Лёд, снег, сталь, кровь...

Снег хрустел под толстыми подошвами зимних меховых сапог. На какое-то время погода успокоилась, вьюга прекратилась, и можно было идти намного спокойнее. Когда ветер, ревущий и рвущий капюшон парки, совсем утих, стало ощутимо не хватать сломанной лыжи. Ее, вместе со второй, оставшейся целой, великан примотал к заплечному мешку. Рассчитывать на жилье здесь не приходилось, а лыжи вполне себе горят. 

            Паулюты, хозяева оленьих стад, избегали этого края великой снежной пустыни, боясь мохногривых высоченных шойгу, лютых снежных волкособак. Звери сбивались в небольшие стаи, но были очень умны. Если же зима и голод убивали их больше, чем обычно, тогда приходилось плохо всем вокруг. И попадаться им на пути… человек посреди белой пустыни хорошо понимал всю опасность.

Скелки, охотники на песцов и соболей, не совались в Ледяные долины, трясясь от одного упоминания о ска`а, холодном белом змее, украшенном за головой когтистыми щупальцами.  Ска`а мягко и бесшумно подбирались к жертве под толщей снега, взрывали его, появляясь и ломали кости ударами мощного хвоста и толстолобой башки. Змеев встречали не так часто, но он о них не забывал. 

Облиты, следопыты и убийцы больших пятнистых тюленей залива и шхер, боялись волосатых полулюдей одебаче, кравших их жен. Дикие существа приходили в снежные бури, не боясь ветра, снега, летящего ледяного крошева и острой бронзы копий. Одебаче безумно хохотали, встречая удары непроницаемой грудью, заросшей спутанной шерстью, били наотмашь огромными дубинами из плавника с камнями и уходили за воющие белые стены.

            Все вместе, паулюты, скелки, облиты, тряслись из-за койву, невысоких смуглых людей, живших здесь, посреди кажущейся мертвой снежной пустоты. Койву приходили на земли паулютов, скелков и облитов, ввосьмером против трех десятков. Юркие широкогрудые воины, одетые в короткие шубы из шкур шойгу, с панцирями из чешуи ска`а и шлемами из толстостенных и каменно крепких черепов одебаче. Они побеждали всех, забирая в наложницы жен каждого из соседей, брали в рабы их детей и сжигали стойбища кожаных невысоких домов. Сами же койву не боялись никого.

            Великану с одной сломанной лыжей было ясно все это… кроме одного. Кого, на самом деле, должен бояться он сам, идущий в одиночку по Мертвым долинам предгорий? 

            Человек, сам себя называвший Морном, убил свой страх еще в детстве и воскрешать не собирался. Даже здесь, на Ледяных островах, продуваемых всеми ветрами и закрытыми почти весь год холодным течением. Даже не так… Забравшись сюда тем более не стоило кого-то бояться. Обычно об одиночках, временами отправляющихся в эти края, говорили на раннем поминальнике, собирая лишь самих близких. А вернувшихся считали заново родившимися. Была лишь одна закавыка: Морн плевать хотел на возвращение и введение в клан. Сюда воин с Нордиге пришел забрать жизнь и, если случится, оставить свою. 

            И бояться никого не собирался, лишь просчитывая все ходы-выходы из возможных ловушек с напастями. Любая задерживала, отдаляла и мешала его цели. 

            Неглубокая лощина перед ним искрилась ледяными цветами, а раз так, то половину пути от черной воды залива Морн одолел. Мертвые и живые кристаллы, распускающиеся в середине года Ледяных островов, появлялись перед горами Ко-ольк. И раз так, то видневшиеся пологие холмы и есть их начало. Ему туда.

            Он огляделся, жалея о потерянном во время бури запасе. Скелки никогда не расставались с кожано-костяными масками, вставляя в них вычищеннох-вываренный тюлений пузырь. Приходилось напрягать глаза, но хотя бы не слепнуть от бесконечного блеска вокруг. Запас пропал вместе с кенном, большим лохматым псом, несущим поклажу и даже пару раз протянувшим Морна на лыжах. Кенн упал в расщелину, коих на леднике, идущем от залива, было как шлюх в единственном порту Островов. То есть много. 

            Бело-искрящееся покрывало, не потревоженное с прошлой бури, завывавшей всю ночь, казалось нетронутым. Лежало, переливаясь блеском под солнцем и взглядом пришельца, виляя затейливыми завитками-гребнями, синея тенью под причудливыми ледяными цветами, начинавшими расти с короткого лета. Никаких следов. Никого. 

            Морн сплюнул, страстно желая выругаться. Ему все же давностало не по себе от безмолвия, царящего тут. Нарушать его казалось непроходимой глупостью, свойственной кому угодно на материке, но только не уроженцу гор Нордиге. Больших диких псов Морн видел, только буря помешала им плотно сесть на его след. 

            Что-то казалось неправильным. Прежде, чем обойти лощину по твердому насту снежного хребта, наросшего над каменными ребрами, он решил еще раз оглядеть ее полностью. Смущало непонятное, никак не желавшее цепляться глазами, беспокоящее и злящее. Морн не лююбил оставлять за спиной непонятного. Неизвестное часто желает цапнуть, когда уже забудешь о нем. 

            - Барг тебя сожри… - Морн ворчал, присев и рассматривая снег из-под широкой ладони. – Где ты прячешься? 

Несколько фактов о цикле "Охотник за головами" для тех, кто читал и, конечно, для тех, кто еще не знаком с миром Освальда.

1) Первая книга про Освальда, "Охотник за головами", писалась двадцать лет назад, в 2002-2003 году. И, да, в ней легко можно увидеть влияние ведьмака Геральта и даже, немного, Волкодава.
2) "Алая ярость", что ни странно, вышла совершенно другой. И даже если с первого раза так не покажется, то именно так оно и есть. Освальд, так-то, уже далеко не Терминатор со шпагой и арбалетом, а самый обычный человек, обладающий опытом, мастерством и, немного, удачей.
3) "Порох и соль" возникла как книга по окончанию "Алой ярости" и из-за двух героев последней новеллы, блоод-баса Хайнриха Кишки-Вон Хорне и его старого друга боцмана Роди. А также из-за небольшого сетевого конкурса, посвященного как раз пиратам корсарам и прочим, откуда появился рассказ "Шкипер флейкка "Марион".
4) Мир Освальда и Хорне, опять же из-за времени написания первой книги очень похож на наш с вами и это немудрено - когда нет опыта, умения писать и стремления к оригинальности то выходит как выходит. И перекроить карту Европу добавив немного реалий, казалось самым простым делом. Но уже в "Алой ярости" вся география, оставшись прежней по очертаниям, стала иной по наполнению. Зуб даю, так и есть.
5) Истории, где участвует как Освальд, так и Хорне, раскрывают эту самую географию от древнего леса Квист, прячущего вымерших чудовищ до песков Халифата, скрывших старые башни Кеми с их тайнами, от льдов Айсбергена со снежными колдунами и до темных переулков Ниросты, вольного города оружейников и алхимиков, от далеких южных морей Робаллы и к черным скалам северной Абиссы.
6) Здесь есть магия. Здесь есть альвы. Здесь есть дварги. Но их здесь очень мало и они разные. Морские мар-ши, кочующие по океанам и прячущие тайну островов, скрывающих их последние города. Альвы, жалкие остатки гордых племен, выживающие на большей части цивилизованных земель только из-за милости кесаря-Солнца. И умелые мастеры, оружейники, кузнецы и изобретатели двараги, которых здесь можно пересчитать чуть ли не по пальцам.
А еще тут имеются змеелюди-ламии, огромные мохнатые полулюди одебаче, таинственные северные охотники и воины койву...
7) В общем -это мир, который мне крайне нравится и куда вернусь после решения ряда самых обычно-материальных проблем и затянувшегося творческого отпуска. Вернусь обязательно, и с Освальдом, и с Хорне. Ху!

Это истории мира, уничтожившего собственную магию. Мира, не помнящего про нее. Мира, живущего на тонкой грани с другим, темным, опасным, жадным... Охотник за головами. Наемник. Человек без прошлого. Мастер меча. Освальд из Старой Школы. Идущий по своей дороге и не знающий, что прячется за новым поворотом. Поворотом в мире, где снова сгущается тьма.

Читать: https://author.today/work/24456