Мой верный товарищ наган

Это случилось в те времена, когда кровавый советский режим ТМ заставлял меня ежедневно ходить в детский сад. Кроме воскресенья и праздников — на такое даже кровавый советский режим оказался не способен.
В те годы я не любил детские фильмы — потому что слишком переживал за героев. Уровень моей эмпатии стремился к абсолюту. Это я был в фильме, без зазора. Я знал, что вот этот симпатичный мальчишка сейчас останется дома один и разобьет мамину любимую синюю чашку, свернет в пещеру к летучим мышам, нахамит проходящему мимо волшебнику или залезет в вольер к голодным крокодилам. А мне придется выкручиваться. Для меня детские фильмы тогда были не удовольствием, а тяжелой работой.
Зато я очень любил взрослые фильмы.
Особенно про гражданскую войну.
Красные против белых. Буденовки, кожаные тужурки, сабельные атаки, пулемет "максим" стучит с тачанки, белые офицеры пижонски идут в психическую атаку... И обязательно начинается рукопашная, и кто-то из хороших, расстреляв все патроны, схватит "наган" за ствол и ударит плохого по голове рукояткой. Хряк! Плохой падает без сознания.
Выглядело эффектно.
И уровень эмпатии приемлимый. Как оказалось, в жизни все немного сложнее.
Зима. Сугробы выше человеческого роста. Наша группа вывалилась на прогулку, как в бой. У девчонок свои игры, мальчишкам мало интересные, всякие куклы, одевания, чаепития, походы в гости, а мы мгновенно разбились на партии, разобрали оружие и стали играть в войнушку.
Игрушки хранились в большом кящике на веранде. В этот раз мне достался хороший "пестик", то есть пистолет. Черный, как положено оружию, и железный. Он громко и противно щелкал, когда нажимаешь на спуск. Кому-то из ребят достался синий пластиковый пистолет, похожий на бластер, кому-то палка (не самый плохой вариант). А Лешке достался наган с белой рукояткой. Вот это было дно, даже хуже палки.
"Наган" вообще мало кому нравился. Он был не "взаправдашний" пестик, хотя притворялся взаправдашним. Во-первых, мы смотрели фильмы про революцию, и знали, что у настоящего нагана барабан должен вращаться, а не откидываться вбок. Во-вторых, зачем эти узоры? Что за бл..дский гламур? (к счастью, тогда мы не знали таких выражений). Палка честнее. С палкой можно было вообразить все, что угодно. Что у тебя в руках — настоящая винтовка, и даже очень клево передергивать рукоять затвора, отрабатывая голосом звук выстрела. Что ты бежишь с "калашом", как в фильме "В зоне особого внимания", про десантников, а на голове у тебя голубой берет.
Палку легко можно было превратить в меч или саблю, в копье, лук или даже ракету.
С "наганом" можно было только терпеть. Там не было места воображению.
Мы с Лешкой оказались в разных командах. Оба главными. Я был красный командир, Лешка белый офицер (гнида). У него из-под ушанки выбивалась белокурая прядь. В сочетании с тонкими чертами лица, светлыми ресницами и руками изящными, как у девчонки, он, конечно, был поручик. Ему сразу хотелось дать в породистую офицерскую морду. Вспыхивал Лешка и краснел легко, как гимназистка. Но в гневе был страшен.
И он был мой друг.
Началась игра. Мы бегали табунками вокруг избушки, веранды. Это была чисто вартовская веранда, больше нигде таких не видел. Берутся две железобетонные плиты и ставятся шалашиком. Третья стена чем-то закрывается. Пирамида Хеопса север стайл.
Вокруг этого железобетонного шалашика мы и бегали.
С воплями, азартно разбрасывая снег валенками, под возмущенные вопли девчонок, щелкая "пестиками" и голосами отыгрывая пулеметные очереди и выстрелы "мосинок". Урррааа! - вопили мы во все горло. - Бей гадов!
А потом началась свалка.
То есть, рукопашная. Красные и белые сошлись и начали валять друг друга в сугробах. Кто-то поскользнулся и упал, на него сверху кинулся один, другой...
Через две минуты это была общая вопящая, барахтающаяся и парящая на морозе, как чайник с кипятком, куча-мала. Пистолеты и палки полетели во все стороны.
Я откатился от кучи, поднялся на ноги. Меня шатало. Валенки были полны снега, лицо горело — меня ткнули в сугроб лицом и повозили. Я оглянулся. Куча-мала вопила, и кричала, и дергалась. К нам уже спешила воспитательница...
В центре кучи возвышалась голова моего заклятого врага — врангельского поручика Лешки. В темной ушанке с развязанными ушами. Кажется, белые побеждали.
Я собрался кинуться в схватку, сжал кулаки... и тут увидел. Мой взгляд на мгновение остановился.
Вот оно! Озарение.
На снегу передо мной лежал он. Фальшивый "наган" с белой рукояткой. Видимо, Лешка его выронил в пылу схватки.
И тут я понял, это шанс. Патроны кончились, оставался один выход. Я сделал шаг. Наклонился и поднял "наган". Он был ледяной, а я потерял одну варежку... оборвалась резинка. Я покрасневшими пальцами перехватил наган за ствол. Холод обжег пальцы.
Я сделал шаг, другой. Размахнулся и аккуратно, как в фильмах, опустил наган на белогвардейскую макушку.
Бум!
Лешка упал.
Как в фильме. Красные победили.
Потом я услышал крик. Кричала воспитательница — медленно, точно во сне, открывая рот... И это было страшно и непонятно.
Столпотворение.
Капли крови, падающие в белый снег... круглые дырочки...
И тут я понял, что сделал что-то неправильно.
Крови было много. На рукояти фальшивого в целом "нагана" есть одна очень точная деталь — антабка. Кольцо, в которое вдевается шнур.
И эта антабка сквозь ушанку достала до нежной лешкиной головы...
Конечно, это было ЧП.
Родителям сказали, что я фашист и жестокость у меня в крови. К этому моменту Лешка был уже перевязан, а я отруган и зареван. Я извинился перед другом, обещал маме больше не бить никого наганом, даже если очень хочется, и чувствовал себя выжатым, словно герой особо изматывающего детского фильма. "Лучше бы крокодилы", думал я в отчаянии.
...
Лешка, кстати, на меня совсем не обиделся.
Ему забинтовали голову, как раненому. На следующий день Лешка смотрелся круто и сурово, словно настоящий красноармеец. Никаких поручиков.
И все мальчишки ему завидовали. Даже я.
А "наган" из уличных игрушек все-таки убрали. На всякий пожарный. 

Читать Мое советское детство