"Белая Гильдия" отрывок из 3ей главы

— Итта здесь по моему приглашению, — неожиданно громко сказал за брата Эмиль. Я удивленно повернулась к нему. Он смотрел в глаза Риру прямо и уверенно. Вид у Эмиля был совершенно спокойный, но я заметила, что его большие уши тоже покраснели. — Она художница из Озерья. Первый курс. 

— Видишь ли, друг, — вмешался Эрик таким вызывающим тоном, каким чаще всего отпираются от очевидного поражения. — Из всех девочек, которые согласились встречаться со мной, просто невозможно было выбрать лучшую. Так что вместо девушки пришлось привести с собой брата. Представлю-ка лучше его. — Эрик взмахнул рукой над моей головой, указывая на Эмиля: — Прошу любить и жаловать! Эмиль. Флейтист, книжный червь и зануда.

Рыженькая засмеялась и с интересом уставилась на Эмиля.

— Почему твой брат называет тебя занудой? — чуть подавшись вперед и блеснув зелеными глазами, спросила она.

— Потому что я зануда, надо полагать, — невозмутимо ответил Эмиль.

— А почему мы раньше вас не встречали на занятиях? — Девочка Рира просто вцепилась взглядом в Эмиля. — Вас точно не было целый семестр. Я бы тебя обязательно заметила.

— У Эрика был перелом, — несколько неохотно объяснил Эмиль. — Пришлось весь семестр учиться дома.

— А ты почему? У тебя тоже был перелом?

— Нет. У меня был Эрик в гипсе.

— Значит, не разлей вода?

Эмиль непонимающе пожал плечами:

— Просто надо было помочь. Вот и все.

Рыженькая удивленно подняла изящные брови, улыбнулась Эмилю и игриво повернулась к Риру:

— Какие интересные у тебя друзья!

— Можешь не сомневаться, Ричка. У меня все интересное! — хохотнул Рир и, определяя свое превосходство, крепко прижал девушку к себе.

Я посмотрела на Эрика. Он сердито сверлил взглядом ботинки.

Бутылка сделала новый круг, но на этот раз Эрик пить не стал. Словно ему надоела неунывающая маска, и он решил побыть собой настоящим. И почему он не позвал ту девочку, которой пел баллады? Она бы точно согласилась. Да и я бы согласилась, ради спора. Просто сказал бы прямо: «Подыграй».

— Хочешь жареного хлеба? — спросил Эмиль.

Мне совсем не хотелось есть, но я благодарно кивнула. Он нацепил на ветку ломоть и стал жарить его для меня, а я — смотреть на его красивые руки.

— В шахматах это называется «вилка», — ответил кому-то на вопрос, который я не услышала, серьезный черноволосый мальчик в кожаной куртке.

— Играешь в шахматы? — с интересом вмешался Эмиль.

— Да, — кивнул серьезный. — Самая достойная игра из всех, что когда-либо существовали.

— Звучит категорично, — улыбнулся Эмиль. — В Древнем мире было много разных игр для развития системного мышления.

— Но выжили только шахматы! — Серьезный мальчик обеими руками отвел от лица длинные волосы. — И неспроста!

— А как же нарды, Тигиль? А дин-дон, а вершики? — Глаза Эмиля блестели, словно впервые ему стало по-настоящему интересно. Хлеб обуглился с одного края, и я осторожно забрала прут у Эмиля. Он даже не заметил.

— Не будем сравнивать кьяка с кроликом, — без улыбки пошутил Тигиль. — Я вообще сомневаюсь, что шахматы придумали люди.

— Правильно сомневаешься. Шахматы придумали эферы.

— Никто этого точно не знает. — Тигиль снова убрал от лица надоедливые волосы. — Сохранилось то, что решено было оставить людям.

— Кем решено? — удивился Эмиль.

— Мудрецами.

— Много вы понимаете! — встрял Дрош. — Нет никаких мудрецов. Это все детские сказочки. Сохранилось все, что не попало под удары. Та же Роанская ваза. Сколько шансов было найти именно фарфор Индокиании, а не померский или, к примеру, керамику фенш?

— Ты историк? — спросил Эмиль.

— А незаметно? Я стал историком в пять лет, когда купил в «Букинисте» первую книгу на языке реши. Но сейчас речь не обо мне. Речь о том, что историей правит случайность.

— Не могу согласиться, — возразил Эмиль. — Вспомни, раз уж ты историк: «Частное — только одинокая нота в строгой партитуре закономерности».

— Цитируешь Фалерса?

— Считаю его авторитетом, да.

— Тогда тебе известно и другое его изречение: «Обобщение неродственных явлений — великая ошибка пытливых умов».

— «История водит хороводы вокруг природы человека», — тут же парировал Эмиль. — Это изречение я больше люблю.

— Мальчики, кончайте говорить об истории! — взмолилась Ричка. — Хотите, чтобы девочки померли со скуки? Ами уже зевает. Дрош, так ты никогда не станешь юным повесой!

— Ну почему?! Это же очень интересно! — вступила я в разговор. — Тонкие связи между науками. «Одинокая нота в партитуре закономерностей» — так здорово! У нас, у художников, это штрих карандаша или мазок кисти. Вроде бы свободный, а вроде бы должен следовать правилам... — Я увидела, как улыбнулся Эмиль, и почувствовала, что Ричка начинает злиться. Пришлось быстро тащить ее в союзники: — У вас разве не так? Ты на каком факультете?

— На медицинском, — слегка заносчиво ответила рыженькая Ричка. — У нас так: совершил ошибку — человек умер. Вот и все рассуждения.

Она надулась, и Рир, который с интересом слушал друзей, вновь прижал ее к себе. Я подумала, что они сейчас при всех начнут целоваться, но они не поцеловались. Рир просто погладил девушку по щеке.

— Значит, пари? — Тигилю надоели волосы, он снял с головы кожаную веревочку и завязал на затылке короткий хвостик. — Три партии, Эмиль? Да?