Мраково...

Рыжий молодой пёс крутил головой, ловя вкусные запахи вечерней улицы. Едой тянуло со всех дворов, как и собаками, взрослыми и серьезными. Хвостом туда-сюда, туда-сюда, может, играющая ребятня чего даст? 

Пацаны, бегавшие у спуска к речке, на собаку внимания не обращали. С чего, псов не видели, что ли? Ну, молодой, морда красивая, хвост пушистый, жрать вечно хочет… и чо?

Пес потрусил дальше, не глядя на недавно проснувшуюся реку, лес на том берегу и камыш на этом. Село заканчивалось грунтовкой, вихляющей мимо последних огородов и убегавшей к косогору вдалеке. Рыжего потянуло туда, следом за покачивающимся мужиком, уставшим от работы и водки, мерно бредущим впереди. В руке, обгоревшей за день, дядька нес плетеную сетку, где легонько звякало и откуда вкусно пахло салом. 

Ограда у кладбища росла разномастная, от невысокого железного заборчика до покосившихся кирпичных рыхлых столбов, раньше поддерживающих большие ворота, поставленные каким-то купцом, благодарным крохотной родине. Если бы пес знал историю куцего куска страны, где родился и рос, смог бы рассказать о двадцатых и снятии чугунных завитушек с петлями на переплавку. Страна требовала металла, а добывать по-стахановски еще не научилась. 

Но пес был просто псом. 

Мужики, за день выкопавшие три могилы, сидели прямо на земле. Солнце за день припекло, прогрев кормилицу. Спецовки в глине, здесь ее хватает, руки в ней же, у одного, после найденных трухлявых досок, ладони в кровь. Вот и отдыхали. 

Водка заходила и без закуси, но колдырили они со смыслом, потому ждали хлеба, сала, яиц там и даже подсохшего кулича, оставшегося после Пасхи в позапрошлое воскресенье. 

Рыжему от них ничего не перепало. Пес побрел по кладбищу дальше, вынюхивая, надеясь. Пробежавшая полевка заставила вздрогнуть и испугаться бурчания в пустом брюхе. Следующая мелькнула чуть дальше. Пес удивился, глядя на третью, прошмыгнувшую рядом с ним и ни чуточки не боявшуюся. Рыжий даже пробежался за ней, изумленно нюхая и почти уткнувшись в мышь носом. И съел.

Вместе с кишками и шкуркой. Брюхо поурчало, но согласилось, попросив еще. Тут-то пес заметил нутрию, скользившую в уже отрастающей траве куда-то к странным деревьям на самом краю погоста. 

Те вообще-то были ивами, тремя сестрами, сросшимся вместе и почему-то принявшимися на кладбище, летом пропекаемом со всех сторон солнцем. Но псу чихать на это хотелось.

Нутрия улепетнула прямо перед носом, скрывшись в большой дырке под ними. Пес потоптался на месте, крутя ушастой башкой и надеясь хотя бы еще на одну полевку. Мышей не наблюдалось, он повернулся, чтобы уйти и искать еду дальше. Но запах… запах остановил.

Будоражащий, сладкий, манящий, текущий прямо в трепещущие голодные ноздри. Рыжий заскулил, крутясь на месте, не понимая происходящего. Запах не звал, запах приказывал, тащил к себе, как магнит иглу. Пес, пуская слюну, тявкнул, повернулся к квасящим мужикам у входа, тявкнул еще. Лапы сами понесли вперед, в дурманящую темноту, обещавшую утолить голод.

Темнота. Сырость. Корни. Склизкое шевеление в сердце черноты. Пес справился с собой, рванулся наружу, к светлеющему пятну. Продрался через вьюнок, с шелестом сжимавшийся вокруг дыры, выбрался наполовину. 

Боль пронзила от кишок и дальше. Пес завыл-заплакал, закричал…

- Чего он воет-то? – старший, чуть не облившись, повернулся к глухому углу погоста.

- Кто-э? – протянул еще державшийся товарищ. – Хто?!

Старший прислушался. Тишина, скрип редких кузнечиков да шорох срубленного сухостоя, лежавшего кучей. 

- Покзалося…

- Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе!

Мишка любил электрички. Толстые и зеленые, добро улыбающиеся круглыми глазами, с красной полосой, весело стучавшие по рельсам. В Бельское они катали его весной и летом, если папка не мог отвезти на автобусе. На вокзале бабушка всегда покупала маленькие шоколадки, одну с собой и одну на вечерний чай у бабы Фимы. 

- Земля в иллюминаторе видна!

Сиденья только вот деревянные, блестят красиво и… жесткие. Но Мишка терпел и только старался не елозить. И не трогать подоконник, смотря наружу. Ему очень сильно хотелось встать и держаться за окно, но незнакомая бабушка напротив уже поругалась, пришлось сидеть. 

- Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери…

Через проход сидели студенты. Это Мишка знал точно, такие в Бельском учились, все волосатые, в куртках со значками и брюках-жинсах, как у него самого, всегда с мафонами. Правильно джинсы и магни.. магнито… Но Мишке больше нравились жинсы и мафон. Мафон у Мишки был, но не работал, а у этих, черный и широкий, орал сильно. 

- Ребята, вы бы звук убавили. – попросила Мишкина бабушка. – Очень громко. 

- Да что вы с ними разговариваете! – это незнакомая бабушка, красная и постоянно вытирающая платком лицо. – В милицию их сдать на станции!

- За что? – удивилась тетя с челкой, выкрашенной желтым. – За музыку?

- Грустим мы о земле, она одна!

- За шум, мы люди пожилые, нам покой нужен!

Тетя незнакомой бабушке не нравилась, Мишка понял сразу. Тетя была красивая, почти как мама, тоже в жинсах и красивой кофте с цветами, низко расстегнутой. И в больших очках, как у Пугачевой, с трехцветной наклейкой. Незнакомая бабушка уже несколько раз смотрела на нее нехорошо и плевалась, думая, что никто не видит. 

- Покой, мать, нам только снится... Эй, коблушные, звук урезали, я сказал.

Последний сосед не нравился всем, даже красивой тете. Мишка понимал – почему. Блатных никто не любит, а дядька блатной. У папки есть пара знакомых дома, тоже блатные. Зубы золотые, рубашка в клетку под курткой расстегнута, видна картинка-наколка, пальцы тоже в них. 

Блатной щелкал семечки, кидая в рот из горсти и аккуратно поплевывал в газетный кулек. Зырил на красивую тетю, старавшуюся его не замечать и постоянно уткнувшуюся в какую-то странную книгу, похожую на склеенную из газет и в обложке для учебника. Про обложку Мишка знал недавно, когда на Новый год ему подарили азбуку с математикой, в таких же обложках. 

Студенты звук убавили и даже слиняли в соседний вагон. Блатных же никто не любит. 

- Спасибо, мать, не скажешь? – блатной, блеснув зубом, подмигнул, почему-то не незнакомой злой бабушке, а красивой тете. 

- Эт за что? – бабушка посмотрела на него даже хуже, чем на студентов. – Какая я тебе мать, милок?

Блатной усмехнулся и решил снова вернуться к рассматриванию крашеной соседки. 

Стало скучно и Мишка вернулся к окну. Старался не пропустить мост, чтобы не испугаться. Когда тот вдруг мелькал мимо электрички, Мишка до сих пор пугался и вздрагивал. 

- Куда едете? – поинтересовалась незнакомая бабушка у Мишкиной.

- В Бельское. – Бабушка у Мишки была добрая, худенькая и вся в веснушках. – Вот, внука везу к маме.

Мама ее – это баба Фима, жившая в Бельском одна. Много лет, если Мишка все правильно помнил, целых пять. Тогда умер бабушкин папка, а баба Фима решила не переезжать к дочерям, жившим в городе и где-то еще. У нее же дом, куры и огород. 

- В воскресенье? Ему завтра не в садик?

В садик Мишке нельзя, в садике карантин. Он даже обрадовался сначала, но потом вспомнил, что мамины дедушка с бабушкой легли в больницу, папка с мамой на работе, а вторая бабушка занята недавно родившейся у Мишкиной тети сестрой, самой тетей, снова ходившей с животом и дедом, уже два года лежавшим. Деда сильно ранили на Войне и вот теперь дед лежал. А у Мишки карантин в садике.

- Все работают, я с дочкиной дочкой, муж инвалид у меня, - вздохнула и зачем-то начала рассказывать бабушка, - а у него карантин по дизентерии. 

- Господи прости, все у вас, мраковских, не как у людей! – незнакомая бабушка зло покосилась теперь уже на Мишку и вдруг пересела на место, освободившееся после студентов.  

- Ты бы мать, лучше еще дальше пересела, - посоветовал блатной, - после нынешней молодежи чего только не подхватишь, точно те грю!

Красивая тетя, проследив глазами за снова пересевшей чужой бабушкой вдруг улыбнулась. Повернулась к Мишиной:

- Почему мраковские? Вы же из Бельского?

- Мраково называлось. – бабушка вдруг поджала губы. – Давно.

Тётя непонимающе посмотрела на нее и снова уткнулась в книжку. Блатной, аккуратно запаковав кулек, убрал его в карман и наклонился к ней. Открыл рот и…

- Билеты готовим, граждане! Билеты!

Билеты Мишка всегда держал в кармашке и протягивал тёте-контролеру. Та звонко пробивала их щипчиками и возвращала плотные картоночки. Мишка достал их, протянул.

Загрохотало, заставило сжаться и дернуться. Поезд закатился на мост. А Мишка, совсем как маленький, заплакал, уткнувшись в зеленую бабушкину кофту. Блатной вздохнул и пошел на выход.

Бесплатно: https://author.today/work/160810

Боевая фантастика, темное и городское фэнтези, мечи и магия, попаданцы и постап-ведьмаки, пулеметы и карабины, мистика и немного ужасов, далекие и неизведанные земли - на ваш выбор, друзья. Это сборник рассказов разных жанров, чтобы вам было проще находить в моих книгах интересное именно вам.