Субботние размышления

Но утром перемазанный грязью Соловей сидел все на том же холмике:

— Везде клин, все обошел, дорога открыта только туда, — мотнул он головой в сторону болот, из слипшихся рыжих косичек посыпались пожухлые сосновые хвоинки. По каким буеракам носило Соловья ночью тяжело и представить.

— Значит, пойдем туда, — сказал Рыс.

— Утонем, — равнодушно заключил Алир.

— Гать на карте есть.

— На карте — есть. На бумаге рисовать легко.

— Я в картах не разбираюсь, но гать есть, — обходя вокруг корявой, коренастой сосны, заявил Баташ. — Только до нее добраться еще надо: две версты по трясине в слепую отмахать. А дальше на болоте остров и поселок. — Баташ задумался, поколупал ножом заплывшие сосновой смолой, стершиеся значки и добавил: — был поселок, иначе б отметины обновляли... Но гать никуда не делась, варки на века строили, да и в болотной воде древесина каменеет. А гать-то тайная, на два локтя под водой, так чтобы свои телеги на высоких колесах прошли, а чужие, кто отметок не знает...

— Ты-то, братушка, я смотрю, в варкских значках разбираешься. С чего бы это? Королевские приказы в ваш медвежий угол не добрались? — Алир обращался вроде к Баташу, но смотрел на Рыса. Тот повернулся к Соловью спиной и тоже подошел к сосне.

— А что? — вспылил Баташ. — У нас в Топлях с соседями всегда мирно жили, что делить? Дичи на всех хватит!

— Ты, Соловей, так чтишь королевские указы? Не замечал раньше... — протянул Рыс.

— Да что ты, напарничек! Я очень гибок, когда дело касается моей шкуры.

— А вот! — снимая наслоения смолы, пробормотал Баташ, — для пеших тропка есть отсюда, только времени столько прошло, могло все поменяться.

— Остается только рискнуть, — пожал плечами Рыс. — Но каждый решает за себя, как ему быть. Что скажете? Нам с Алиром особой разницы нет — что болото, что веллы, но на болоте у нас шансов больше, уж больно мы, наги, веллам насолили, нам петлей на осине не обойтись. А к вам, женщинам, снисхождение проявят, — он ухмыльнулся Ангере.

— Снисхождение? — голос у лекарши был тихий, шершавый, лицо внезапно пошло неровными пятнами, — знаю я их снисхождение. В приграничной Кринише мирному населению тоже обещали... бабам, детям, старикам...

Она внезапно выкинула вперед руку, стиснутую в кулак, и рубанула другой ладонью по предплечью:

— Вот им, тварям! Я дойду, в болоте не утону, пока не поквитаюсь за все. За всех... — ее стиснутый до синевы кулак мелко подрагивал. Лейна подошла к ней со спины, обняла, прижала дрожащую руку Ангере к груди и сказала:

— Трое знают, когда и как умереть нам, но как жить: то нам решать. До донца испить отмеренную долю, донести тяжелую ношу жизни до переправы на Ту сторону достойно — наше дело. А по делам и награда. Нам с Алисандрой — болезным помогать, страждущих утешать. Ежели желают Трое, чтобы мы и дальше волю их исполняли, то пройдем, а ежели прибрать нас желают, то не сможем мы противиться. Дорогу свою до конца пройдем.

— Умеете вы, святые сестры, говорить правильно. Хоть мне ваши Трое и не указ. Но вольному воля, а Пересмешник рисковых любит. Сдрейфить на скачке — на век фарт потерять, — поднялся Алир.

— Я в лопухи второй раз не побегу, — буркнул Баташ.

— Значит так: я — первый, Баташ второй, Соловей замыкающий, каждый ищет себе длинный шест, рюкзаки только на одно плечо — если кто оступится, сбрасывайте сразу, чтобы не утянул. И веревкой под мышками обвяжемся, — велел Рыс, — будем держать один другого. Покуда мы друг за дружку — Старухе трудно цепь разорвать. А остальное пусть уж боги решают — у кого какие есть. Все равно когда-то помирать, но трусом и подлецом неохота.