Разбор с семинара Аю-Даг

В тему к грядущему семинару Лукьяненко вспомнилось, что давным-давно, в году 2011, мне повезло оказаться на романном семинаре Партенит, в группе Олди. Не только мне, но и моему соавтору. Танцевать на граблях вдвоем всяко веселее.

А тут еще и старые файлы со старых ноутов удалось вытащить. А в них - все разборы с того самого семинара. И те, которые делали мы с соавтором, и те, которые делали Олди. Выкладывать разнос чужих книг без разрешения не совсем этично, но вот нашей - почему бы и нет.

Книга, конечно, с тех пор была переработана, в особенности в том, что касается начала, но от ряда проблем избавить её просто не реально.

Дальше - текста много. Так что - кому интересно, тот пусть читает и наслаждается.

И да, романные семинары - штука такая, требуют очень крепких нервов и хорошей выдержки.

Насута Екатерина, Данилов Евгений: "СМЕРТЬ НИЧЕГО НЕ РЕШАЕТ"

(роман, 19 а. л.)

               На середине романа у читателя возникает страшное подозрение. Оно по прочтению подтвердилось. Этот 19-листовый текст – гигантская, раздутая до неприличных размеров, дико затянутая экспозиция какой-то мега-эпопеи. Завязка конфликта, общего для всего романа, происходит лишь в самом финале, когда трое главных героев наконец встречаются. И совершенно непонятно, к чему эта завязка ведет. Итого, из всей структуры произведения присутствуют только огромная экспозиция и завязка. Ни развития действия, ни кульминации, ни развязки -- нет.

               Конфликта, общего для трех линий действия – не видим!

               Объединяющих мотивов, кроме пересечения ряда персонажей – почти не видим.

               Сквозного действия, как движения конфликта романа – не видим.

               Набор разнородных приключений, описанных очень длинно и нудно – видим, да.

               Вот и вывод – приключений масса, а мы засыпаем. Почему? Потому что не может быть экспозиция таких размеров. (На семинаре – обсудить, что такое сквозное действие! Объяснить, как оно – а с ним и конфликт произведения – проявляется в каждом чихе героев, а не кое-где урывками… Пример: «Ромео и Джульетта».)

               Из трех сюжетообразующих линий действия отдельная завязка (гибель друга и принятие решения продолжить миссию вместо него) присутствует только в линии Турана. В этой же линии имеется развитие действия (внешнего и внутреннего): принятие решений, хоть какие-то поступки, изменение приоритетов, развитие отношений с Ирджином, изменение характера героя. Эта линия и написана интереснее всего.

               Линия Эльи: завязки нет, вернее, она практически совпадает с завязкой всего произведения в финале. Из всего внутреннего действия -- постепенное изменение отношения к тегину. Больше «внутри» не происходит вообще ничего. Элья очень долго и нудно страдает -- и все. Сочувствия к ней, кстати, никакого. Она совершила преступление, нарушила дуэльный кодекс, ударила в спину, подло убила своего противника -- и была за это наказана по заслугам. И ведет она себя совсем не как воин -- просто уныло плывет по течению, и больше ничего. А она ведь -- воин с рождения, и в битвах участвовала, и убивала умело и без жалости. Но ее поведение абсолютно не соответствует заявленной биографии.

               Линия Бельта. Много-много пустопорожних приключений, которые ни к чему не ведут. Из внутреннего действия -- только развитие отношений с Лаской. В остальном Бельт тоже плывет по течению -- и все. Один лишь раз попытался удрать вместе с Лаской -- и то неудачно. Пожалуй, это единственный сколько-нибудь серьезный поступок, который он попытался совершить за все время. Т. е., опять же, в наличии одна длиннющая экспозиция. Завязка происходит ближе к финалу, когда на Бельта возлагают конкретную миссию, и теперь уже бежать в города Лиги поздно, придется выполнять задание власть имущих. До того единственной целью Бельта было выжить, для чего он стремился покинуть каганат. Да и то, стремился вяло, больше в мыслях, чем на деле. Что, опять же, не слишком свойственно человеку с такой биографией.

               Текст утонул в частностях. Провалена стратегия романа, почти провалена тактика – авторы же радостно занимаются массой партизанских мелочей, не замечая, что штаб захвачен врагом, армия разбита, а страна оккупирована.

               Повествование дико затянуто и перегружено неподъемно-тяжелыми фразами, избыточными описаниями и подробностями, лишними прилагательными и специфическими терминами. Из-за этого читать, по большей части, скучно. Сокращать и чистить, сокращать безжалостно и чистить капитально. Вытаскивать на поверхность образность, которая местами имеется, но безнадежно тонет в хламе. Работать с характерами героев, развивать внутреннее действие.

               В последней четверти повествование становится чуть живее и интереснее. Активизируется внешнее действие, начинает раскрываться интрига, происходят хоть какие-то события. Но "подъема" хватает ненадолго. В последней триаде повествование вновь становится скучным, слегка взлетая вверх лишь в момент финальной встречи героев и сопутствующих ей событий.

               Катастрофическое отсутствие чувства юмора в каком бы то ни было виде. И автор, и герои убийственно серьезны и занудны. Даже если роман -- трагедия, и зубоскальство-хохмачество в нем неуместны, всегда остается место для черного юмора, грустной иронии, сарказма и т. п. Но и этого тоже нет.

               Язык -- вполне литературный, с целевым использованием экзотических слов из разных наречий; авторская работа с языком хорошо видна: стилизации, более или менее удачные попытки персонификации речи персонажей и т. п. Правда, персонификация речи не всегда удачна. Если у главных героев она еще более или менее индивидуальна, то у всех остальных идет "типовая" персонификация: одни говорят "благородной" речью, другие -- нарочито "простонародной". При этом между собой персонажи, говорящие "простонародной" речью, по речевым характеристикам отличаются мало (или вообще не отличаются). То же и с "благородной" речью: отличия между персонажами есть, но они слабо выражены (если только персонаж намеренно не выражается "особо витиевато"). Хорошо бы персонификацию углубить по персонажам (в т. ч. второстепенным и эпизодическим). (Кстати, это общее замечание, оно относится не только к этому конкретному роману!)

               Основная же проблема языка, при всей его литературности -- невероятная перегрузка текста ненужными подробностями в целом и огромным количеством лишних эпитетов и определений -- в частности. См. об этом также ниже.

               Характеры второстепенных персонажей выписаны лучше, чем главных: тегин, Ирджин, Хэбу, Ласка и др. Из главных героев прилично выписан лишь Туран. Более или менее психологичен Бельт -- но его поведение плохо соответствует заявленной биографии. Элья -- вообще никакая. Заметное развитие характера есть, опять же, лишь у Турана.

               Авторская индивидуальность, авторское неповторимое вИдение мира, уникальный авторский стиль -- тут трудно что-то сказать. Если скрупулезную занудность и дикую избыточность описаний счесть авторской манерой -- тогда она, конечно, присутствует. Проработанность мира -- это, по идее, неплохо. Но тут авторы очень сильно перестарались. И то, что могло пойти роману "в плюс" -- в итоге пошло "в минус". Как говорится, "за деревьями не стало видно леса". А вот авторской позиции, самого автора (авторов) в тексте не видно совсем.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ:

               Зачем нужны эпиграфы? Их роль в тексте?!

«Меня убили сегодня, в четверть третьего пополудни, в узком колодце двора, огороженного с трех сторон стенами из желтого песчаника, с четвертой – горбатым мостиком на арочной опоре. Я знал это место в каждой его трещинке, в каждой петле золотарницы, упрямо ползущей вверх по стенам; в вытоптанной многими ногами земле и редких клочьях травы.»

               -- Двор, огороженный мостиком?

               -- Знал место в трещинке, в петле, в земле?!

               Сама идея пролога «меня убили…» -- да, формирует интерес к дальнейшему.

               И этот же интерес убивается набором неизвестных читателю слов в одном небольшом прологе: браан, эманары, эманом, линг… Плюс тяжелые имена, плюс всякая золотарница. Это не создает атмосферы – это утяжеляет текст. Новые слова лучше давать постепенно, в основном тексте, причем так, чтобы их значение, по возможности, было ясно из контекста.

               Кстати, в дальнейшем количество неизвестных читателю «фэнтезийных» слов зашкаливает за все разумные пределы. Смысл?

Откровенно говоря, буквально в начале вдребезги запутались в новых словах, топонимах, именах, отношениях государств и местностей…

               Перегрузка текста незнакомыми читателю и зачастую малопонятными терминами, названиями, титулами, званиями, именами, и самыми разнообразными несущественными подробностями. Раздражает, рассеивает внимание, отвлекает от сюжета, героев, конфликта -- и через некоторое время вызывает желание "пролистнуть по диагонали" или вообще бросить чтение. Время от времени интерес снова возникает -- но очень быстро опять тонет в многословии.

               Описания содержат множество излишних, зачастую чисто "технических" подробностей. Оные подробности абсолютно не нужны -- ни для сюжета, ни для создания образа/настроения -- вообще ни для чего. Они только перегружают текст, делая его вязким и занудным. Вместо ярких, "стреляющих" образов -- длинные пространные описания. Если образы все-таки встречаются -- они безнадежно тонут в этих описаниях.

Сплошь и рядом -- общая перегрузка по прилагательным.

Вот уже сколько читаем, а оно никак не складывается… Разные истории, разный колорит, все истории незаконченные, довольно простенькие, очень затянутые. Да, есть связи, но они умозрительные. Понятно, что такими «тройками» выстроен весь роман. Но первая тройка с прологом занимают два с хвостиком авторских листа. Это объем добротной повести. Для экспозиции категорически много! (Это мы еще не знали, что весь представленный "роман" -- одна огромная экспозиция!)

А ведь основной конфликт еще не заварился… Так, технические конфликтики: воюем, дуэль-ссылка, яйцо-райцо…

Вообще-то, если ободрать избыточные украшательства, из первой триады прет стандарт-схема. Ссыльная дуэлянтка с тайной и муками, беглый солдат-простак с боевым опытом, поэт с тайной и быстрым супер-кинжалом. И истории их примитивные. А барочное излишество описаний не спасает…

               Вылеченный солдат, который потом поубивал нехороших людей -- штамп. Рассказ о дальнейшей судьбе Звяра и Мушки -- излишен.

Видим, что авторы стараются работать с языком. Описания, стилизация, блатной жаргон, просторечье… Чего не хватает? – чувства меры.

В тексте встречаются анахронизмы. Мир условно-средневековый -- и слова "геополитика" (еще и от слова "Гея" -- "Земля" -- когда действие явно происходит не на Земле), "специалист", "оптимизационные нормы", "неординарная личность", "телепорт" (это из НФ, тут бы больше подошел "портал"), "специфичен", "стабильность", "агент", "корректор", "конфигурация", "клиническая картина", "прозекторская", "аппарат", "купируемо" ("купируют"), "потенциал", "оптимальный вектор развития", "глобальные проекты", "ассимиляция", "глобальная конфигурация", "эргономичнее", "информация", "стабилизация реакций", "диверсант", "разряд", "резидент", "контакты" и т. д. -- выглядят не вполне уместно.

               Наверное, эти слова использованы не случайно. Возможно, в продолжении анахронизмам будет дано объяснение (к примеру: этот мир населяют потомки древней высокоразвитой цивилизации -- местной или "пришельцев" -- сохранившие остатки знаний, технологий и терминологии своих прародителей). Но мы можем судить только по тому, что нам было представлено. А в конкретном тексте слова-анахронизмы смотрятся инородными.

«Плетью выбросил кулак от самого бедра навстречу страшному лицу, лишь перед самым ударом чуть дернув запястьем. Скрытый кинжал выскочил из широкого рукава и вошел точно в глаз комедианта. Вырвав клинок из тягучей раны, Туран наотмашь полоснул кого-то справа, судя по визгу – одну из девок. Лягнул, не глядя, стоящего за спиной и сразу присел, подхватывая соскальзывающий ящик, не давая ему грохнуться на землю.»

-- Выбросил кулак плетью. Тягучая рана. Скрытый кинжал. Дернул запястьем, но как взял кинжал? – ведь был кулак. Или кинжал жестко закреплен на браслете?

«Кинжал уперся в крышку, щелкнул стопор, зашуршала пружина, и клинок исчез в рукаве.»

-- А ну-ка, пусть авторы изложат механику устройства!

"Крашеные киноварью усы"

-- Киноварь – сернистая ртуть. Ядовита. Усы красят хной.

Вдруг появилась сноска на слово «калямдон». Сто непонятных слов без сносок – чего вдруг здесь?!

«Работал он старательно, упрямо насупившись, и можно было б биться об заклад, что с таким же выражением лица, ожесточенно сопя, он возился, выламывая из задней стены уже ненужного трактира кусок обсмоленного бревна, а потом пер его волоком, оставляя позади глубокую борозду.»

-- Собственно, принцип этого предложения относится ко всей книге. Единственное действие-событие: работал он. К нему два пояснения «как»: старательно и упрямо насупившись. К нему же длинное сравнение: с таким же выражением… и до конца фразы.

   Сокращать люто, бешено! Ибо вот уже началась часть «Бельт», а читатель тонет в неизвестных словах, в груде украшательств, в ворохе имен – а всей рассказанной истории на три копейки, не больше!

               История постоянно отвлекается на династии, войны, каганов… На одно событие – миллион не принципиальных деталей. Нет сквозного действия. Нет развития конфликта. Есть набор зарисовок. Да, кое-что потом свяжется. Но куча обстоятельств – лишняя!

               Очень быстро запутываешься и читаешь, не понимая: что происходит?

«Тегин – означает наследник. Гебораан.»

-- И так читателю плохо понятно слово «тегин». Нет, надо уточнить: «гебораан».

«Вежливый поклон и внимательный, но короткий, немного удивленный взгляд на тегина, и долгий цепкий – на склану.»

               -- В этом предложении – весь стиль авторов! Собственно, вся мысль, все, что случилось: «Поклон и два брошенных взгляда». Но поклон – вежливый. Но первый взгляд – внимательный, короткий, немного удивленный. Но второй взгляд – долгий цепкий.

               Любое мельчайшее «событие» тонет и задыхается в ворохе обстоятельств и уточнений.

               Ну гарантируем! – этот дико затянутый роман – только начало многотомной грандиозной эпопеи!!! (Это мы еще и половины не прочли.)

«Майне хороша, хоть и не в мать пошла. Тонкая кость, необычно светлая для наир кожа и тяжелый волос, черноту которого подчеркивает алая с желтым перышком такыя[1]. И в цвет ей старого крою, с высоким воротником и длинными, до самых кончиков пальцев, рукавами платье-койлек. Хоть и расшито богато желтыми речными раковинами, но видно, что крепко ношено. Бешмет[2] тоже неновый, простой, а из украшений – бусы да серьги стеклянные, и те не покупные, узорчатые да с позолотою, но местечковой варки, одноцветные, мутновато-желтого стекла.»

-- На одно «платье» -- куча обстоятельств.

-- На одни бусы – еще больше обстоятельств.

Так и весь роман: на одно событие – куча пустых разговоров.

Ласке зашивают рану на лбу. Костяным крючком. Ох, трудно, почти нереально…

В тексте попадаются украинизмы: "обшукай", "шипшина", "робишь", "дурень" и т. д. Ничего, похожего на Украину, и никого, похожего на украинцев, в романе нет, поэтому подобные слова в тексте смотрятся инородно. Зачем они тут? Специфические слова тюркского происхождения смотрятся органично, а украинизмы -- нет.

               Путается написание имен -- в основном, второстепенных и эпизодических персонажей. Проверить автопоиском и поправить.

               В романе упоминаются орудия (пушки) и порох, в том числе и "Хорошие орудия, а не те, что взрываются после десятого залпа". То есть, артиллерия уже прошла определенный этап развития; значит, появилась она далеко не вчера. Но почему-то нигде нет даже намека на ручное огнестрельное оружие (даже самое примитивное). Это, по меньшей мере, странно.

               Судя по всему, склан живут на летающих островах высоко над землей. Как в таком случае могли возникнуть пограничные конфликты с людьми? Если склан спускаются вниз лишь для торговли, переговоров, обмена информацией и т. п., но не имеют там сколько-нибудь существенных земельных владений -- о каких серьезных военных конфликтах вообще может идти речь?!! Или у них все-таки есть земли внизу? Если есть -- то откуда взялись? Были исконно, купили, завоевали? Из текста это неясно (упоминается лишь фактория, где работают "бесполезные") -- и потому неясны причины, материальные предпосылки и просто сама физическая возможность войны склан и людей. Если склан живут на летающих островах, то при первой же серьезной угрозе им достаточно отозвать всех своих наверх и прекратить на какое-то время любые контакты с людьми (по крайней мере, на враждебных территориях). Воздушного транспорта у людей нет, так что у себя наверху склан абсолютно неуязвимы. В таких условиях не то что война, а сколько-нибудь серьезные военные конфликты просто невозможны. Ну, захватили люди факторию и прилегающие к ней территории -- и что дальше? Вряд ли эта фактория была столь уж жизненно важной для склан (по крайней мере, в тексте ничто на это не указывает). А для серьезной войны и плацдарм, и повод маловаты. А война, судя по всему, была, и достаточно серьезная. Обе стороны какие-то города (замки?) обороняли и захватывали, устраивали рейды, произошла по крайней мере одна серьезная битва и т. д. Цель и предпосылки подобных действий совершенно непонятны. Если только склан сами не настроены агрессивно и не желают развязать войну -- но, судя по тексту романа, у них таких намерений нет. В общем, в этом вопросе -- целый ряд неясностей.

               А вообще, умея летать, склан на войне должны быть непобедимы в принципе. Достаточно подняться на высоту, недосягаемую для стрел -- и безнаказанно расстреливать противника из луков, а также сбрасывать на него все, что угодно: от камней до горшков с горящим маслом. Потом одно подразделение улетает за боеприпасами и на отдых, прилетает свежее и продолжает обстрел / бомбардировку. Поработать так сутки в четыре смены -- и от любого вражеского подразделения / города / укрепления / лагеря ничего не останется. Причем с нулевыми потерями для склан.

               Тегин один раз спрашивал, почему склан не летают во время боя -- но Элья так и не ответила. Если это какой-то запрет или "благородный обычай" -- то он совершенно идиотский. "Благородные правила" уместны при дуэлях, а "война -- не Олимпийские Игры", как верно заметил в свое время Желязны устами героя. Не использовать в войне главное преимущество -- что может быть глупее?

               "Доктор Ваабе в накрахмаленном до ломкости халате, который резко контрастировал с почти лиловой, редкого даже для дальних островов оттенка кожей, стоял у окна, и в стекле отражались его полураскрытые, мягкие крылья."

               -- Интересно, а как можно полураскрыть крылья, будучи облаченным в халат? Даже если в халате есть прорези -- рекомендуем представить, насколько "удобно" такой халат надевать, и особенно -- снимать. 

               -- Насколько можно понять из текста, тут дастархан -- нечто вроде трактира или постоялого двора. Но вообще-то дастарханом в Средней Азии называется скатерть (или низкий стол со скатертью) с угощениями. К чему эта подмена значений? Чтобы еще больше запутать читателя, который и так уже "плывет" от изобилия незнакомых, малознакомых и непривычно написанных (на казахский, в частности, манер) слов? Сразу вспоминается старая поговорка: "Вы, конечно, можете называть ежа пассатижами -- но не удивляйтесь, если вас никто не поймет".

               -- Почему живая склана -- такая редкость, что люди приходят на нее посмотреть, да еще и деньги за это платят? Ведь наверняка и пленных на войне брали, и в мирное время приезжали посольства, или еще по каким делам (по крайней мере, торговля и общение склан с людьми -- упоминаются). Опять же, фактория склан находится относительно недалеко. Скорее всего, в городе многие, хоть и не все, имели возможность хоть раз увидеть живого склана.

               -- Дальнейшая краткая история и смерть Арши и Вольса -- лишняя. Рассказ мужика перед этим дает хоть какую-то полезную информацию, а дальше, после пустой строки -- лишнее. В романе и так много второстепенных и эпизодических персонажей, и заканчивать их истории -- излишне. Они ничего не добавляют ни к сюжету, ни к идее, ни к общему настроению романа, ни к раскрытию характеров героев. Читатель просто начинает тонуть в этом ворохе необязательных подробностей, побочных микроисторий, никак не связанных с основным сюжетом, и т. п.

               "- Все-таки ты слишком много говоришь, старик."

               -- Вот это точно! Чрезвычайно затянутый диалог со стариком во время нападения на карету. Старик, конечно, его специально затягивал, как он потом сам признался, но разбойники, что, совсем идиоты -- так долго объясняться и торчать на тракте у всех на виду?!

               -- Слишком длинные и витиеватые "донесения разведки" (что от безногого старика, что от мага).

               -- Судя по всему, верхушка каганата живет в каменных дворцах. Но ранее Урлак говорил, что они живут в шатрах, а каменные дома -- для слабых: женщин, детей, стариков и рабов. И сам Урлак, при его весьма высоком положении, действительно жил в шатре. Нестыковка получается.

               "Но Кырым не проявлял ни нетерпения, ни страха.

               [...]

               Нетерпелив – пальцы отбивают дробь по столешнице."

               -- Противоречие.

               -- Шприц в описываемом мире (по времени земной аналог -- максимум, позднее средневековье) -- анахронизм. В нашем мире шприц был изобретен в 1853 году. Ну пусть даже там его изобрели раньше -- но насколько раньше? На век? На полтора? Все равно не сходится!

               "Но милостью богов..."

               -- Вроде, они все верят в одного бога -- во Всевидящего. Почему же тогда "богов" -- во множественном числе?

               -- Если Турану не доверяют, если он находится фактически на положении пленника, за которым все время следят, а впоследствии, когда он станет не нужен, собираются убить -- почему не обыскали его багаж и не забрали весь его арсенал: ножи, стилеты, яд и т. д.? Нелогично.

               -- Почему боевых големов нельзя использовать против Кхарна? (Об этом говорится несколько раз, но почему -- неясно.) Труднопроходимая местность? Горы? Големы по горам пройти не могут? Вообще-то это странно, учитывая их конструкцию. Кроме того, наверняка есть хоть какие-то дороги, тропы. Кхарн ведь торгует с другими странами, люди туда-сюда ездят. А где пройдет повозка с товаром -- там наверняка пройдут и големы. О том, что големы могут двинуться по дорогам на Кхарн, Турану говорят открытым текстом. А до того -- говорится о невозможности использования големов против Кхарна. Неувязка получается.

               "Но стекло ли это? Мягкое, податливое, тянущееся. И прочное."

               -- Явное описание некого прозрачного пластика. Откуда взялся пластик при описанном в тексте уровне технологий? Причем это явно не единичное изделие, которое, к примеру, могло сохраниться со времен предыдущей, более "продвинутой" цивилизации.

               -- Сцерхе делают операцию. Разрезают ткани, вскрывают череп. Почему она не дергается, не рычит, не пытается вырваться, никак особо не реагирует -- лишь слегка подвывает? Ей ведь должно быть очень больно! А об анестезии при описании операции нигде не упомянуто.

               "- Элы, ты рядом будь, - велел тегин..."

               -- Он ведь только что согласился с тем, чтобы склана осталась в обозе! Почему сразу не заявил, что она пойдет с ним? Никто б не посмел перечить; а если б и посмел -- он бы все равно настоял на своем. Как-то странно даже для неуравновешенного тегина: говорить одно, и тут же делать другое. У него ведь в тот момент еще не начался приступ.

               "Да, Туран, мы знаем, что вы являетесь резидентом кхарнской разведки и диверсантом."

               -- Туран -- не резидент. Агент, диверсант, шпион -- но не резидент.

               "- Воск, - велел Ырхыз, откладывая перо. Подали. Тонкая тягучая струйка, запах разогретого пергамента, несколько мгновений ожидания и прикосновение печати, проминающей тонкую корочку застывающего сургуча."

               -- Так воск или сургуч?

               -- Бельт что, совсем идиот -- зимой промокшие и обледенелые штаны не сменить?! Так и помереть в итоге недолго! Или отморозить себе напрочь мужское достоинство.

               "...Хэбу Ум-Пан, некогда самый могущественный человек в Наирате."

               -- Хэбу никогда не был самым могущественным человеком в Наирате. Самым могущественным всегда был каган. Или таковым мог бы быть "серый кардинал" за его спиной. А Хэбу никогда не был ни тем, ни другим.

КОРЯВЫЕ ОБОРОТЦЫ:

               "...трава коснулась щек..."

               -- Что, обеих сразу?

               "Помогают допить – кто, уже и не понять."

               -- И каким же образом -- "помогают"?

               "...юноша в желто-зеленых ромбах и дырах..."

               -- Дыры тоже желто-зеленые? И вообще, коряво.

               "Вино темное, в черноту и сладкое до того, что сводит скулы..."

               -- Скулы обычно сводит от кислоты или терпкости -- но никак не от сладости.

               "...до того плотно прилежали друг к другу..."

               -- Прилегали.

               "Гнедые приняли с места тяжело, но в скорости пошли приличной рысью..."

               -- Вскорости (слитно).

               "Да и тот в скорости замолчал..."

               -- Вскорости -- слитно.

"Сев на кровати, нащупал сапоги [...]

Туран на ощупь нашел сапоги..."

               -- Зачем повторять одно и то же?

               "Непривычный наряд: наряд, непривычный, сковывающий..."

               -- Зачем этот повтор?

«…выпив кружку чего-то холодного с ароматом ромашки и чабреца…»

-- А и правда, что он выпил?

«Копыта как-то чересчур уж громко зацокали по камням.»

«…потому что как-то сразу вдруг становится жаль одежды.»

«Отрезвление наступало быстро, пожалуй, слишком быстро: как-то сразу заныла спина, как-то сразу вернулось былое раздражение и обида, как-то сразу пропало желание продолжать беседу.»

«...и если и думал о том, что остаток жизни предстоит возиться со свитками, выписывая, переписывая, внося правки по указанию и составляя бумаги, каковые заверит кто-то другой – то думал с гордостью. А то: делом он занимается нужным и пользы приносит не меньше, а то и больше, чем многие дьены или даже фейхты.»

-- Кроме повторов и лишних слов -- вообще, дико переутяжелено и затянуто.

               "Абсолютно странная клиническая картина."

               -- Корявая фраза. Да и "клиническая картина" -- явный анахронизм.

               "Ласка оперлась на плечо, подымаясь."

               -- На чье плечо она оперлась?

               "Да и других вопросов появилось."

               -- Вроде, Туран раньше никогда не выражался "на одесский манер" -- да еще и мысленно.

               "А Марштван Куниного дядьки породич Мухлице тегиновой, от одного косячного, даром, что кобылки разные."

               -- Если этой фразой ставилась цель окончательно свернуть мозги читателю, чтобы читатель вообще ничего не понял -- цель успешно достигнута. Впрочем, такая фраза в тексте -- далеко не единственная. Эта -- просто один из наиболее ярких примеров.

               "Я даже готов наградить тебя за оказанную в исследованиях помощь."

               -- Это слово -- не из лексикона Куны, наира и вояки до мозга костей. И вообще, временами Куна слишком уж культурно изъясняется. Это плохо соответствует его образу и биографии.

               "И реку, просвечивающую сквозь свежевыпавший снег льдистым серым, влажным, говорящим о скорых оттепелях."

               -- Такого перебора по прилагательным -- поискать! Да и вся фраза корявая и переутяжеленная.

               "...не лезь со своими идиотскими советами, а слушай чужие."

               -- Тоже идиотские, судя по контексту фразы?

               "...хватит куска хлеба, освещенного пьяным харусом?"

               -- Освященного.

               ТЯЖЕЛЫЙ СЛОГ (примеры, методы редактуры):

«Мягкий росчерк кисти, завершающий строку, и теперь подвинуть свиток чуть выше, заодно быстрым взглядом скользнуть по написанному – для уверенности. Впрочем, Ваарх Друм, второй секретарь канцелярии Владык, работу свою любил и за многие годы достиг той стадии совершенства, когда сама мысль об ошибке виделась ему нелепой и невозможной. Тем не менее, сей факт  не отменял привычной проверки.»

-- Пример элементарной редактуры, работающей на динамику текста:

«Мягкий росчерк кисти завершает строку. Теперь подвинуть свиток  выше, быстрым взглядом скользнуть по тексту – для уверенности. Ваарх Друм, второй секретарь канцелярии Владык, работу свою любил. За многие годы он достиг той стадии совершенства, когда сама мысль об ошибке виделась ему нелепой. Но проверки это не отменяло.»

«Имена Друм выводил с особым тщанием, хотя и без прежнего трепета – привык за годы работы. Хотя, конечно, удивительно, что столь уважаемые господа собрались ради дела не сказать, чтобы совсем пустякового, но и не отличающегося особой важностью. И Владыка в списке значится, пускай и при малом титуле, что, впрочем, хорошо, не надо киноварь разводить, можно обойтись чернилами цвет-в-цвет.

Дождавшись, когда краска подсохнет, секретарь посыпал ее мелким песком, чтобы спустя несколько мгновений стряхнуть его кистью. Свернув документ, отложил в шкатулку, где уже находилось несколько прошений, донос, доклад и затребованные на днях господином Маахом выписки из родовых книг. Теперь можно нести наверх.

Господин первый секретарь Маах, урожденный дьен и даже, как поговаривали, в скором времени суб-дренен, безошибочно выбрав из многих бумаг нужную, развернул свиток и, бегло пробежавшись по написанному, произнес…»

               -- Ну очень тяжело пишут… и тавтология, как норма.

               Берем финальное предложение. Основной смысл: «Секретарь Маах развернул список и произнес.» Вспомогательные уточнения: «Господин первый… урожденный дьен и даже, как поговаривали, в скором времени суб-дренен, безошибочно выбрав из многих бумаг нужную… и, бегло пробежавшись по написанному…» То есть один осел везет непомерное количество поклажи и спотыкается.

«В первый день, заполненный суетой допросов, прямых и перекрестных, пусть и не таких долгих, как Элья опасалась, но все равно утомительных, у нее не оставалось сил обращать внимание на мелочи, подобные звукам.»

«Но ставшие вдруг непослушными пальцы долго не могли справиться с печатью, а потом, когда все же удалось разломить сухую бляшку сургуча, оказалось, что читать Элья все равно не может – символы плыли и путались, извращая смысл написанного совсем уж до нелепицы.»

«Корчма стояла близко к дороге, отделенная от нее щеткой жухлой травы да низким, плетеным заборчиком, который по осенним дождям разбух, провис, а с одного края вообще обвалился.

- Господине, господине! – на дорогу прямо под копыта выскочил рыжий встрепанный мальчонка и, ухватив Здыхлю под уздцы, затараторил. – Не побрезгуйте, господине! Окажите-ить милость!

От неожиданности Бельт дернулся в седле, да так неудачно, что вроде бы притихшая боль с новой силой резанула шею и левую сторону лица, замотанного грязной тряпицей. А раскрасневшийся с мороза постреленок в штопаном шерстяном платке, отчаянно шмыгая носом, уже тянул за собой лошадь. Но вовсе не к тому, что до войны наверняка было сносным трактиром, а к маленькому запущенному подворью чуть в стороне.»

«Бельт осторожно почесал щеку. Нет, такие следы оставляет не топор и не кинжал. Так жгуче рассекает плоть, смертельной петлей лаская горло, скланий кнут, проклятый браан. А браан – это не камча короткая, которой коней да своих вахтангáров подгонять, и даже не нагайка плетеная… И будь она плеточка в полной силе – полрожи свортило бы или отбило весь ум. А так – повезло хотя бы в малом: осталась только дырка, которая, даст Всевидящий, зарастет себе.»

«Бельту, увязывающему сумки в дальнем углу, вновь прибывшие не понравились. Как и он им, судя по взглядам, превратившимся из весело-кисельных в цепкие и чересчур серьезные. Слишком серьезные для простой разбитной компании, к тому же обвешанной тесаками, кистенями и даже при одном мече.»

«Широкоплечий парень отлип от окна и подошел, поигрывая ножом. Уже потянувшись к Бельтовым бокам, он напоролся на короткий, совсем без замаха, удар в промежность и, задохнувшись от боли, согнулся, нелепо оттопырил в сторону кулак с оружием, за что и получил четыре вершка собственной железки в живот. Глупо.»

«Пахло хвоей и смолой, где-то затрещала сорока, потревожено засвистели синицы, а в отдалении глухо, упреждающе заухала неясыть.»

-- Три детали, построенные на птицах!

«Расседланные, кое-как растертые лошади драли смерзшуюся траву, недовольно фыркали и тяжко переступали спутанными ногами.»

               -- Три детали, построенные на действиях лошадей!

«И там, и тут волглую шубу его прорывали черные силуэты деревьев, колючие плети куманики да зеленые, несмотря на начавшуюся зиму, свечи можжевельника.»

               -- Три детали, построенные на деревьях-кустах.

               И так везде – перегруз!!!

"Широкие скулы с пыльцой потрескавшейся, омертвевшей кожи и глаза, что из-за распухших век кажутся еще уже, чем они есть; тонкий нос и пухлые губы, слева крепко, до бляшек сукровицы поеденные простудой."

-- Картинки не возникает!

«Теперь же, в бобровом тымаке и темном кемзале с чужого плеча – рукава были слишком коротки и костлявые руки торчали граблями – натянутом поверх другого кемзала, расшитого, но тонкосуконного, Орин выглядел тем, кем и был на самом деле – лихим человеком.»

-- Вводное предложение категорически лишнее. Очень тяжелые фразы!

«И одета по-мужски: подбитый мехом шапан поверх шерстяной рубахи-жейде, некогда нарядной, с вышивкой даже, но нынче поизносившейся, криво латаной; замшевые штаны, вязаные чулки с костяными пуговками и короткие сапоги с широкими голенищами, в которые Ласка понапихала всякого рванья для теплоты и чтоб обувка не сваливалась.»

«Непривычный наряд: наряд, непривычный, сковывающий, тяжелый из душной плотной ткани на белом меху; путешествие по коридорам дворца, от которых осталось скомканные ощущения чего-то массивного, яркого, пестрого, не похожего ни на что, виденное ранее.»

Как уже отмечали выше -- два раза про "непривычный наряд". От коридоров остаются «скомканные ощущения чего-то массивного, яркого и пестрого…» Надо же хоть чуть-чуть за «красотой» понимать, что картинки не возникает, а объявляется усталость от невнятицы!

«Кеманча завыла, ударил думбек, застучали сагаты, ступив на новый круг бесконечной и муторной мелодии, девушка вяло зашевелилась, заколыхались волны полупрозрачной ткани, создавая иллюзию танца, и слабо, еле слышно, зазвенели украшения на ее руках.»

«Лестница вывела в узкий коридор, полукруглый потолок которого то тут, то там прорезали окна. Проникающий свет вкупе с привычным полумраком замковых переходов создавал иллюзию бесконечности, хотя на самом деле шагов через десять коридор закончился дверью. Ну и здесь не обошлось без свойственной камам основательности: дверь выглядела цельной плитой, выточенной, судя по характерному бледно-розовому оттенку, из привозного, кхарнского мрамора, и украшенной знаком Всевидящего.»

               * * *

Резюме:

               Это не роман. Это лишь огромная экспозиция к роману, с завязкой в конце. В таком виде это произведение к публикации предлагать не стоит. Текст дико затянут и перегружен совершенно невообразимым количеством лишних подробностей. Из-за этого читать текст попросту скучно. Возможно, если текст ОЧЕНЬ СИЛЬНО сократить, убрать бесчисленные затянутые и ненужные описания, изрядно переработать, "проредить" и переделать огромное количество переутяжеленных фраз, "почистить", убрать все лишнее, добавить образности -- и соединить в одну книгу с продолжением (окончанием), чтобы произведение обрело цельность -- тогда, быть может, что-то путное из этого романа и выйдет. (По всей видимости, с продолжением (окончанием) -- если оно написано (пишется) в той же манере -- надо будет проделать все то же самое.) В итоге из двух (предположительно) книг, после всех сокращений и переработки, получится одна, более цельная и динамичная -- и лишь тогда будет иметь смысл ставить вопрос о возможной публикации.

[1] Женский головной убор наподобие тюбетейки (прим. автора)

[2] Верхняя распашная одежда, сшитая по фигуре (прим. автора)