Путешествие и побег. Смешать, но не взбалтывать
Автор: Лиса Серебряная…Или смешать, потому что порой одного без другого не бывает)
Средневековье, контрастное во всем, контрастно и в теме путешествий. С одной стороны, множество народу за всю жизнь не бывали дальше соседней ярмарки. С другой – паломничества и походы, в которые далеко не всегда отправлялась только знать. А ведь есть еще посольства и дипломатические поездки; купцы, везущие свои товары за тридевять земель... Да и удел бродячих артистов – не что иное, как бесконечное путешествие в поисках то ли лучшей доли, то ли богатого покровителя (а чаще, и того и другого).
В общем, машу каслом… средневековую историю дорОгой не испортишь)
Почти всем моим героям приходится путешествовать – по желанию или вынужденно. Но расскажу, пожалуй, о двоих – Анастази фон Зюдов-Кленце, главной героине романа, и Рихарде Кленце, ее первом муже. Их взаимоотношениям в «Цветах…» уделено не так уж и много места (неудивительно, если учесть, что барона долгое время считали погибшим). Общей судьбы у них тоже уже нет – барон отсутствовал слишком долго, его супруга стала женой другого человека, а тот слишком влиятелен, чтобы отыграть все назад даже при появлении первого мужа. Но жизнь все же то и дело будет сталкивать их – порой в самых неожиданных ситуациях.
Анастази, кажется, жила жизнью, полной приключений. Был в ее биографии и побег с любовником… И просто путешествие, больше похожее на побег:
Отец и дочь простились довольно холодно, хотя у каждого в сердце было больше печали, чем гнева. Анастази не открыла подробностей будущего путешествия; по ее мнению, барону надлежало знать только то, что целью является Кернский монастырь. Эрих фон Зюдов не препятствовал дочери, ибо был осведомлен об истинной причине ее отъезда, но напомнил, что вальденбургский король разгневается, если Анастази появится в его владениях. О том же несколько позднее осмелилась говорить госпоже и Альма, однако Анастази рассудила, что земное не властно над горним, и бывший супруг не вправе запрещать ей молиться там, где она пожелает.
После Керна по уже расплывшимся, мокрым дорогам добрались до Стакезее и там больше месяца ждали настоящего, уверенного весеннего тепла. Едва установилась погода и большаки перестали тонуть в вязкой грязи, направились в Эрлинген. Путь был долог – сначала по просторам долин, потом каменистыми, путаными тропами предгорий, где уже взметнулись зелеными стрелами луговые травы, топорщились синие шары ежовника, качались ветреницы; отряд двигался небыстро, преодолевая бурные ручьи, прячась в посвежевших перелесках от первых весенних гроз.
<…>
…Она внезапно вспоминает, как на дороге в Керн ее маленький отряд преследовала стая волков. Наступала ночь; возница гнал лошадей, кричал, щелкал кнутом, хотя в понуканиях не было нужды, они и так неслись во весь опор, фыркая, встряхивая головами. Сама же баронесса, откинув полог, смотрела, как изголодавшиеся звери мчатся за ними, стелются по рыхлому, не растаявшему еще снегу – и не могла отвести взгляд. Ей казалось, что волчьи глаза горят красным огнем, а с клыков капает розовая пена.
Ее мужья, любовники – такие же волки, или люди с волчьими душами, думалось ей. Так же загоняют жертву, так же грызутся из-за лучшего куска. Да и можно ли быть другим в этом искаженном, несовершенном мире…
Лошади выбивались из сил, хрипели, прижимали уши, а черные звери не отставали, и Анастази ощущала кожей жар их дыхания. Голод гнал их вперед или злое колдовство?.. Или эта кара ниспослана ей свыше как наказание за греховную жизнь?
А это уже из второй части, которая в вялотекущем состоянии. Однако Анастази успела попутешествовать и здесь, неспокойная такая)
«Они пересекали долины и обширные, еще зеленые луга, густые леса и болота. Переходили вброд реки или платили пошлину за мост; проезжали через городки и совсем маленькие селения. Большак то вился через поле, то превращался в узкую тропинку, а иногда и вовсе пропадал. Один раз тропа вывела на дорогу, проложенную еще древними; по ее сглаженным временем камням они ехали намного быстрей, не боясь, что повозка сломается.
В Байльнгрисе задержались на день, чтобы дать отдых лошадям и пополнить запасы. После, как и ожидалось, потянулась каменистая, неприветливая пустошь, напомнившая Анастази предгорья в вальденбургских землях – те самые, куда она чуть было не отправилась в ссылку. В этих местах из земли выламывался длинный скальный хребет – остов навеки уснувшего дракона, – и десятки холодных ключей, сливаясь, становились грохочущей среди камней рекой.
Для того, чтобы переправиться через нее вместе с повозкой, пришлось искать брод. На это ушло немало времени; поднялся ветер, с севера потянулись тучи, опускаясь все ниже и ниже, быстро застилая небо. Вдалеке раскатился первый удар грома.
Конные воины перебрались первыми, огляделись; вслед за ними Анастази и Альма также пересекли реку верхом. Пустую повозку возница медленно, бережно вывел на пологий южный берег. Настала очередь пеших слуг, а за ними должны были идти Андреас фон Борк и его оруженосец.
В это время упали первые капли, крупные и редкие, а вслед за ними, без всякого промедления, стеной обрушился ливень. Поток потемнел и вздулся, в бурой пене замелькали ветки и сор. Анастази обернулась и увидела, что один из слуг с мешком в руке застыл на середине переправы, на плоском, обглоданном волнами камне. Вот и камень пропал из виду; вода взъярилась, захлестывая несчастного по пояс, скидывая в поток…
В следующее мгновение он вынырнул, бестолково колотя руками по воде, и Андреас фон Борк, свесившись с седла, успел схватить его то ли за одежду, то ли за волосы, толкнул к берегу. Юношу подхватили другие слуги; он намертво вцепился в чью-то руку, пытался встать, но тем сильнее разъяренный поток тянул его за собой. Он закричал, снова скрылся в волне – и его сотоварищи, напрягая все силы в отчаянном порыве, вытянули его на берег. Перепуганный, насквозь промокший, юноша снопом повалился на землю, едва почувствовал ее под ногами; тяжело дышал, утирался, но вместо этого только размазывал по лицу грязь.
Они поспешили прочь от реки, поглотившей мешок с провизией, словно подношение, но потоки холодной воды лились отовсюду; ветер налетал с разбойничьим посвистом, грозя опрокинуть повозку. Темнело, и нигде не было видно ни огонька.
– Хорошо бы нам найти хоть какое укрытие! – прокричал Андреас, пересиливая завывания ветра; по лицу его текла вода, белокурые пряди прилипли к мокрому лбу. – Если б монастырь или хоть деревня поблизости…
Гром раскатывался над ними размашисто и гулко, от края до края сизо-черного неба. В отсветах молний Анастази видела бледное лицо Альмы; служанка молилась, воздев глаза к черному небу и прижав к груди руки.
– Госпожа! – прокричал Ханс, возница, обернувшись к темному пространству повозки, где Анастази и Альма сидели, тесно прижавшись друг к другу. – Ей-ей, придется вам ехать верхом! Опасаюсь, повозка не сдюжит…
Они уже и не думали о том, чтобы двигаться вперед, да и неясно было, где именно это «вперед»; жались все ближе к скалам. Редкие кустарники под порывами ветра ничком ложились на землю, а их угольно-черные тени, словно ненадолго обретя свободу, кривлялись в коротких вспышках ослепляющего света.
Анастази могла лишь догадываться, сколько времени они не то шли, не то ползли в темноте, – почти наощупь, изо всех сил удерживая испуганных лошадей, – когда один из воинов громко вскрикнул, подзывая остальных. И когда другие подошли, то не могли поверить своей удаче – в скале отыскалась небольшая пещера.
– Как бы это не оказалось разбойничье логово… – прошептала Альма, оглядывая ее.»
Ее первому мужу повезло куда меньше. С некоторых пор каждое его путешествие – своего рода побег…
Тоже кусь из продолжения:
«…– Ты ли Рихард Кленце из Вигентау, прозываемый еще Рихард День-и-Ночь?..
Барона окликнули у самых ворот постоялого двора. Говоривший был немолод, но высок ростом и широк в плечах – много повидавший, опытный воин. Рядом с ним стояли еще четверо – все молодые и крепкие; а значит злые и резвые, коли дойдет до схватки.
На их одеждах не было герба, но по тому, как они держались, по добротной одежде и хорошему оружию барон понял, что эти люди облечены властью, но им приказано не открывать этого – до поры до времени.
Недавно рассвело, и утренний свет казался стылым и серым. Под ногами хрустели, разламываясь, тонкие корочки льда. Барон шел первым; Лютц следовал за ним, ведя коней в поводу. Мозе и мальчишка Ханс замешкались на дворе, у колодца.
– Я тот, кто я есть. А вот ты кто?.. Твое лицо мне незнакомо, и герба твоего я не вижу.
– У вас нет причин для беспокойства… если вы тот, чей герб и меч носите, – ответил другой, ростом пониже, темноволосый, тонкогубый. Указал на двор. – Вам лучше вернуться. Там удобнее говорить.
– Я не затем покинул эту убогую конуру, чтобы тотчас же туда вернуться! Нет у вас ко мне никаких дел. Прочь с дороги.
Второй быстро взглянул на старшего. Тот, не таясь, положил руку на рукоять меча.
– Не вынуждай нас, барон…
Рихард Кленце слишком хорошо знал, что бывает после таких слов – и потому ударил первым, рукоятью кинжала, целясь выше подбородка. Тот отшатнулся, скорчился, закрывая руками окровавленное лицо. Следующим ударом Рихард выбил короткий меч из рук тонкогубого.
Остальные на мгновение замешкались – их было слишком много, и они сейчас только мешали друг другу. Один, то ли чересчур смелый, то ли очень глупый, бросился вперед – и упал, поливая кровью мерзлую землю.
Лютц, мгновенно уразумевший, что нужно делать, метнулся мимо, уводя за собой коней.
– Вы за это ответите, барон! – прохрипел тот, кого он ударил первым, выпрямился, шагнул вперед. От резкого движения серый плащ распахнулся, на мгновение открыв нарамник с гербом – на золотом фоне угрожающе распахнул могучие крыла черный орел.
Приказам королевского посланника следовало бы подчиниться, но после услышанного и увиденного в Ковенхайме барон не сомневался, что это дорога без возврата. Попятившись, рассек предплечье еще одному из нападавших, схватил коня под уздцы и вскочил в седло.
– Лютц, не отставай! Резвей!..
Ворота остались позади, мелькнули коваными петлями-жиковинами; кони понеслись во весь опор. Мозе и Ханс нагнали своего господина на повороте дороги – должно быть, воспользовавшись суматохой, выскочили через воротца, которыми водили лошадей к ручью на водопой. Рихард заметил, что южанин сжимает в руке длинный кинжал, чуть попятнанный кровью.
Они не стали продолжать путь по дороге. Едва постоялый двор скрылся за невысоким холмом, свернули в лес и ехали дальше на юго-восток, поначалу стараясь, однако, не терять из виду дорогу.
Через несколько часов все же пришлось остановиться, дать отдых лошадям. Спешившись, рассевшись на небольшой поляне, они устало молчали.
Все понимали, что на сей раз им повезло. Они дешево отделались – единственным ущербом стала царапина на плече Лютца, чуть выше локтя. Мозе промыл ее вином и перевязал.
– Рана вроде чистая. Бог даст, через пару дней заживет.
Ханс извлек из вещевого мешка деревянный кубок, нацедил вина, подал господину. Барон выпил вино, потом привалился спиной к стволу старой ели, устало закрыл глаза. Отвыкший бестревожно спать на убранных как положено постелях, нынешнюю ночь он провел почти без сна, в который уже раз ощущая себя дворовым псом, которого по прихоти хозяев втащили в господскую опочивальню.
…Но что ж, теперь кое-что ясно. Опасаться придется не только разбойников. Еще дорог, постоялых дворов, городских площадей – словом, всех тех мест, куда могут явиться воины короля или королевский фогт. Или еще похлеще – вот такие же охотники, что внимательно осматривают торговые караваны, стоят в числе стражников у городских ворот, заглядывают в шумные, задымленные залы харчевен…
Ему мало владеть моей женой; мало моего изгнания. Ему нужна и моя жизнь. Анастази права – королевскому гневу нужно время, чтобы остыть, и это время следует провести в надежном убежище; не быть схваченным или убитым.
По счастью, погони за ними не было, а если и была, то отстала, закружилась где-то, увязла в грязи или спуталась в перекрестьях дорог – между Стакезее и Байльнгрисом было немало селений и городков, и от одного к другому вели дороги и тропы, то широкие, то узкие, незаметные и почти непроходимые.
Они объехали стороной Байльнгрис, а к вечеру четвертого дня миновали Намуэ. После многих дней скитаний они были куда больше похожи на неудачливых разбойников, чем на благородного рыцаря со свитой, возвращающегося в свой край; они избегали людных мест, и возносили хвалу Богу, если порой их соглашался приютить какой-нибудь углежог или лесоруб. У одного такого добродея задержались почти на полдня; опять вышли затемно, и на рассвете выехали к реке.
Над рекой стелился туман. Лед еще не сковал ее, и темная вода то и дело подергивалась мелкой рябью. Дорога вела к деревянному мосту; возле него на толстом столбе был укреплен деревянный же раскрашенный щит. На белом поле – синий угол стропила с тремя морскими раковинами, а вверху, слева, алый квадрат, и в нем – поднятый меч, знак протекции над захваченной на Востоке землей.
Рихард натянул поводья; тотчас же остановились и его спутники, замерли на самой кромке леса, готовые броситься обратно в чащобу при любой опасности.
Река эта была границей владений рода Кленце, а первый мост был сооружен по приказанию барона Иоганна Кленце почти полсотни лет назад. С тех пор его содержали в исправности, переделывали, подновляли…
Отсюда оставалось всего-то полдня пути до Вигентау, и барону казалось, что стоит лишь всмотреться пристальней, и он увидит на горизонте башню, услышит звук замкового колокола, исправно отмеряющего время…
Еще так недавно он сам стремился вернуться сюда, и ради этого готов был пренебречь любой опасностью. Теперь же Вигентау может превратиться из крепости в западню, клетку для измученного преследованием и бегом зверя.
– Ишь какая дымка, – тихо сказал Мозе. – Видать, нынче потеплеет…
Ветер вновь растревожил речную гладь. Из свалявшихся, сухих зарослей с шумом вспорхнула большая птица.
Барон еще раз взглянул на противоположный берег, подозвал мальчишку-слугу.
– Отправляйся в Вигентау, – барон снял с пальца серебряное кольцо, прибавил несколько монет. – Только переправляйся не здесь, а дальше… Ты знаешь где. В замке расскажи обо всем, что с нами было, барону моему сыну и его наставнику, Нотбеку… Теперь ступай.
Ханс молча поклонился и шагнул в сторону. Вскоре его уже было не разглядеть за переплетением ветвей и клочьями тумана.
– А что же ты, мой господин? – переглянувшись с Мозе, угрюмо спросил Лютц. – Неужели повернешь, проделав столь долгий путь?
Он-то, верно, всем сердцем стремился в Вигентау, хотя бы ненадолго – там его ждал отец, а может и девчонка-зазноба…
Барон не отвечал. Лютц и Мозе в унылом молчании ждали от него хотя бы единого слова. Становилось светлей. Где-то далеко в лесу послышался раскатистый зов рога.
Словно стряхнув с себя оцепенение, барон повернул коня.
– Едем. Нужно как можно скорее добраться до Трёмма.»
А вот и они сами – точнее, что-то вроде мечты Рихарда, наконец-то возвращающегося домой…
А о том, что ко всему этому привело, можно прочитать здесь . В добрый путь!
Истоки флэшмоба - у Елены Станиславовой, вот тут.