Любовь второго плана

Присоединюсь (https://author.today/post/490440)

Читатели «Формулы Распутина» вероятно думают, что любовью первого плана в романе является любовь Софьи и Андрея.
Отчасти они правы. Именно эта пара персонажей изображена на Аркане "Влюбленные", и именно их любовная линия на данный момент прописана наиболее подробно.

Однако главную романтическую ветку (по крайней, мере с моей точки зрения) порождает совсем другая пара. Без этой пары и романа бы не было. Или он был бы совсем другим...
Я вообще не уверен, что у меня есть любовь второго плана, хотя романтических линий достаточно.
Гарик и Улита? Глеб и Инга? Паша и Лиза?
Слишком значимые персонажи, чтобы помещать их чувства на второй план.
Поэтому поступлю я следующим образом. Я возьму самый главный пейринг и выдам его за второстепенный 
Тем более, что эта ветка фигурирует пока только в одной главе, глава эта является глубоким флешбэком и даже не совсем понятно, кто они такие. Нет, про барышню-то всё ясно, а вот кем является её кавалер - это пока не понятно.

Едва различимая тень злоумышленника маячила у самого входа в кабинет. Ничуть не раздумывая, Зина метнулась прямиком к нему.

Долговязый, нескладный парень, вроде бы даже из общества, хотя лицо и незнакомое. На вора совершенно не похож. Черный фрак, белоснежная сорочка, галстук-бабочка — одет так, будто бы после бала он решил заглянуть в соседний музей. Стоит себе, портретом любуется, да знай, очки свои батистовым платочком протирает.

— Кто здесь? — осмелев пролепетала Зина. — Что вам угодно, милостивый государь?

Он обернулся резко и порывисто, точно его разбудили, долго хлопал глазами, а затем, позабыв о такте, изумлённо осмотрел Зину с головы до пят.

— Никогда не видел тебя в ночнушке… А тебе идёт!

Иному хватило и сотой доли той дерзости, чтобы схлопотать затрещину. Однако Зина стерпела. Она сама смотрела на юношу, не смея шелохнуться. Сердце в груди трепетало испуганной птицей, а голова шла кругом, как будто от хмельного вина.

— А в чём видел?

— Ни в чём, — смущённо улыбнулся юноша. — Ни в чём видел, а в ночнушке не видел.

Что следует отвечать, Зина не знала. Парень же, поглазев на неё ещё пару секунд, вновь погрузился в созерцание портрета.

— Мшагин всё-таки гений! — восхищённо прошептал он. — Хоть и конъюнктурщик…

«Тоже мне джентльмен!.. Разговаривает с барышней, а пялится на какой-то портрет!»

— Мшагин?! Кто это?

— Модный художник.

— Нет такого. Я всех художников знаю.

— Есть. Но сейчас он ещё студент. Лепит шары из гипса, комиксами подрабатывает…

— Гений и подрабатывает комиксами?!

— Взгляни, — парень кивнул на портрет. — Сама увидишь.

Более совершенного шедевра Зине встречать не доводилось, разве что у мастеров Ренессанса. С полотна на неё смотрело подлинное божество — царственная дама во всём величии и блеске. Должно быть, лишь наречие ангелов способно описать её неземную грацию, едва заметный прищур карих глаз, тонкую улыбку и гипнотический ледяной взгляд, проникающий в самую душу. Бриллианты в её высокой причёске горели словно настоящие.

Фамильную диадему Волконских Зина узнала, женщину — нет.

— Кто это? У нас в роду таких не было…

— Ещё не поняла?

— Нет…

— Это ты, Зина. Ты. Только много-много лет спустя.

— Я?! А как же Коленька? Здесь должен быть его портрет. Он ведь наследник…

— У твоего брата своя судьба, а у тебя — своя.

Где-то совсем рядом заплакал ребёнок. Маленьких детей в доме не было, но почему-то Зина не удивилась. Стало лишь немножечко грустно от этого надрывного плача.

— И в чём же моя судьба? — с сомнением спросила она. — Неужто взаправду гений мой портрет напишет?

— Гении тебе надоесть успеют. Они в очередь построятся, чтобы с тебя портреты писать. Самая влиятельная женщина России, всё ж таки!

— Самая влиятельная?! — удивилась Зина. — Как мадам Аракчеева?!

В ответ парень захохотал, да так обидно, что захотелось запустить в него светильником.

— Нашла, на кого ровняться! — выдавил он сквозь смех. — Как ты сказала?! Аракчеева?! Я даже не знаю, кто это!

— Ну как же! Марья Тимофеевна! Царица муз и красоты!

— Да-да-да… Припоминаю… Была какая-то карга старая, которую успели забыть уже к вечеру дня похорон. Это не твой удел. Как сказал бы поэт, ты будешь пасти народы! Вершить судьбы человечества, а не прозябать в салонной пошлости среди дряхлеющих куриц!

— А ты? — робко поинтересовалась Зина. — Ты будешь в моей судьбе?

Ребёнок рыдал всё жалобнее и громче. Юноша молчал, а его яркие голубые глаза затуманивались тоской.

— Однажды тебе придётся выбирать, — продолжил он наконец. — Либо со мной, либо на портрет гения…

— Нет! — от злобы и горечи стало трудно дышать. — Мне не нужен такой выбор!

— У тебя спросить забыли, детка, — парень хмыкнул. — Ты попытаешься обмануть судьбу, у тебя это даже получится… Но знай, рано или поздно выбирать всё равно придётся…

Рыдания не утихали. Под напором детского крика сон надломился, пошёл трещинами и разлетелся вдребезги. Но еще за мгновение до взрыва Зина всё поняла: кто этот юноша с пронзительной грустью во взгляде, чей плачет ребенок и как именно она обманет судьбу…

— Кристина, девочка моя, не надо плакать! Мама уже идёт к тебе!