Дочь Хатор

Написано для конкурса рассказов по иллюстрациям в сообществе художницы Елены Поповой.

Алёна и Настя сидели на остановке “Завьюжино - универмаг”. Настя курила, Алёнка грызла шоколадку. Рядом дымили сигаретами Васёк и причаливший к нему из города на выходные двоюродный брат, Макс. В отличие от Васька, Макс был из себя ничего, разъезжал на собственной иномарке и жил в квартире отдельно от родаков, так что Настя имела на него кое-какие планы. И для их осуществления уже второй день подряд выходила за хлебом без шапки, в мини-юбке и тонких чулках. Впрочем, это не было слишком большой жертвой с её стороны. Погода благоприятствовала: столбик градусника застыл в районе нуля, сугробы осели, в колее на дороге купались воробьи. 

Проблема была лишь в одном: красавчик Макс вместо того, чтобы любоваться на Настины кудри и сногсшибательные бёдра, таращился в окно магазина. Там, за мутным стеклом, у прилавка торчала квартирантка Настиной матери, Дора. Зачем эта уродина припёрлась в магаз, в честь чего сверкала направо и налево дурацкими улыбками - Настю мало заботило. Куда больше бесило то, что вокруг Дорки, изо всех сил изображая внимание, толпились сейчас и Лёха из Заречья, и очкастый Павлик, и бывший Настин одногруппник из Пищевого колледжа, толстый, скучный Димон. Вдобавок Васёк вдруг сказал: “Пять сек” и тоже ушаркал в магазин. Через миг Настя с неудовольствием наблюдала его за окошком, в Доркиной свите.

И чем только эта тощая пигалица цепляла парней? Ведь ни рожи, ни кожи: нос горбом, щеки впалые, кривые зубы. А ещё…

- У неё рога, - хмуро буркнула Настя себе под нос.

Макс усмехнулся:

- Тогда скажи уж: и копыта.

- Про копыта врать не стану, не видела. А вот рога у неё точно есть.

- Где?

- Тут, - Настя провела пальцами над ушами. - Маленькие такие, назад смотрят.

- Да ну… Показалось. Или это просто какой-то прикол. 

- Нет, настоящие. Я знаю, насмотрелась. Сколько себя помню, они с батей каждый год к нам приезжают, дней на десять, в конце декабря. Типа здоровье поправить. Только это враньё.

Макс вяло пожал плечами:

- Может, действительно, здоровье поправляют.

- Тогда ехали б летом, когда солнышко. А сейчас что? Темень, ни грибов, ни ягод, корова в запуске, куры еле несутся…

- Свежий воздух, никакая дрянь не цветёт. Может, у неё аллергия.

Настя покосилась на парня с сомнением. Тоже, что ли, залип? Предчувствие не обмануло. Как только Дорка вместе с парнями выкатилась на крыльцо, Макс немедленно заявил:

- Девчат, я до Васька и обратно. 

- Вот зараза, - прошипела Настя, провожая его мрачным взглядом. - И-си-до-ра, мля…

- Пофиг, - равнодушно ответила Алёна, кинув скомканную обёртку от шоколада мимо урны. - Всё равно она послезавтра уедет. Слушай, а ты насчёт рогов серьёзно или так? 

- Серьёзно. Это у неё врождённое: сначала просто бугорки были, а потом разрослось и окостенело. Рак, что ли… Их и спиливали, и прижигали, а они заново растут. Доркин отец, по ходу, давно на врачей рукой махнул, лечил, как ему какая-то ведьма сказала. Перед зимним солнцестоянием приезжал и каждый вечер чапал вместе с Доркой на лыжах в заброшенную церковь, в Ельнинское. Когда она маленькая была, в рюкзак сажал, за спину. Подросла - стала сама с ним ходить.

Алёна пожала плечами.

- Просто кататься учил…

- Ага, как же, - скривила красивые губы Настя. - По ночам. Он там какие-то ритуалы делал. Потом приносил воду, мыл Дорке рога - и они типа уменьшались. Дорка мне рассказывала, когда мы маленькие были. Потом перестала, видно, отец ей за болтовню надавал по жопе.

- А откуда он вообще взялся, этот Доркин отец? - вдруг за спиной у Насти раздался голос Макса.

“Неужто отлип? Чудеса”, - подумала та едко. Однако ответила:

- Фиг знает. Просто пришёл однажды из леса, прямо на лыжах, и попросил сдать комнату на неделю. 

- Мать у тебя отчаянная, - сказал Макс. - Не испугалась чужого мужика в дом пускать.

- Деньги нужны были. Ну и потом, чего его бояться? Он же с ребёнком…

Настя ошиблась, Макс вовсе не “отлип” от Доры. Странная девица не шла у него из головы. Казалось бы, случайное, мимолётное знакомство: улыбнулись друг другу, перебросились парой фраз. Да там все одновременно пытались болтать с улыбчивой дачницей, из шкуры вон лезли, топорщили перья павлинами. Кто звал Дору в киношку, кто на пьянку в клуб… Она обещала подумать. Макс сперва посмеивался, глядя на довольные рожи друзей: сам он на подобные девчачьи штучки давно не вёлся. Однако когда эта хитрюга начала вешать лапшу на уши его брату, а тот с довольным видом пустил слюни, Макс решил, что пора вмешаться. И сказал Доре нахально, словно знаком с ней уже сто лет:

- Дразнишься, а ни к кому не придёшь. Сама лучше куда-нибудь позови. Я-то назад не отыграю.

Девица ничуть не смутилась, ответила прямым, дерзким взглядом:

- А что, давай, раз смелый. В семь вечера на лесниковой тропе.

И тут же с лучезарной улыбкой отвернулась к Лёхе.

Возвращаясь на остановку, к Васькиным соседкам, Макс так и эдак вертел в мыслях странное приглашение. Нет, девчата, бывало, и раньше звали его на свиданки. Но чтоб настолько нагло? К тому же в потёмках, на дороге в лес… Зима, однако. Хотя… Это ведь только точка встречи, причём хорошая, без посторонних глаз. У хитрой штучки по имени Дора наверняка есть куда податься после. 

Было и ещё кое-что тревожное: никто из стоявших вокруг не отреагировал на их с Дорой короткий разговор. Словно не услышали. Или знают про Дору что-то такое, что ему, городскому кренделю, не сочли нужным сообщить.

“Может, ну её, эту загадочную?” - думал Макс, уныло разглядывая толстые ляхи и пергидрольные кудри Насти. Вот где уж точно никакой загадки: деваха на излёте срока годности, ловит жениха. А Алёнка просто так рядом стоит, за компанию: морда в шоколаде, шапка на глаза, и пуховик размером с танковый чехол.

Пожалуй, про Дору тоже можно было сказать, что она охотилась. Однако Дора не выставляла себя на витрину, как другие девицы, а сама рассматривала сбежавшихся к ней парней, с удовольствием, но без жадности, словно перебирала мандарины, решая, какой положить в пакет. И ни у кого не возникло сомнения, что она имеет на это право. Наоборот, каждый с радостью согласился бы стать для неё фруктом-счастливчиком. 

Было в этой Доре нечто такое… Особенное. Манящее. Безумно притягательное. Манера двигаться? Запах? Пышные черные локоны? Тёмно-карие глаза, окружённые густыми ресницами? Заразительный смех? Объяснить, что именно зацепило его, Макс не мог. Не было для такого приличных слов. Просто эту девушку ему хотелось. Дико, по-звериному, без объяснений.

Тем же вечером он спросил про Дору у брата. Васёк, почесав за ухом, ответил:

- Дора? Да нормальная девчонка. Веселая. 

- Она серьёзно приезжает сюда каждый год кататься на лыжах?

- Ага. Только раньше всегда с отцом была, а в этот раз дядь Вова в Москве остался: ногу сломал.

- А кто прокладывает лыжню?

- Лесник на снегоходе: от нас задами, потом вокруг заброшки, до Всеславского, к прикормочной станции - и назад. По его следу все катаются. А Дорка ещё сама себе натоптала тропу через зону.

Так местные мальчишки, посмотрев в клубе “Сталкера”, прозвали участок леса, в котором скрывались развалины трёх деревень и заколоченная церковь.

- Дашь лыжи?

Васёк хитро улыбнулся.

- Ты это… Не советую. У неё  разряд по лыжным гонкам. Заведёт в зону, загоняет и бросит. Будешь потом домой полночи по сугробам чапать, как дурак.

- Это мы ещё посмотрим, кто кого загоняет.

Едва начало смеркаться, Макс вышел со двора за заднюю калитку на лыжах Васька, проехал через заснеженное поле к лесу и, притаившись среди кустов, стал ждать.

Дора явилась уже в полной темноте. Она ехала неспешно по следу снегохода, освещая себе путь налобным фонариком. Пропустив девушку мимо, Макс тоже вышел на тропу и окликнул её: 

- Эй!

Дора обернулась. Луч фонарика скользнул по его лицу, заставив на миг зажмуриться, а потом ушёл. Макс открыл глаза. Дора стремительно удалялась по тропе в лес. 

- Подожди!

Девушка мчалась вперёд уверенно и быстро. В ответ на новый окрик она лишь махнула рукой. Приглашала ехать следом? А может, наоборот, жестом пыталась прогнать? 

Макс считал, что неплохо умеет бегать на лыжах и без труда догонит городскую девчонку. Подумаешь, спортсменка-разрядница… Для нормального парня эти девичьи нормативы пустяк. Но как он ни старался, сколько ни прикладывал усилий, расстояние между ним и стройным силуэтом лыжницы не сокращалось. 

Давно остались позади тёмные корпуса заброшенного пионерлагеря, светящиеся окошки дома лесника во Всеславском, оленьи кормушки, поворот обратно, к Завьюжино… Дора не свернула к деревне. Вместо этого она выбралась из колеи, оставленной снегоходом, и помчала коньковым ходом по жесткому насту через поле, к оврагу.

Какое-то время Максу казалось, что расстояние между ним и Дорой стало уменьшаться, но любой спуск рано или поздно заканчивается. Пряхин овраг не был исключением. Спуск в него сменился длинным подъёмом на холм, за которым скрывались обвалившиеся избы Ельнинского. 

Если Дора катила вверх так же легко, как вниз, то Максу вскоре пот начал заливать глаза. В голову полезли мысли о том, что пора бы плюнуть на всё и ехать домой. Но стоило ему всерьёз задуматься об этом, Дора остановилась, обернулась и звонко, обидно захохотала.

- Эх ты, - донеслось до него сквозь смех, - А говорил, назад не отыграешь!

- Зараза рогатая, - прошептал Макс и, стиснув зубы, с удвоенной силой рванул вверх по склону.

Поднявшись на холм, он понял, что пророчество Васька сбылось самым дурацким образом: Доры нигде не было, ноги дрожали от усталости, а от Завьюжино его отделяло не меньше пятнадцати километров по сугробам. 

И всё-таки прежде, чем сдаться, Макс внимательно осмотрел склон перед собой. Как ни крепок был наст, он проламывался под лыжами. Спускаясь к Ельнинскому, Дора оставила след, хорошо заметный в свете луны. На улице пустой деревни двойная полоса лыжни сменилась короткими росчерками конькового хода, затем пропали и они. Лыжи Доры стояли, воткнутые в снег у церковной оградки. “Ага, - подумал Макс, - значит, всё-таки ждёшь. Ну, я сейчас”. Облизнувшись, как голодный кот, он оттолкнулся палками и помчал к полуразрушенным домам.

Дверь в храм оказалась приоткрыта. Макс этому не удивился: заброшенное строение давно не скрывало ничего ценного. Летом внутри играли мальчишки из соседних жилых деревень, осенью молодежь жгла костры и орала песни под гитару, прятались от непогоды бродяги. 

Вот и сейчас на полу, где прежде находился алтарь, пылал костёр. Вряд ли его разожгли недавно: высокое, жаркое пламя почти не давало дыма. Его отсветы плясали по обшарпанным стенам и щелястой крыше, выхватывая из темноты кусочки чудом уцелевшей росписи, но не проникали в боковые галереи и нишу за алтарём. Там царила густая, непроглядная тьма.

За костром Макс увидел женщину - и не сразу узнал в ней Дору: не было ни ботинок, ни лыжного костюма… Она стояла на каменных плитах пола босиком, в легком, свободном одеянии, повторяющем цветом игру огня. Черные кудри свободной волной рассыпались по плечам. Макс отчётливо видел торчащие над ними заострённые уши, а выше - рога. Длинные, чуть загнутые назад, с опасно тонкими кончиками. В руках Дора держала коровий рог, слишком большой и красиво изогнутый, чтобы быть настоящим. Поднеся его к пламени, девушка смотрела вошедшему в храм прямо в глаза, жадно, страстно, нетерпеливо.

Макс усмехнулся. Приятно, конечно, когда ради встречи с тобой устраивают целый спектакль, однако он предпочёл бы обстановку попроще. Гостиничный номер, например, или съёмную квартиру. И всё же косплей Доры был красив и заслуживал похвалы. 

Макс обошёл костёр, встал рядом с Дорой, взял её за руки, заставляя извлечь рог из огня, и сказал: “Ну… Круто. А что у нас в программе дальше?” С неожиданной силой Дора развернула его к себе, потянулась губами к губам…

Всё произошло стремительно. Вместо поцелуя Макс нарвался на крайне болезненный укус. Вцепившись в волосы Доры, он попытался оторвать ее от себя, но получил вдруг по лбу рогами, да так сильно и звонко, что потемнело в глазах. И только тогда с ужасом осознал: рога настоящие. И уши. И большой коровий рог, не горящий в огне.

Зубы рогатой мерзавки оказались на диво острыми, из прокушенной губы потоком хлынула кровь. Но хуже всего было то, что собственное тело отказалось служить Максу, сделалось безвольным и слабым. 

Впрочем, упасть Дора ему не позволила. Легко удерживая пленника одной рукой за шкирку, она поднесла к его лицу рог, внутри которого плясало жаркое пламя. Макс попытался отшатнуться, закричать… Смог он лишь вздрогнуть, а крик обратился в едва слышный стон. Капли крови упали в колдовской огонь, породив густые клубы вонючего дыма. Макс закашлялся, задыхаясь, но Дора по-прежнему держала его твердой рукой, заставляла вдыхать ядовитые испарения, тыкала носом в горячие угли. И говорила страстно, в самое ухо: "Поклянись отдать себя дочерям Хатор без остатка - и останешься жив. Давай, не бойся. Я буду хорошо обращаться с тобою. У тебя будет целых двадцать лет покоя и счастья. Ну же, соглашайся скорее, дурачок".

Пытаясь хоть как-то избавиться от кошмара, он беззвучно прошептал обожженными губами: “Да”, и потерял сознание.

Вечер в скалистых горах дышал покоем. В низинах клубился лёгкий туман. Небеса на одеждах верховной жрицы Фрины отражались сиреневым и синим, а поросшие мхом камни - дарили спокойную нежную зелень. Огонь в роге Божественной Хатор медленно угасал, вместе с ним угасала и открывшаяся над алтарём дверца в чужой мир. Он был холодным и негостеприимным, но именно оттуда девочки приводили самых лучших рабов. 

А ведь первый раб - это важно. От него родится наследница рода, ему будет поручено воспитание девочки и даже позволено на первые двадцать лет жизни увести её домой. Условие лишь одно: раз в год приводить дочь к порталу, чтобы её магия и связь с родным миром не угасала. От того, как раб справится со своей миссией, зависит, сумеет ли наследница поймать своего первого мужчину, покорить его и заставить дать клятву вечного служения. Если девочка потерпит неудачу, она не сумеет открыть портал, не вернется домой, в серые скалы, и один из родов Дочерей Божественной Хатор прервётся. 

Дочь самой верховной жрицы, Исидора, сумела сделать всё правильно, она заслужила возвращение в мир предков. Род Фрины не угаснет. Надо только будет объяснить девочке, что не стоит баловать раба излишне бережным обращением и тем более - привыкать к нему.