Субботний отрывок
Автор: Анастасия АльтПрекрасный и бессрочный флешмоб от Марики Вайд 
Сегодня у меня снова отрывок из повести цикла про Детектива-медиума:
Полянский вспомнил душный осенний вечер шесть лет назад, отделение хирургии в маленькой больнице на окраине области. Дешёвый кафель в трещинах квадратиками на полу. Запах пересушенного белья из автоклава. В его голове зазвучали из недалёкого прошлого звонкие вопли.
«Не смей! Не смей! Нет! Не смей!».
Из-за швов она не могла сидеть. Подложена окровавленная пелёнка. На плоском животе и тощих бёдрах повязки, приклеенные пластырем. Лицо и губы почти того же неживого цвета, как и гипс, в который замазаны треснувшая ключица и плечо слева. Николь лишь немного приподнялась на правом локте поверх жёсткой казённой простыни. Кричала, будто швыряя в него хрустальные рюмки, каждое слово разлеталось звенящими осколками о стену за спиной Тимофея.
«Не смей его трогать! Нет! Не смей! Слышишь? Не смей!».
«Он изувечил тебя, и мог убить, Ника!» – он сжимал мелко дрожащие пальцы.
«Вы все убиваете меня! Каждый день! Все! И пусть! Мне хорошо с ним! Слышишь? Мне было хорошо!».
Сколько силы нашлось в этом хрупком теле. Полупрозрачные пальцы сжимали грубую выцветшую ткань. Огромные зелёные глаза Николь казались ещё больше на осунувшемся личике, на висках и скулах сквозь тонкую кожу светились вены. Нужно было ещё доплатить, и попросить дать ей общий наркоз, тогда успел бы уехать, и она не остановила.
«Не смей его трогать! Не смей!».
«Но то, что он сделал! Я не хочу, чтоб ты снова проходила через это!» – язык еле ворочался, горло сжало.
Он даже не пытался звучать твёрдо и убедительно. Глаза щипало горячим песком. Собравшись, только чтоб не разрыдаться тут при ней, Тимофей смотрел на вспучившуюся краску под потолком палаты. Грязноватые потёки в углу. Пузыри остались после протечки крыши, частично чешуйки осыпались, открыв старую стену.
«А я хочу! Мне было хорошо с ним! Только с ним! Не смей его трогать!» – визжала его нежная русалка. – «Не смей, слышишь! Если ты что-то сделаешь, я не буду жить! Кроме него мне нечего терять!».
Тогда он послушал её, пообещал. Клял себя за мягкость, но боялся, знал, что она действительно умрёт, не станет пугать суицидом. Она так много для него сделала. Её водянистое тепло обманчиво сулило нормальную человеческую жизнь. Эту странную привязанность посчитал бы здоровой только слепой. Когда Ника поправилась, свозил к Красному морю немного погреться и восстановиться.
И вот уже шесть лет несколько раз в год она встречалась с Габриэлем, и потом, будучи «на работе», тосковала без этих свиданий. К своему ужасу и стыду Тимофей не мог вовсе избежать её воспоминаний, когда Николь навещала его дома. Поэтому иногда видел, как она, гибко склоняясь, вдыхает золотистую пыльцу, жадно слизывая со стола каждую крупинку, дарующую блаженство. Как погружается в бессознательную сладкую иллюзию, со счастливым стоном прижимаясь к Габи, страстно ненасытно обнимая.… И как это чудовище ласкает её, калеча в своих объятиях.
С больной гудящей головой вынырнул из беспросветного омута памяти. Полянский вздрогнул, его просто передёрнуло от отвращения. Успокаивая грохот сердца, стал медленно дышать.
«Ну, уж нет! Ника свой выбор давно сделала, а вот Софию этот уродец точно не получит!».
