
А затем его руки просто оторвались. Адская боль на мгновение оглушила его. А когда способность мыслить вернулась, он почувствовал, как мощный порыв ветра уносит его за пределы этой субреальности.
Миг головокружения — и он полностью вернулся в реальный мир. Килиан снова стоял в покоях Владычицы в бывшей Тюрьме Богов, в славном городе Гмундн. На его одежде не было и следа земли, а на поясе, в единых ножнах, покоились привычные шпаги-близнецы. Он снова мог видеть единственным глазом, и у него снова было две руки.
Две руки, в данный момент крепко сжимавшие виски Владычицы Ильмадики, также приходящей в себя.
Слишком медленно приходящей в себя.
Килиан заглянул в её глаза, в которых медленно отражалось понимание неизбежности исхода. Ему не было жаль её. Каждый из них сам делал свой выбор. Каждым своим решением они определяли тот мир, в котором хотели жить.
Чтобы в итоге столкнуться с его изнанкой. У каждой монеты две стороны, в каждой истории две роли. Победитель и проигравший. Бунтарь и охранитель. Герой и злодей.
Хозяин и раб.
Рано или поздно роли всегда меняются. И глупо жалеть того, кто не был к этому готов.
— Шах и мат, Ильмадика, — сказал Килиан напоследок.
И мощный разряд молнии пронзил центр подчинения.
(с) "Тяжесть прощенных грехов", глава "Узы, что связывают" https://author.today/work/237913
Второй - на сцену видений Килиана, уже недавно мелькавшую во флэшмобе видений:
Килиан не в первый раз находился в родовом замке графов Стерейских и, в общем-то, неплохо здесь ориентировался. Полутемный коридор, освещенный лишь настенными подсвечниками, производил какое-то давящее, угрожающее впечатление из-за тяжелых багряно-красных портьер, предохранявших замок от сквозняков. В традициях Западного Идаволла, на стенах не было ни картин, ни охотничьих трофеев.
Зато через каждые несколько шагов стояли зеркала. Зеркала практически в человеческий рост, расставленные у противоположных стен и образующие зеркальные коридоры, создавая иллюзию лабиринта. Раньше Килиан не слишком обращал на это внимание.
Сейчас ему казалось, что в лабиринте блуждает его душа.
— Оставьте меня, — коротко приказал он, — До завтра вы мне не понадобитесь.
Лишь когда свита разошлась по своим делам, он медленно обернулся и в упор взглянул на отражение в одном из зеркал. В зеркале отражался он сам — таким, каким и был. По-иллирийски тонкие черты лица. Растрепанные черные волосы до плеч. Темные глаза, которые мало кто именовал иначе как хитрыми.
Вот только он готов был поклясться, что только что краем глаза видел в зеркале совсем иного человека. Видел аккуратно уложенные светлые локоны, холодные голубые глаза и породистое лицо идаволльской аристократии.
Видел лицо своего брата.
Да и так ли велика была разница? Их никто и никогда не называл похожими. Никто и не думал уподобить безупречного наследника престола презренному бастарду. Но чем больше он вглядывался в свое отражение, тем больше общего видел. Фамильный аристократический нос — такой же, как у брата и у отца. Упрямый выступающий подбородок — тоже фамильный. Взгляд, в глубинах которого скрывалась бездна, в которую мало кто рискнул бы заглянуть.
— Я все еще сражаюсь с тобой? — хриплым голосом спросил бастард, — Даже сейчас, когда ты мертв. Даже сейчас наша война продолжается?
Каким-то внутренним ухом он услышал крик. Крик, с которым его брат умирал в огне. До сих пор звучало во всем теле его последнее проклятье.
«НАСЛАЖДАЙСЯ ЕЁ НЕНАВИСТЬЮ!»
— Оно не сбылось, брат, — так же вслух сказал он, — Оно не сбылось. Ты проиграл. Она не ненавидит меня. Ты проиграл...
Желал ли он убедить в этом Амброуса? Или самого себя? То и другое было равно бесполезно. Ведь что ни говори, а сейчас он и Лана были по разные стороны баррикад. И хотел он этого или нет, но он развязал эту войну.
Войну, которой еще только предстоит разгореться в полную силу.
— Ты начал эту войну, Амброус, — тихо, но твердо сказал Килиан, — А я её закончу.
Он зажмурился, а когда открыл глаза, вновь увидел в отражении себя. Увидел темные волосы и кривую усмешку, исполненную превосходства. В этой усмешке отражалось то, чего никогда не было у Амброуса: память человека, пробивавшегося своим умом и своим упрямством. Изучавшего науки, постигавшего колдовские тайны, чтобы однажды сравняться с теми, кто получил власть и статус по праву рождения.
Ощущение собственной победы.
Он видел себя, но себя ли он видел? Хотя не сказать чтобы Килиан когда-либо считал себя уродом или даже невзрачной серой мышью, особой красотой он также не отличался. Сейчас же он ловил себя на мысли, что взглянув в глубокий омут синих глаз, любая женщина отдалась бы ему в тот же вечер.
Даже Лана. Да. Если прямо сейчас она предстанет перед ним, то станет его, и ему уже никогда не придется боятся, что следующая их встреча случится на поле боя.
И вспомнив чародейку, Килиан вспомнил и её слова, сказанные, казалось, целую вечность назад:
«Я смотрю на тебя и вижу Её. Твою Владычицу. Я вижу, как ее черты проступают на твоем лице. Я вижу, как ее взгляд блестит сквозь твои ресницы. Я вижу, как она говорит твоим голосом. И то, что ты отверг её... Не думай, я этого не обесцениваю. Но этого мало. Она уже внутри. Вот здесь.»
Вот кого он видел в отражении в зеркале.
Так могла бы выглядеть Владычица Ильмадика, если бы была мужчиной.
— Я больше не твой раб, — вслух сказал ученый.
— Конечно, нет, — ответило неожиданно отражение, — Ты победил меня. Я свергнута. Колесо сделало оборот. Владычица повержена: да здравствует Владыка. До тех пор, пока не придет новый смельчак, который скажет: «Я больше не твой раб».
Килиан стиснул зубы:
— Я не такой, как ты!
— Как пожелаете, Владыка, — поклонилось отражение.
— Не называй меня так!
— Как пожелаете, Господин, — откровенно издевалось оно.
Ученый выдохнул, сознавая, что и возразить-то нечего. Бывшая Владычица превратилась в рабыню. А он... он лишь занял её место.
До поры.
И тут неожиданно мелькнула еще одна мысль.
— А как это было у тебя?
С этими словами он заглянул в темные омуты глаз. Прямо и без страха. В них легко было утонуть. Но сейчас он желал донырнуть до самого дна.
И увидеть, что скрывается за ним.
— Говорят, что когда ты вглядываешься в Бездну, Бездна тоже вглядывается в тебя.
Тот, кто сказал это, был ему незнаком... Вроде бы. Высокий мужчина со светлыми, почти белыми волосами, фигурой античного полубога и холодным взглядом светлых глаз; его невозможно было не запомнить, встреться они хоть раз. И в то же время...
В то же время Килиан чувствовал, что знал его. Чувствовал, что всю его жизнь этот человек наблюдал за ним из переплетений вероятностей.
Даже после своей смерти.
— Ты знаешь, кто я? Скажи это.
И ученый понял, что действительно знал.
— Эланд. Властелин Хаоса.
Ответом ему был негромкий смех.
— Ты хотел увидеть, что в глубине? — спросил Эланд, — Что ж... Смотри. В глубине — лишь я.
— Ты мертв, — напомнил Килиан.
Но как он ни хотел, чтобы это прозвучало твердо, что-то было такое во взгляде древнего бога, от чего бросало в дрожь.
— О, да, — согласилось отражение, — Я мертв. Только знаешь? Это не имеет значения. Тело — всего лишь тело. Разум — всего лишь разум.
— А что же тогда имеет значение? — спросил ученый.
Логика. Нужно спрятаться от страха за холодной броней логики.
— Душа, — коротко пояснил бог, — Та душа, что живет в вас всех. В твоем брате, что пытался быть мной, но оказался слишком слаб. В Тэрле и Леинаре, что думают, будто служат своему христианскому Богу... А на деле уже давно не с Ним, а со Мной. В этой шлюшке Ильмадике: кстати, тебе ведь понравилось то непередаваемое чувство, когда ты публично унизил её? Мне оно, помнится, очень нравилось, когда я был жив.
— Я сделал это лишь по необходимости, — против своей воли стал оправдываться Килиан, — Если бы люди не увидели в ней рабыню, они бы до сих пор верили...
— Ой, мне-то не ври, — рассмеялся Властелин Хаоса, — Ты наслаждался этим. Я тебя не осуждаю, я могу тебя понять лучше, чем кто бы то ни было. Ведь я — это ты.
Что-то было в его словах, что заставило колебаться. И все-таки Килиан покачал головой:
— Нет. Ты не я. Я — это я. А ты — всего лишь колдун, свергнутый и убитый собственной любовницей.
Он сам не знал, почему пытался задеть, оскорбить божество. Может, надеялся, что разозлившись, Эланд покажет себя обычным человеком? Однако Властелин Хаоса не разозлился.
— О, да, — согласился он, — Она свергла меня... Победила... И в этот самый момент стала мной, а я стал ею. Ровно до той поры, как пришел ты, Покоритель Владык.
Против своей воли, Килиан дрогнул, услышав прозвище-когномен, под которым славили его сторонники по всему королевству. Покоритель... Победитель...
«Потому что какие бы цели вы ни преследовали, это лишь иллюзия. А реальность — вот она. Вам просто позарез надо победить. Любой ценой».
— Так что же, — спросил Килиан, обращаясь разом и к Эланду, и к Лане, — Я должен был смириться? Сдаться?
— А в этом самое веселое! Я побеждаю именно потому что альтернативы мне нет! Её просто нет!
Властелин Хаоса смеялся. Казалось, он сейчас покатится со смеху. И зеркало уронит.
— Что бы ты ни выбрал, как бы ни путал следы, в конечном счете дорога все равно приведет ко мне! Потому что я — это единственный путь! Путь победителей и побежденных! Путь Владык и рабов!
Кулак ученого врезался в зеркало, разбивая его на осколки. Но вместо того, чтобы исчезнуть, отражение стало хохотать пуще прежнего. Десятки лиц Эланда отражались в осколках зеркал, смеясь над человеком, пытавшимся бороться с Бездной внутри себя.
— Имя мне Легион! — продолжало разоряться отражение, — Я Альфа и Омега! Я каждый из вас, и потому я бессмертен! Я — каждый из вас!
Килиан заткнул уши, чтобы не слышать этого, но казалось, голос Владыки ввинчивается в его мозг, минуя уши. Он закрыл глаза, но все равно видел отражения в осколках зеркал.
— Каждый, кто желает победы; каждый, для кого жизнь борьба; каждый, кто желает власти, превосходства, повиновения! Каждый из вас — лишь продолжение меня! Со мной нельзя бороться, потому что я И ЕСТЬ борьба!
— Нет... — прошептал Килиан.
Голос Властелина Хаоса сбивал с мысли, приводил в смятение, но ему все-таки удалось на секунду собрать свою волю в один импульс.
— Исчезни. Сгинь на дно. Я не желаю тебя слышать. Прочь. Vade retro!
Волна магии ударила во все стороны, разрушая все вокруг. Разбивая вдребезги субреальность подсознания.
Ученый вынырнул из транса, в который погрузился незаметно для себя. Он стоял перед совершенно целым зеркалом, в котором отражался лишь очень усталый человек, терзаемый обидой за ложные обвинения и сгорбившийся под грузом нежеланной ответственности за других людей.
На этот раз это было на все сто процентов его отражение.
(с) "Тяжесть прощенных грехов", глава "Вглядываясь в Бездну" https://author.today/work/237913