Немного о выборе

Гайдуни в волнении расхаживал по приемной перед кабинетом отца. Двадцать шагов в одну сторону, двадцать в другую – от стены к окну, от окна к стене и обратно.

Отец велел подождать, и он намерен дождаться. Рано или поздно поговорить им придется. А если опять не захочет с ним разговаривать – что же, видимо тогда придется ему идти на поклон к Олаю Атому – чтобы глава Совета помог устроить переговоры с собственным отцом. Где-то, в глубине души Гай боялся насмешек старика – Атома, но понимал, что нужно идти до конца. Он должен рассказать отцу и о своих промахах. И о своих интересах.

Перед глазами словно въяве стояло лицо профессора – то красневшего, то бледневшего, когда несколько дней назад пара охранников господина Элхаса-младшего вошла в его кабинет, а меньше чем через пару секунд через порог шагнул и сам Гай.

Лицо Гайдуни профессору явно было знакомо, потому что он выдохнул, дернул губами и, практически упав на стул, тотчас попытался вскочить.

— Господин Элхас, такая честь для нас, - бормоча это  дрожащими губами, он достал из кармана платок, промокнул лоб и вновь уставился на Гая, выжидая и не смея снова заговорить.

Гайдуни стало жаль перепуганного чуть не до смерти его визитом человека. Невольно подумалось, какой у него класс гражданства? А ведь вряд ли даже второй. И визит одного из именитейших граждан для него, почти тоже, что для самого Гая встреча с Тенью Императора. Шикнув на охрану, Гайдуни достал и выложил перед профессором на столподарки советника.

— Мне хотелось бы получить консультацию по поводу этих вещиц, - проговорил он, стараясь говорить как можно мягче.  – Мне сказали, некоторые из них могут представлять некую ценность.

— Да-да, конечно, но нужно время на экспертизу, - ответил ему профессор.

Дали небесные, как он перепугал этого человека, когда высказал готовность оставить их – просто оставить, не  настаивая ни на каких формальностях. Бедолага – профессор не знал, какого подвоха и ждать от Судьбы. Но все же на прямой вопрос «многоуважаемого господина Элхаса» ответил прямо. Он боится  и того, чтопредъявленные экспонаты окажутся безделушками, ибо за этим может последовать обвинение в подмене, и так же он боится и того, что «эти безделушки» окажутся  вещицами довольно значительной стоимости. «Поймите, господин Элхас, боюсь, мне будет непросто их сохранить».

И как же он удивил этого человека заявлением, что сам бы хотел присутствовать при экспертизе. К страху примешалось любопытство, но спрашивать его о чем-то профессор не стал. Но само это любопытство, замеченное на чужом лице и подстегнуло Гая. И он заговорил, но не формально, как высший чин с низшим, а как человек заинтересованный - с профессионалом.

И постепенно его вопросы растопили лед. Понемногу его собеседник перестал дергаться. Гайдуни улыбнулся, вспомнив, как забывшись, тот впервые обратился к нему на «ты», и его удивлению, что «господин Элхас владеет довольно обширными познаниями по темам, касающихся истории развития человечества». И как неожиданно быстро пролетели пара часов за беседой.

Стоило ли удивляться, что спустя сутки, он снова вломился «за консультацией» и разговор был продолжен. И, кажется, очень скоро профессор  понял, что экспертиза и консультации – лишь предлог для визитов наглого, избалованного, заинтересованного мальчишки.

Еще несколько дней назад, даже случись в его жизни подобная встреча, Гайдуни Элхас сказал бы сам себе «не судьба». Тогда он считал необходимым строго следовать навязанным правилам. Да что говорить, он даже думать  бы не посмел, что хочет учиться совсем не тому, что считал для него необходимым отец.

Отец… Подумалось вдруг – отец ведь и впрямь может его выгнать из дома, заикнись он о том, что у него есть свои, отличные от интересов Гильдии, устремления. Только впервые эта перспектива не пугала до дрожи. Что скрывать – пугала неизвестностью, тем, что придется столкнуться с трудностями и очень многому придется учиться. Но была и оборотная сторона. Случись такое, он станет себе хозяином. Да, ему пришлось бы нелегко, с таким и спорить глупо, Судьба – дамочка прижимистая и редко делает подарки, и чтобы что-то получить в подавляющем большинстве случаев приходится чем-то платить. Но впервые в таком изменении ситуации он видел и перспективы.

Он прождал больше часа, прежде чем ему предложили войти. А когда предложили, он вдруг снова почувствовал страх – неприятный и липкий, как холодный пот на ладонях. Стоило переступить порог, как решимость растаяла. Взгляд Хаттами ясно говорил о том, что он недоволен тем, что его потревожили. На лице явно читалось: «ну и каких еще неприятностей мне ждать от тебя, сын»?

— Что-то случилось? – голос холоден и озабочен. И как обычно от этого тона подступает растерянность.

«О чем ты мечтаешь, Гайдуни Элхас?» - всплывает в памяти, и было сдавивший горло комок, начинает таять, словно леденец. Теплота участия Да-Дегана – как солнечный день после ненастья. И Гайдуни изо всех сил пытается удержать память об этом тепле. Больше от недовольства отца ему закрыться нечем.

— Тебе нужны деньги? Сколько?

Гайдуни молча подошел к столу, за которым сидел отец, расположился в кресле. Показалось – отцу не понравилось молчание. Но что ответить – он просто не знал.

— Что ты еще натворил, того, о чем я не знаю?

Гай тихо вздохнул.

— Ничего. Нам поговорить нужно, - ответил. Показалось, что беседа просто лишена смысла. Сама попытка бессмысленна. Надо было просто собирать вещи и уезжать.

— Гай, я занят, а ты не маленький мальчик.

— Вот именно, - с нажимом произнес Гайдуни, чувствуя, что начинает злиться.  – Я не маленький мальчик. А сколько раз мы с тобой разговаривали? Два, три?  Или единожды? Ты вызываешь меня только когда желаешь отчитать за какой-то промах, или когда от меня что-то нужно Гильдии. Может быть, пора покончить с этой порочной практикой? Ты даже не поинтересовался, как прошла моя беседа с Тенью.

Хаттами протяжно вздохнул. Сцепил руки в замок на столешнице, посмотрел на Гайдуни долгимтяжелым взглядом.

— Советник рассказал мне, что осложнений не возникло. И то благо.

— Осложнения возникли, - признаться в этом, находясь под тяжелым взглядом отца почему-то было сложнее, чем отвечать Тени. – Скажи «спасибо» рэанину, он сумел нивелировать последствия моей глупости. И он закрыл меня собою. Иначе, возможно, лишился бы ты, папа, сына. Потому что твой сын – дурак, и не для него все эти дипломатические тонкости. А, стало быть,  руководство Гильдией тоже не для него.

Показалось, на несколько  долей секунды страх и растерянность отражались в отцовских глазах. Возможно, показалось. Потому что через несколько микросекунд Хаттами вновь был спокоен.

А потом, спустя несколько мгновений после выпаленной тирады, это самое хладнокровие Хаттами его и испугало. Он привык к вспышкам гнева в свой адрес, но не к сдержанности. Подумалось – будет буря.

— Ну и что ты натворил? – проговорил отец.

— Проявил неуважение к особому эмиссару Совета, - Гай  с трудом заставил себя признаться в этом. – Рассматривал его как ровню.

— О, он нагло пялился на господина Ордо, - прозвучало от двери. - Не мог на него наглядеться, как на возлюбленную в первую брачную ночь. Но, кажется, в его взгляде было достаточно восторженности, чтобы Тень посчитал себя не оскорбленным, а ошеломленным таким восхищением.

Не узнать этот голос было нельзя. Да-Деган Раттера, поглоти его бездна! Советник! И голос довольный, как у нажравшегося сметаны кота. Насмешничает. Ведь наверняка насмешничает, хоть отец ничего подобного и не замечает. Ведь голос звучит ровно. Разве что как-то чуть… подмурлыкивающе.

И раздражает, что отец даже не заблокировал двери на время встречи, и это позволило проскользнуть в кабинет рэанскому лису. Это – огромный промах.

— Господин Раттера, - проговорил Гай, - я был бы вам благодарен, если бы вы вышли, и дали нам побеседовать наедине. Много времени это не займет. Но мне бы не хотелось продолжать разговор при посторонних.

— Раттера, останьтесь, - приказал Хаттами. – И объясните, почему вы не сказали мне об этом раньше?

— Простите мне, - вежливо и тихо ответил рэанин.– Но я не вполне понимаю, я – советник, соглядатай или гувернер? Как советник, могу поручиться, что осложнений этот поступок не вызвал. И вряд ли вызовет. Был бы я соглядатаем или нянькой, я бы непременно об оплошности господина Гайдуни Элхаса вам доложил.

И вновь в его голосе прозвучали мурлыкающие нотки. Насмешка. Но не над Гайдуни. Это уже очевидно. Понять бы над кем он смеется. Над отцом? Ему хватает наглости? Впрочем, самоуверенности советнику точно не занимать. И умрет он, наверняка, не от скромности.

Надо признать, бледный и блеклый человек потихонечку набрал силу, и уже давно не казался заморышем. Осанка и движения полные достоинства, отличный костюм, благоухание дорогого парфюма, но все-таки больше манера держать себя заставили забыть, каким Гайдуни его впервые увидел. Изможденный юный бродяга исчез, а вместо него появился уверенный молодой человек, в котором проще, чем в самом Гайдуни, было заподозрить сына торговца. Рядом стоял аристократ.

Этому аристократу Гай невольно завидовал. Завидовал тому, как легко, одной фразой он подчеркнул свой статус и поставил отца на место. Именно так, потому что Хаттами больше не пытался на него давить – не смел ощупывать взглядом, не повышал и не понижал тон голоса. И стальных ноток приказа в голосе не было, когда он заметил:

— Об этом все же стоило бы сказать.

— Я не думал, что на Раст-эн-Хейм отношения между отцом и сыном-наследником могут быть таковы, что что-то может помешать сыну рассказать отцу о своей оплошности. Прошу прощения, видимо, я слишком лигиец.

Слова колючи, но тон, в который они обернуты – мягче бархата. Гаю подумалось, что советник как кот, который старательно прячет коготки в подушечках лап. Если не держать ушки на макушке, колкостей за бархатным тоном разобрать не удастся. Рэанин даже склонил голову перед хозяином «Оллами». Но почему-то Гаю показалось, что больше ради того, чтобы скрыть усмешку, а не из почтения.

«Ну, зачем он явился? – подумалось Гайдуни. – Неужели хочет, чтобы опять отец на меня разозлился, и мы рассорились? И ведь на него выплеснуть гнев отец себе не позволит. Может, он желает посмотреть на мое унижение?»

«О чем ты мечтаешь, Гайдуни Элхас?» Мечты – отличная наживка. Спроси о мечтах – и ты получишь наивного дурака в свои лапы тепленьким. Да еще он станет считать тебя своим единственным другом – тем, кому не безразлично твое истинное «я». Вот потому-то этикет и запрещает посторонним спрашивать о мечтах... Он, же, Гайдуни Элхас, на эту наживку клюнул, и стал игрушкой советника. И защититься от него теперь невозможно.

Дали Небесные, как же это невыносимо – понимать, что тобой играют. Обожгло лицо стыдом и злостью, Гайдуни расстегнул воротник, показавшийся в этот момент удавкой. Да-Деган Раттера играет им, словно куклой. Дергает за ему одному видимые веревочки, направляя туда, куда хочет. И ведь он не уйдет, не даст ему поговорить с отцом серьезно. Он превратит разговор в фарс. Он его уже в фарс превратил.

— Прошу прощения за отнятое время, - проговорил Гайдуни, поднявшись на ноги и направившись к двери. – Извините меня, я, кажется,  очень не вовремя…

— Стой, вернись, - прозвучал голос Хаттами, заставив Гайдуни остановиться и, казалось бы, съежиться. – Что это еще за сумасбродство? Мы не договорили.

Обернувшись, Гайдуни посмотрел на отца.

— Все что хотел, я сказал, - твердо произнес он. – К управлению Гильдией меня подпускать нельзя. Это – правда. Я надеюсь, ты выберешь достойного преемника. Того, кто не наделает ошибок по глупости и не отправит Гильдию на дно, а вместе с ней и экономику Раст-эн-Хейм. Просто я глуп, легкомысленен, ведом. Да и просто недостоин. Прости меня, папа.

Короткое движение руки над инфопанелью и за спиною щелкнул замок, это Хаттами заблокировал двери. Гайдуни выдохнул, заставил себя вернуться к столу. Сесть напротив отца не мог, так и стоял рядом, глядя сверху вниз.

— Опять дуришь? – тихо спросил Гая Хаттами. – Выгоню и больше на порог не пущу. И ни аслари ты от меня не получишь. Ни сейчас, ни потом.

Слова – словно глыбы, придавившие его к земле, не позволяющие поднять головы. Некстати, не ко времени вспомнилось: «о чем ты мечтаешь, Гайдуни Элхас?» А мечты его – медленный яд, но тем смертоноснее отрава. Он уже понимал, что жалеть будет в любом случае, что бы ни выбрал. Понимал – будет жалеть и о смирении и о бунте. Не сомневался – отец способен выполнить свою угрозу, и вот тогда ему придется трудно.

Вспомнилось, как сбивчиво перед ним самим оправдывался профессор – археолог, говоря, что боится и того, что предъявленные экспонаты окажутся безделушками, и предметами значительной стоимости. Теперь он понимал его лучше, чем когда-либо ранее.

И вдруг, решившись, словно прыгая со скалы, проговорил:

— Хорошо, я уйду. Я согласен.

Сердце ухнуло вниз, задрожали руки. Вот и все, пути назад нет. Он опустил взгляд, на мгновение зажмурился. Ждал, когда слова отца прозвучат, словно приговор, но дождался только смеха советника.

— Ты проспорил, Хаттами, - прозвучал веселый голос. – Так что, придется тебе лезть под стол и кукарекать.

Гай открыл глаза. Да-Деган сидел, откинувшись в кресле, без малейших следов почтительности. Закинув ногу на ногу, покачивал ступней, посмеивался.

Скрипнув зубами, Гайдуни подумал, что готов придушить рэанина. За одно только выражение безмерного удовольствия на юном лице. И за этот смех. За то, что, видимо, попался в расставленную советником западню. И за отца – смущенного и красного, словно вареный рак. За сурового Хаттами Элхаса, который вновь не посмел поставить советника на место.

А Да-Деган улыбнулся, как улыбался обычно – открыто и солнечно, повернул голову к Хаттами:

— Плохо ты знаешь собственного сына, господин Элхас. Не такой он никчемный как тебе кажется. Характер у мальчишки имеется. А всему остальному – научим.