Путешественники

Домики уже совсем близко. Белые и голубые занавески, белые и розовые кирпичные стены. Садики во дворе. Те самые клумбы. Почти везде цветут ноготки, настурции, фиалки, ирисы, астры. Аромат доносится и за ограду. 

Совсем как на кладбище. Там много вкусной, жирной земли.

Что за дурацкое сравнение? Пастораль ведь. Идиллия. Красота.

Откуда столь явное опущение тревоги? Что здесь не так? Полиция в засаде? Коллеги того врача – со шприцами наготове?

Скрипят на ветру качели. И это – единственный звук.

- Сольвейг. Слушай, я только сейчас подумал: в лесу ведь комары бывают, да? И прочее жужжащее? 

Марк – городской житель. С рождения. И всю жизнь. А вот Сольвейг могла бы и вспомнить. Раньше друга. 

В этом лесу есть сосны, мох, поваленные стволы, грибы, ягоды, крапива. Но и сам бор – тоже молчалив. Ни птиц, ни комаров. Ни разу за всё это время.

Дети могут отсутствовать в саду. Но почему не играют во дворах? И где взрослые, собаки, кошки? Музыка, наконец? Голоса из телевизора?

И где голоса живые? Смех, разговоры, песни… да хоть мат?

Только цветы и деревья. И облака. И скрипят качели.

Вряд ли в этой реке водится рыба. Живая. 

Ей тут некем питаться. 

- Это не Мидгард, - хрипло выдавила Сольвейг. – И не Асгард. Это – вообще черт знает что такое.