Артефакт

Присоединяюсь (https://author.today/post/490381)

В «Формуле Распутина» как раз вокруг артефакта всё и вертится.

Угораздило же этого бомжа — будь он неладен — всплыть под окнами у самой Плевицкой! Певичка-истеричка обнаружила у своей парадной труп, рухнула в обморок и, не приходя в сознание, принялась обзванивать подружек-журналисток.

Первой, по обыкновению, отметилась Жанна Паскевич в своём твиттере. Петербург, дескать, криминальная столица, на улицах беспредел, полиция бездействует. И понеслось дерьмо по трубам — в итоге уже к полудню весь город стоял на ушах.

Пресса лютует, начальство в истерике, князь Разумовский шлёт из Москвы гневные депеши — того гляди погоны с плеч полетят, а тушить пожар, как водится, майору Воронцову. Нашли огнеборца, мать их!

«Засветло уже не успею, — обречённо думал Глеб, стоя в пробке у Тучкова моста. — Что я там увижу, впотьмах-то?!»

Впрочем, едва ли осмотр места преступления мог дать что-то новое. До Воронцова там уже основательно поработала опергруппа, а он ехал исключительно надувать щёки. Разъярённую фурию требовалось успокоить, а там, глядишь, и писаки уймутся. Что же касается перспектив, то иллюзий Глеб не питал — шансы раскрыть преступление казались мизерными.

Бездомный лет пятидесяти убит тремя выстрелами из антикварной чудо-волыны позапрошлого века, а в остальном — типичный «глухарь», как из учебника. Лицо обезображено, дактилоскопия результатов не принесла. Документов нет. Никаких. Даже занюханного билетика на метро. Одет для бомжа весьма характерно — в какие-то обноски.

Такие дела дают сопливым практикантам с блеском в глазах. Максимум через неделю блеск пропадает, а дело так и остаётся нераскрытым.

Установить личность потерпевшего, возможно, удалось бы по найденному при нём кольцу — вещице, судя по описанию, дорогой и приметной.

Вот только пропало колечко-то…

Единственная мало-мальски важная улика исчезла средь бела дня прямо из управления.

Оно у них «куда-то закатилось», твою мать! Могло, конечно, и закатиться, но выводы почему-то напрашивались совершенно иные.

— Достаточно, Варвара Илларионовна. Отлично! Видите, дети… — учительница кивнула на царский трон, но договорить ей не дали.

— А правда, что враги много раз хотели убить Григория Ефимовича, но каждый раз у них ничего не получалось?

Конечно, Егор Горчаков повёл себя некрасиво. Перебивать старших, да ещё в такой манере — это в высшей степени неприлично! Однако и вопрос был слишком важным, чтобы оставлять его без ответа.

— Правда, дети! Всем тёмным силам поперёк горла и наша революция, и свет истинной веры Христовой!

— А правда, — Сеня Трубецкой, тихоня и очкарик, впервые подал свой робкий голос, — что у Григория Ефимовича был какой-то магический талисман, сокровище, которое хранило его и мешало врагам?

— Перстень! — уточнил Егорка. — Волшебное кольцо!

Прасковья Лукьяновна поморщилась. Детям хочется тайн, страшных тайн. И эта топорная клеветническая выдумка, рождённая в недрах МИ-6, находит благодатную почву в их неокрепшем рассудке. Семенами грядущей смуты рискуют обернуться пылкие взоры этих мальчишек. Ещё не ведающих, что творят! Вот, где истинная диверсия! Вот, с чем нужно бороться не покладая рук!

— Нет, дети, это не правда! Все наши сокровища — это бессмертная душа и вера православная! Других нам не надо!

Наблюдать за Иркой тоже было весело. Она слушала с такой мрачной серьёзностью, будто от этого рассказа зависела судьба вселенной или, как минимум, обитаемой её части.

— И чего дед?

— Ничего, — Веневитинов пожал плечами, — сначала сказал, что ты дура, а затем тоже ахинею понёс… То, говорит, согнём, а это, говорит, разогнём…

— Ну, спасибо тебе! Значит, я дура?!

Бровки домиком — изображаем обиду. Но и эта дежурная гримаса вышла у Ирки слишком уж жеманной — она была явно не в себе, что-то её угнетало.

«Нет, это не сон… Причём тут сон?! — Веневитинову сделалось неловко и стыдно. — И хватит терзать её напоминаниями о Наташке!»

— Я этого не говорил, — он засмеялся, — так дед сказал. Ещё просил, чтобы я его вылечил… Ир, ты у нас специалист, скажи, такие сны обычно к чему? К концу света?

— Бывает по-разному… — Ирка задумчиво смотрела сквозь аквариум, теребя бусы, — но, может, так оно даже лучше…

— Что лучше? Конец света?

— Ничего… Дим, а если бы я попросила тебя о помощи, ты бы помог?

За мгновение, за какую-то долю секунды до того, как вопрос слетел с её губ, Веневитинов уже знал, что она спросит. Так уже было однажды, но с ним ли? Дежавю — нелепое чувство. Проносясь мимо, оно захватывает тебя целиком, но не оставляет следа ни в душе, ни в разуме. Лишь миг назад Веневитинов знал и свой ответ, а теперь оставалось гадать.

«Да или нет? Да или нет?»

— Что, совсем не к кому обратиться?

— Допустим, не к кому.

— А как же твой Крюденер?

— И ты даже не хочешь узнать, в чём дело?

«Господи! Как же её испортила богемная жизнь! — думал Веневитинов закипая. — Раньше она такой не была!»

Улыбаться столь приторно и фальшиво, столь трепетно изображать страдания умели лишь русские жрицы гламура.

— Представь себе, нет! — он смял недокуренную сигарету в пепельнице и тут же потянулся за следующей. — Если бы речь шла о жизни и смерти, ты бы не стала ломать эту комедию! А ваши салонные игрища… Это, знаешь ли, без меня!

Пока он лихорадочно терзал зажигалку, на столе перед Иркой появилась маленькая коробочка, в каких обычно хранят драгоценности.

— Много времени это у тебя не отнимет, — она буднично кивнула на футляр, — я просто хотела, чтобы ты помог мне с подарком. Посмотришь?

— Ты же знаешь, я не очень-то разбираюсь в побрякушках…

Руки сами потянулись к чёрному бархату, а затем они задрожали — от возбуждения. В коробочке лежало кольцо, но отнюдь не драгоценное.

Пришлось даже надеть очки. По размеру и форме явно мужское, местами изъеденное ржавчиной, кольцо было выполнено из железа и уместнее бы смотрелось на выставке древностей, чем в ювелирной лавке.

— Техника весьма любопытная… — пробурчал Веневитинов, — навскидку не скажу, но у меня такое ощущение, что это не ковка, а литьё… Швов не вижу… Хотя, судя по коррозии…

— Давно очки носишь?

— А?! Очки?! — отвечал он почти невпопад. — Хочешь сказать, что я постарел?

— Просто спрашиваю.

— Пару лет. Но не постоянно. Только для чтения.

Рассматривая кольцо, Веневитинов понимал, что расставаться с ним будет непросто — пальцы уже привыкли к этой чугунной тяжести, а глаза — к острому блеску отточенных временем краёв. Кольцо захотелось надеть и без конца любоваться его глубокими неровными трещинами.

Как и все коллекционеры, Веневитинов с большим трепетом относился к таким предметам, где-то даже очеловечивая их. Глядя на потускневший металл, ему казалось, что и кольцо радо встрече с ним, что и кольцо признало в нём родственную душу.

— Судя по коррозии… Вернее, её интегральному характеру…

— Дим, а можно без зауми?

— Можно, прелесть моя! Но могла бы уж и послушать, раз спросила!

— В другой раз.

— Артефакт довольно древний. Думаю, времён архаичной Греции… Боюсь соврать… — Веневитинов снял очки и протёр уставшие глаза, — тут анализ нужен. Может, и старше. Если короче, то любой уездный музей у тебя его с руками оторвёт. А какой-нибудь мелкий почитатель древностей, — он недвусмысленно улыбнулся, — вроде меня, ещё и душу продаст. Но если ты хочешь удивить этим кольцом своего Крюденера, то боюсь, не получится. Не его уровня вещица. Человек, который откопал «Чёрную Богиню»… Ему подобные безделушки уже не интересны.

— А это не Крюденеру.

Теперь Ирка едва не хихикала, а её изумрудные глаза лукаво блестели.

— А кому?

— Тебе.

— Мне?! В честь чего это?!

— А ты помнишь, что сегодня пятнадцать лет, как мы познакомились?

Резко захотелось сказать какую-нибудь гадость, и непременно — воздев руки к потолку. Что-нибудь про вечер воспоминаний, салют на Марсовом поле и банкет в Соборном дворце. Но то ли запал уже иссяк, то ли помешало кольцо, которое Веневитинов всё ещё вертел в руках.

— Да… В университетском кафе… В первый день нового года…

Ещё немного поиграв кольцом, Веневитинов аккуратно положил его на стол. Теперь вопрос о происхождении артефакта снимался сам собой. Картинка вырисовывалась пикантная и малоприятная.

«Хорошенькое дельце! Подарок бывшему любовнику от нынешнего! Сильно смахивает на подкуп!»

— Скажи, а откуда оно у тебя? — Веневитинов нахмурился. — Это мне с барского плеча перепало? Крюденер из Бразилии привёз? Хотя… В Америке не умели обрабатывать железо…

— Ты уверен, что это железо?

— Ир, не юли! Кольцо же из его коллекции?

— А ты никак ревнуешь?

— Причём тут… Я рад за вас… — от смущения Веневитинов даже покраснел, — за тебя… правда, рад!

— Чему ты рад?! — Ирка прыснула. — Навыдумывал себе…

— Хочешь шило в мешке утаить? Мне Жанна вчера рассказала трогательную историю про одну вдовушку… Лет восьмидесяти… Не помню… Так вот, эта старушенция встретилась в поезде с предметом своей юношеской страсти. В одном купе ехали, представляешь?! И он, как оказалось, тоже давно вдовец!

— Ты что, рассказал ей про… — она запнулась, отвела взгляд, но тут же продолжила, — про нас с Витольдом? Иначе к чему эта история?!

— Ну… Рассказал… К слову пришлось. Боишься, что она об этом напишет? Она ведь пишет только о том, о чем и так все догадываются, а об этом только я и знал…

— Вот пускай и дальше только ты и знаешь! Хотя бы об этом тебя можно попросить?!

— Хорошо… — чтобы сгладить конфуз, Веневитинов вновь принялся рассматривать кольцо, — так ты мне не ответила, откуда оно у тебя?

— В Москве у антиквара одного купила. Милый такой дедушка… И говорок такой потешный. Как у чеховского интеллигента из позапрошлого века.

— Дорого ли, позволь спросить?

— Ой, я не помню…

— У антиквара?! И ты не помнишь?!

«Врёт, конечно! Но хотя бы приличия соблюдены…»

— Дим, чем дарёному коню в зубы заглядывать, мог бы и спасибо сказать!

— Спасибо!

— То-то же! — Ирка уже снова кокетничала. — А то всё ему расскажи!

— Правда, спасибо!

С девчонками одна заморочь. Мало того, что тупят постоянно, так ещё и болтают без умолку.

— А он подваливает, весь такой на понтах, и рожа такая наглая! — передразнивая одноклассника, Ксюша надула щёки, выпучила глаза и даже хрюкнула для пущей убедительности. — А я ему как дам клатчем по голове! А он… А он мне бусы порвал… Потом всем классом по полу собирали.

Враки, конечно, — заливать у Ксюши получалась не хуже, чем передразнивать. Как-то слабо верилось в драку малолеток прямо посреди московского Кремля, там же небось охрана на каждом углу.

Сталкер поморщился, но спорить не стал — себе дороже. Он лишь в очередной раз пожалел, что согласился помочь этой дурынде подготовиться к контрольной — с Ксюшей и без всякой математики было ой как непросто!

— Морозова, ты задачку решать будешь? Смотри, пароход доплывает из Нижнего в Астрахань за пять дней, а обратно — за семь. За какое время из Нижнего Новгорода в Астрахань доплывёт плот?

— А чего он говорит, что никакого сокровища не было?!

В Астрахань-то пароход, может быть, и доплыл бы, а вот в Ксюшину голову плыть решительно отказывался. Облокотившись на стол, она недовольно смотрела на Сталкера, будто бы это он сказал сейчас что-то крамольное.

— Какого ещё сокровища? — О задачках пришлось на время забыть. — Вы из-за этого подрались?

— Как какого?! Кирюх, ты что, ничего про сокровище Распутина не слышал?! — теперь Ксюша смотрела на него, как на дебила. — Говорят, у него был какой-то волшебный амулет, который его защищал! А потом, перед смертью, он его спрятал где-то в Москве, чтобы врагам не достался!

— Перед смертью?! В Москве?! — Сталкер подавился смешком. — Ксюш, давай лучше задачку решать.

— Не будь таким скучным! Ты что, тоже не веришь?!

Байку про заброшенный бункер Распутина Сталкер слышал давно. Поговаривали, что находится он где-то в районе Таганки и якобы еще в сороковых годах там проводились секретные разработки нового сверхоружия, но потом, когда Распутин умер, исследования свернули, а бункер опечатали. Некоторые трепачи уверяли, что даже пробирались на тот объект и что хабара там немерено. Да только брехня это всё.

«Надо же! А у малолеток, оказывается, своя версия! Амулет, значит… — Сталкер едва не заржал в голос, — только богатое девчачье воображение могло превратить секретный бункер в волшебную цацку. Колечко, колечко, выйди на крылечко».

— Итак, господа, — вкрадчиво поинтересовалась Инга. — Кого же из духов мы будем вызывать сегодня?

Гости переглянулись. Лиза, кажется, собралась подать голос, но неожиданно для себя самого Глеб её опередил.

— Может быть, Распутина? — предложил он, сосредоточенно рассматривая свою находку. — Если, конечно, никто не против…

Побледневшая графиня принялась часто креститься, но возражать не посмела. Затем Инга, водя пальцами по дощечке, долго нашёптывала какой-то вздор. Всё это проступало точно сквозь дым. Взгляд Воронцова застыл на крохотном влажном комочке, лежавшем в его ладони.

Пламя свечей померкло, размылись очертания лиц, резко запахло сыростью и полицейским моргом, а голову кружило, будто бы после попойки.

На миг лишь прикрыв глаза, Глеб отворил их вновь, выдернутый из беспамятства незнакомым скрипучим голосом.

— Эка, милай, тебя бесы-то пригибают!

Рядом с Глебом, на стуле, который только что пустовал, возник бородатый старец с жуткой кровоточащей раной во лбу. Убитого бомжа Воронцов видел лишь мельком, но сомнений быть не могло — это именно он сидел сейчас напротив и покровительственно ухмылялся.

— Что это? — буднично спросил Глеб, кивая на жвачку.

— А сам не видишь, служивый? — покойник оказался разговорчивым. — Малец тут один был, он и оставил.

— Какой малец? Зачем?

— Чин полицейский его давеча допрашивал, прям за вот этим столом. Неймётся им, опасаются, что перстенёк мой и без меня правильную дорогу отыщет.

— Что ты городишь?! Какой перстенёк?! Какой чин?!

— Не помню, — старец задумчиво пожал плечами. — Рыло, кажись, знакомое… Породистое такое рыло… Да мало ли сволочей у меня в сенях ошивалось… Всех-то и не упомнишь…

— А пацан куда подевался?

— Мне почём знать? — покойник лукаво подмигнул. — Видать, к доярке своей подался.

— К доярке?!

— К девке своей. Тёмная она, необразованная, хоть и кровей благородных. Вот и кличет он её дояркой. Промеж себя.

— А ты, стало быть, свечку при них держал?! — не унимался Глеб. — Что ж она необразованной осталась, ежели из дворян?

— Сиротою девка росла, вот и не выучилась толком.

В мозгах начало проясняться, а из обрывков бессвязного бреда выстраивалась чёткая картинка.

«О перстеньке каком-то толкует, — рассуждал Воронцов. — Уж не о том ли, что бесследно исчез из управления? Значит, из-за него весь сыр-бор?»

Свидетель, конечно, неважнецкий, но железо куют, пока горячо.

Торчать в московских пробках — занятие не из приятных. Улица гудит, надрывается клаксонами, харкает выхлопной гарью — от беспрерывного лязга и грохота мозги плавятся. Нервы у всех на пределе, того гляди, убивать друг друга начнут. И такая канитель запросто может растянуться на несколько часов.

А посему не барское это дело — в пробках стоять. Ещё издали заметив, что съезд с Садового на Большую Басманную закупорен намертво, Кристина притормозила, достала из бардачка мигалку, выпрошенную однажды у отца, и под вой сирены ринулась в гущу машин.

Обычно-то Кристина водила аккуратно, без лихачества, но сегодня настроение было паршивым. Какому-то бедолаге она, кажется, снесла зеркало, однако связываться с барышней на элитном внедорожнике никто не отважится. Модель, конечно, немного устарела, у Соньки-то поновее, но «Ока» она всегда «Ока», тем более с мигалкой на крыше — они ведь затем и придуманы, чтобы господ от челяди отличать.

Поначалу мать категорически возражала против затеи с мигалкой, но потом гнев на милость сменила и препятствий чинить не стала. То ли папа в кои-то веки расхрабрился и её уломал, то ли ещё чего…

— Чем бы деточка не тешилась, лишь бы не вешалась, — по обыкновению скривившись, выдавила она. — Только шею себе не сверни.

Сама-то всегда с эскортом ездит и всегда по перекрытым трассам, а стоит про мигалку заикнуться, так сразу «деточка»!

Такое отношение Кристину откровенно выбешивало. Деточке уже двадцать лет стукнуло, между прочим! Пора бы хоть как-то с нею считаться!

На Басманной стало посвободнее. Кристина добавила газу и включила радио. Мчаться быстрее ветра и грустить под музыку — это ли не восторг?! Однако на любимой волне, видимо в честь пенсионной реформы, крутили сплошь какую-то заплесневелую ветошь.

— Жгучие мелодии для тех, кто в маразме, — вслух съязвила барышня. — Приветик дедушкам из гаражей!

Скосившись в зеркало, она показала отражению язык — тоскуй, мол, подо что дают. Но внешностью своей Кристина осталась довольна: печальные глаза пронзительно блестят, брови отчаянно изогнуты — почти как у матери на старых фотографиях. Высший класс!

Повод для грусти у Кристины имелся нешуточный. Снился ей нынче сон, будто бы танцует она на какой-то вечеринке не с кем-нибудь, а с самим Фрицем Келлером из «Рейнских виноделов». Только в фильме-то он милашка-дуралей, а тут — и шмот моднющий, и прогоны грамотные — не то что все эти светские мямли!

Сладостно ныло в груди от протяжных мелодий, в сумраке нежно стелилось мерцанье хрустальных шаров, и сердце замирало от каждого вздоха. Жаль лишь, что сны скоротечны…

Даже сейчас, под вой сирены, под неистовый стук снега о лобовое стекло, Кристина всё ещё кружилась в том упоительном танце, безнадёжно цепляясь за обрывки истлевающих видений, никак не желая с ними расставаться.

Закончился сон на самом волнующем месте, когда Фриц подарил Кристине кольцо. Тысячей звёзд сияло оно, обжигало подобно пламени. Выронила Кристина колечко на пол, вспыхнуло оно, и огненный вихрь уничтожил всё вокруг. Кольцо превратилось в ржавую железяку, а красавец-принц, издевательски захохотав, обернулся наглым разнузданным хулиганом.

Ни свет ни заря вскочив, Кристина твёрдо вознамерилась отыскать и купить точно такое же кольцо. Сегодня же! Даже если для этого придётся объехать все ювелирные лавки!

Она побывала у Фаберже: и на Кузнецком, и в Хамовниках; не поленилась съездить к Позье в Бирюлёво, была у Овчинникова и Готтлиба, но ничего похожего не нашла: то кольцо слишком тяжёлое, то бриллианты мелковаты.

Теперь она ехала в «Вий-Плезир» выпить кофе и собраться с мыслями. Сколько же ещё ювелирных лавок в Москве?! Уму ведь непостижимо! А сколько нервов придётся потратить! У солидных-то хозяев лакеи вышколены, по струночке ходят, они и дверцу перед тобой отворят, и машину на стоянку отгонят, а общаться с неотёсанными приказчиками Кристине не улыбалось.

«И всё-таки какой же он душка этот Фриц Келлер! — мечтательно думала Кристина. — Какой лапуля!»

Ради него она была готова на любые жертвы.

Впервые Кристина посмотрела «Рейнских виноделов» ещё задолго до премьеры, когда на семейном совете решался вопрос, допускать ли фильм к прокату. Отец считал, что картина насквозь пронизана коминтерновской пропагандой, растлевает молодёжь, подрывая тем самым цивилизационные основы общества. Однако мать, хоть и просидела все четыре часа с постной физиономией, сказала, что никакой крамолы она не увидела, а вырезать нужно лишь пару сцен.

— Каких именно? — с сомнением поинтересовался отец. — Зин, тут что ни сцена…

— Любых, — отмахнулась мать. — Это для профилактики. Германские партайгеноссе должны твёрдо помнить о нашей бдительности.

Редкий случай, чтобы Кристина целиком поддерживала мать. И если бы у неё спросили, если бы с её мнением кто-то считался, нашла бы тысячу доводов в пользу того, что фильм бомбический.

Правда, теперь Кристина уже сожалела, что его разрешили. Как было бы классно знать, что только ты одна можешь наслаждаться этой трогательной, по-настоящему атмосферной историей и без конца её пересматривать!