Дьяволопоклонничество в Советском Союзе

К написанию этого топика меня подтолкнула статья многоуважаемого Вадима Нестерова о сатанинских закладках в советском фильме о Мэри Поппинс. Сколь ни провокационна такая тема, но она заставляет вспомнить о некоторых любопытных вещах, имевших место быть в нашей стране с 1917 года и до перестройки. А именно: религия - и в первую очередь христианская - никогда не рассматривалась в СССР как нечто, чему надлежит умереть просто по ходу социалистического строительства и в силу чисто экономических причин ("Бытие определяет сознание" - слышали ведь?) Напротив, систематически подчеркивалась, что с религией важно бороться целенаправленно - путем атеистической пропаганды, а то и административных мер или даже уголовного преследования. В связи с этим атеизм в Советском Союзе неизбежно приобретал взвинченный, экзальтированный характер, становился эрзацем той же религии, а отвержение христианского Бога как-то само собою перетекало в любование его противником - дьяволом. Это прорывалось наружу на самых разных уровнях - в частных беседах, в художественной и познавательной литературе.

Так, к самому началу 1920-х годов относится разговор, записанный по памяти Вересаевым и приведенный позже в книге его воспоминаний. Тогда на официальное обсуждение подкомиссии Наркомпроса был вынесен вопрос о допустимости для детей сказок. Присутствовавший тогда на заседании поэт Брюсов сказал: 

- Во всяком случае, совершенно недопустимы сказки, где речь идет о царях и царевичах, о Боге и ангелах.

(Замечу в скобках, что мои собственные книги в это прокрустово ложе не укладываются: "Низвержение Жар-птицы" пролетает по первому критерию, а "Божьи садовники" - по второму)

Вересаев спросил:

 - А где речь идет о чёрте?

Брюсов ответил: 

- О чёрте? О чёрте, пожалуй, можно. Он – воплощение отрицания, протеста.

На что Вересаев вполне логично возразил:

- Но против чего же ему протестовать, если не будет Бога? Против пустого места?

Это можно было бы рассматривать просто как забавный курьез и личное мнение Брюсова. Но совершенно то же самое мы видим в романе Фадеева "Молодая гвардия". Я имею в виду знаменитую сцену, когда Ульяна Громова, уже схваченная гестапо, читает в камере другим подпольщикам поэму "Демон", а потом ребята делятся впечатлениями:

Уля прочла и те строки поэмы, где ангел уносит грешную душу Тамары. Тоня Иванихина сказала:

- Видите! Все-таки ангел ее спас. Как это хорошо!

- Нет! - сказала Уля все еще с тем стремительным выражением в глазах, с каким она читала. - Нет!.. Я бы улетела с Демоном... Подумайте, он восстал против самого бога!

Хотя это, скорее всего, художественный вымысел, документально не подтвержденный: если в тюрьме и осуществлялась прослушка, едва ли немцы фиксировали все слова арестованных. Но само включение такого диалога в столь знаменитый и утверждавшийся лично Сталиным текст весьма показательно.

А вот фраза из "Детской энциклопедии" 1968 года из статьи о великом английском поэте Джоне Мильтоне:

Образ Сатаны, с мятежной силой восстающего против божьего произвола, - самый яркий, запоминающийся образ "Потерянного Рая"

Думаю, сам Мильтон, глубоко верующий человек, от такого пассажа перевернулся бы в гробу.

Подытоживая вышесказанное, хочется отметить, что булгаковский Воланд не случайно прибыл именно в Москву. В контексте эпохи это выглядит глубоко символичным: точно так же поп-звезда иногда посещает собственный фан-клуб. Правда, Воланда москвичи не очень впечатлили; что ж, иногда и певец оказывается разочарован некоторыми своими поклонниками.

Такое бывает.