Майнильский инцидент.
Автор: НиксерИзначально хотел дать для сравнения 4 версии через призму описания современников. Но все же при наборе материала склоняюсь к одной из версий на нее и сделаю упор.
Никакого обстрела 26 ноября не было, как со стороны Финляндии, так и со стороны СССР.
Из опросов наших бойцов. Ещё раз об инциденте в Майниле
Из воспоминаний младшего лейтенанта Румянцева В.М. 6-й отдел штаба 19 стрелкового корпуса.
А сообщение по радио, а потом и в газетах, о том что в районе Майнилы финны произвели провокационный артиллерийский налет у нас в штабе восприняли молчаливой улыбкой. Местечко Майнила находилось в полосе нашего корпуса, а мы узнали о таком важном ЧП через центральные средства информации!
Из воспоминаний красноармейца Юрченко Я.И. 5-й пограничный полк.
На границе маленькие моменты делают много шума. А тут стреляли из орудий, а мы услышали только на 4-й день!
Из воспоминаний Овчинникова М.А лейтенанта отдельной артиллерийской дивизиона 50-го стрелкового корпуса 7-й армии.
В Майниле стоял расчет нашего НКП (наблюдательно-корректировочный пункт) батареи. В его задачу входило наблюдение за воздушным противником, корректировка огня и доклад обо всем замеченном на батареи. Не трудно представить, какие могли бы быть последствия для командира батареи, если бы донесения с НКП об обстреле Майнилы не было немедленно доложено на КП дивизиона. Но никаких докладов об артиллерийском обстреле на мою батарею не поступало. Из рассказа солдат, находившимся на НКП, в этот день при проведение занятий по метанию гранат произошло ЧП и было ранено несколько красноармейцев. После сообщения ТАСС солдат убедили, что их рассказ является выдумкой и что в этот день был артиллерийский налет с финской территории.
Павел Аптекарь провел исследования документов по которым пришел к заключению, что потерь в личном составе не было.
Оперативные сводки полка за октябрь-ноябрь 1939 г не сохранились, поэтому сначала обнаружение журнала боевых действий полка показалась большой удачей. В тоненькой тетрадке, скрепленной сургучом, простым карандашом на первой странице написано: ”Расположение полка 26 ноября 1939 года подверглось провокационному обстрелу финской военщины. В результате обстрела погибли 3 и ранены 6 красноармейцев и командиров.” Казалось бы, можно делать выводы и обстрел действительно имел место? Но другие документы: разведывательные и оперативные сводки 70 стрелковой дивизии и 19 стрелкового корпуса не содержали никаких сведений ни об обстреле, ни о наличии вблизи границы финской артиллерии.
Более тщательный просмотр журнала боевых действий усилил сомнения: все 25 страниц заполнены одним и тем же почерком и одним и тем же простым карандашом, Подписи в конце журнала: командир полка капитан Салынин, начальник штаба старший лейтенант Князев. Между тем оперативные документы первых дней войны подписаны командиром полка полковником Коруновым и начальником штаба капитаном Русецким.
Удивительно и то, что в сводках о чрезвычайных происшествиях, к которым, бесспорно, относится обстрел нашей территории, которые имеются в материалах дивизии и корпуса, есть сведения об отравлении техническим спиртом, об обвалах и пожарах в землянках, наконец, о случайных выстрелах из винтовок и револьверов, но вот свидетельства об артиллерийском обстреле отсутствуют.
Кроме того, ряд важных источников, например, дивизионные и корпусные документы вообще не упоминают обстрел: сведения о нем содержатся лишь в журнале боевых действий полка, который дислоцировался в окрестностях Майнилы.
В оперативных сводках и донесениях 70–й стрелковой дивизии, в состав которой входил 68–й полк, в ноябре фиксируется целый ряд разнообразных происшествий, включая случайные выстрелы, но вот о семи артиллерийских выстрелах с финской стороны 26–го числа, равно как о наличии там их артиллерии, не говорится в них ни слова. Не отмечены в них и гибель и ранения бойцов и командиров. И сведения о численности 68–го полка за 25, 26, 27 и 28 ноября не претерпели никаких изменений. Никаких потерь полк не понес. Очевидно, журнал боевых действий 68–го полка был заполнен задним числом, чтобы документально подтвердить советскую версию майнильского инцидента.
Да и если бы были погибшие, то были бы и фотографии тел, что попадают на страницы газет. Этот инцидент ведь вызвал много газетного шума и вообще его называют поводом к войне. Хотя вот с последним, если разобраться, то совсем не так. Тот же Аптекарь разделяет мнение Семиряги.
Впрочем, как справедливо отметил М.И.Семиряга, “нельзя придавать этой провокации ту роль, которую она не могла играть и утверждать, что именно она вызвала вооруженное столкновение между двумя странами. Война явилась результатом кризисных отношений между СССР и Финляндией на протяжении ряда лет и недальновидных шагов тех государственных деятелей, которые видели в применении военной силы единственный способ решения спорных вопросов.”
Как провокация для развязывания войны Майнильский инцидент не тянет. В случаи провокации подготавливают более основательно улики, уж тела то в красноармейкой форме для фотографирования точно можно было найти. Можно было бы назвать фамилии пострадавших. Можно было бы опубликовать беседу журналиста с ранеными в госпитале, и прочее.
Однако до сих пор неизвестны фамилии пострадавших, места захоронения погибших, из какого они подразделения и т. д. Хотя в подобных случаях проходят митинги и захоронения с ружейным салютом. Для расследования обстоятельств, приведших к инциденту, выехал начальник оперативного отдела штаба округа полковник П. Г. Тихомиров. Но его доклад просто пропал, скорее всего он не соответствовал сообщению ТАСС и полетел сразу в мусорку.
Но есть и финское расследование по горячим следам с показанием пограничной стражи.
Финская Нота от 27 ноября 1939.
В связи с якобы имевшим место нарушением границы финляндское правительство в срочном порядке произвело надлежащее расследование. Этим расследованием было установлено, что пушечные выстрелы, о которых Вы упоминаете в письме, были произведены не с финляндской стороны. Напротив, из данных расследования вытекает, что упомянутые выстрелы были произведены 26 ноября между 15 часами 45 минутами и 16 часами 5 минутами по советскому времени с советской пограничной стороны, близ упомянутого Вами селения Майнила. С финляндской стороны можно было видеть даже место, где взрывались снаряды, так как селение Майнила расположено на расстоянии всего 800 метров от границы, за открытым полем.
...я хотел бы обратить Ваше внимание на то обстоятельство, что в непосредственной близости к границе с финляндской стороны расположены главным образом пограничные войска; орудий такой дальнобойности, чтобы их снаряды ложились по ту сторону границы, в этой зоне не было вовсе.
Вот только современные финские историки все больше склоняются к версии, что это расследование было сфальсифицировано.
Так выясняется, что местность, где прогремели взрывы была от финских наблюдателей не за открытым полем, а скрыта холмом поросшим лесом. Прибывшая комиссия даже не смогла сфотографировать воронки о которых говорили "свидетели" по тому, что их невозможно было наблюдать.
Финский историк С. Исотало утверждает, будто до выступления московского радио финские пограничники сообщали в штаб о спокойной обстановке на границе. Однако после телефонограммы из Хельсинки о том, что Москва знает о произошедшем на границе инциденте, "свидетели" этого происшествия были найдены и среди финских пограничников. Исотало подробно описывает, как происходила подтасовка свидетельств.
Реально же, заключил С. Исотало, имели место лишь минометные стрельбы на советской территории, которые были проведены утром, а во второй половине дня 26 ноября вообще «выстрелов в Майниле не было», и они являлись выдумкой советского руководства, которую затем «передало московское радио». В Хельсинки не разобрались с этой ситуацией, поэтому финское командование оперативно организовало новое сообщения после того, как пограничники «уже ночью были опрошены» и лишь «подтвердили» «ложную информацию» московского радио.
Показания советских военнопленных, которые потом собрали финские дознаватели тоже же вызывают огромные сомнения, из-за своей противоречивости.
О том, что финская сторона сознательно врала говорит и факт отрицания в ноте наличия артиллерии. Один из наиболее популярных аргументов со стороны финских исследователей заключается в том, что все орудия еще до 26 ноября были отведены в тыл. Но по данным советской разведки, в те дни в приграничной зоне финны вели активные инженерные работы, в том числе оборудовали позиции для пушек. Кроме того, по заявлению командования РККА, в первые часы «Зимней войны» из той зоны, где якобы не должно было быть орудий по советским позициям велся активный артобстрел.
Если суммировать, то получается обстрела не было, был неудачный взрыв ручной гранаты с несколько легко раненными. Которое ТАСС раздула до артиллерийского обстрела. В Финляндии приняли решение по политическим мотивам не отрицать обвинения, а признать наличие инцидента, но ответственность переложила на советскую сторону. Отрицание в глазах общественности больше походит на нежелание признаваться и психологически не эффективный способ обороны.
При том, если разбирать высказывания Сталина и Хрущева, то инцидент в Майнилы и не собирались превращать в повод для войны, по тому он и был столь голословным, но он и не стал поводом.
Советская нота от 26 ноября 1939.
Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финляндской армии, может быть, плохо управляемых финляндским командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места.
Советская нота от 29 ноября 1939.
Господин Посланник!
Как известно из официальных сообщений, нападения финских воинских частей на советские войска продолжаются, продолжаются не только на Карельском перешейке, но и на других участках советско-финляндской границы.
Советское Правительство не может терпеть дальше такого положения. Ввиду сложившейся обстановки, ответственность за которую полностью ложится исключительно на Правительство Финляндии, Правительство СССР не может больше поддерживать нормальных отношений с Финляндией и вынуждено отозвать из Финляндии своих политических и хозяйственных представителей.
Поводом к разрыву дипломатических отношений стал не Майнилский инцидент, а последующие, те, что произошли 28 ноября 1939 года. И вот с ними куда интереснее и непонятнее.
С одной стороны в СССР готовили провокацию. Обратимся к воспоминаниям Хрущева и Черчилля со слов Сталина.
Н.С. Хрущев
У Сталина сложилось такое мнение, что после того, как Финляндии будут предъявлены ультимативные требования территориального характера и в случае, если она их отвергнет, придется начать военные действия. Я, естественно, Сталину не возражал. Более того, я, как и он, считал, что это в принципе правильно. А насчет войны с Финляндией думал: достаточно громко сказать им, если же не услышат, то разок выстрелить из пушки, и финны поднимут руки
вверх, согласятся с требованиями. Сталин заметил: "Сегодня начнется это дело". В Ленинград заранее послали Кулика для организации артиллерийского обстрела финляндской территории. Мы сидели у Сталина довольно долго, ожидали часа истечения ультиматума. Сталин был уверен, и мы тоже верили, что не будет войны, что финны в последнюю минуту примут наши предложения, и тем самым мы достигнем своей цели без войны, обезопасим страну с Севера. Финляндская территория и ее естественные ресурсы нас не интересовали, ибо мало что дополняли к нашим необъятным просторам. Финляндия богата лесом, но не может же она равняться с нами. Не это нас привлекало. На первом плане стояли вопросы безопасности: повторяю, Ленинград находился под прямой угрозой. Потом позвонили, что мы все-таки произвели роковой выстрел. Финны ответили артиллерийским огнем. Началась война. Говорю это потому, что существует и другая трактовка событий: дескать, финны выстрелили первыми, а мы вынуждены были ответить. Но ведь это всегда, когда начинают войну, говорят о другом, что выстрелил первым он. В былые времена, как свидетельствует история, войны начинались иначе. Сейчас подобное увидишь разве что в опере: как театральным жестом один бросает перчатку, а другой ее поднимает, и начинается дуэль. В наше время войны, к сожалению, начинают по-иному. Возникает вопрос: имели ли мы юридическое и моральное право на свои действия? Юридически, конечно, не имели права. С моральной же точки зрения желание обезопасить себя и договориться с соседом оправдывало нас в собственных глазах.
Со слов Черчилля, что говорил Сталин.
Когда Уинстон Черчилль писал свою эпическую серию «Вторая мировая война», он вспомнил разговор со Сталиным на Ялтинской конференции. За ужином Сталин заговорил с Черчиллем о прошлых событиях. «Финская война, — сказал он, — началась следующим образом. Финская граница проходила километров в двадцати от Ленинграда (он часто называл его «Петербургом»). Русские попросили финнов отодвинуть его на тридцать километров в обмен на территориальные уступки на севере. Финны отказались. Затем финны обстреляли и убили нескольких русских пограничников. Отряд пограничников пожаловался красноармейцам, которые открыли огонь по финнам. У Москвы запросили инструкции. В них содержался приказ открыть ответный огонь. Одно повлекло за собой другое, и война началась. Русские не хотели войны против Финляндии».
Так вот в Майнильском инциденте от 26.11 никакого советского артиллерийского обстрела Финляндии не было в том числе и ответного. Хрущев и Сталин рассказывают о другом инциденте, что и стало поводом для ноты от 29.11. И посланный со слов Хрущева для совершения провокации Кулик был совершенно на другом участке финской границы, а не под Майнилы.
Хотя стреляли под Майнилы и 28.11.
Газета "Ню даг"
Стокгольм, 14 июня. (ТАСС). Корреспондент газеты "Ню даг", посетивший Финляндию, сообщает о своем разговоре с раненым финским солдатом, который рассказал ему, что накануне войны в Финляндии он служил около Майнилы, то есть в том месте, откуда за два дня (28.11) до начала войны финны обстреляли части Красной Армии. Солдат заявил: "Ребята, находившиеся на передовом участке, а там была наиболее агрессивная группа, решили послать большевикам привет: они выстрелили, и это дало повод к началу войны". Мой собеседник - продолжает корреспондент, - заявил, что приказа об этом со стороны высшего командования не было, но, судя по всему, - добавил он по секрету, - война уже намечалась в Хельсинки".
По советским данным, 28 ноября в районе Видлицы, финская артиллерия двумя снарядами обстреляла советскую территорию, после чего имела место попытка перехода финского отряда на советскую территорию. Конфликты произошли и на других участках границы, при том так, что с советским нападением пришлось ускорится.
Маршал К. А. Мерецков
26 ноября я получил экстренное донесение, в котором сообщалось, что возле селения Майнила финны открыли артиллерийский огонь по советским пограничникам. Было убито четыре человека, ранено девять. Приказав взять под
контроль границу на всем ее протяжении силами военного округа, я немедленно переправил донесение в Москву. Оттуда пришло указание готовиться к контрудару. На подготовку отводилась неделя, но на практике пришлось сократить срок до четырех дней, так как финские отряды в ряде мест начали переходить границу, вклиниваясь на нашу территорию и засылая в советский тыл группы диверсантов.
С воспоминаниями других участников разве не сходиться с датой окончательного принятия решения начать войну, по Хрущеву и Куусинену это произошло 27 ноября после финского ответа на советскую ноту, которую в Москве рассматривали, как ультиматум.
Н.С. Хрущев
Мы сидели у Сталина довольно долго, ожидали часа истечения ультиматума. Сталин был уверен, и мы тоже верили, что не будет войны, что финны в последнюю минуту примут наши предложения, и тем самым мы достигнем своей цели без войны, обезопасим страну с Севера.
О. В. Куусинен в частной беседе признал, что, когда рассматривался вопрос относительно событий на границе, он предложил советскому руководству прежде всего продолжить дипломатический диалог с Финляндией. Именно Куусинен выдвинул идею направить в Хельсинки требование отвести финские войска от границы «на Карельском перешейке на
25 км в сторону Выборга», рассматривая это предложение как последний ультиматум Финляндии. По его словам, «Сталин согласился с таким предложением».
Финское правительство отказалось от такой минимальной уступки, — сказал Куусинен. — Поэтому я считаю, что в «зимней войне», как и в войне против СССР на стороне Германии, повинно правительство Финляндии. На заседании Политбюро, где мы побывали с вами, был утвержден и принят план Сталина о начале вторжения в Финляндию 30 ноября 1939 года.
На переговорах с финнами в Москве 11 ноября разговор шел о переносе на 30 километров границы, 26 ноября Советский Союз получается еще пошел на уступку и хотел занять 25 километров и на этом успокоится, но в Финляндия не поняли, что это ультиматум и не пошли на встречу.
Еще минус 5 километров от этой линии.
Спохватились в Финляндии только под вечер 29.11 (на 00:00 30.11 было назначено советское нападение, потом перенесли на 8:00) и в Москву была отправлена нота, в которой правительство Финляндии соглашалось на отвод войск от границы (с 28.11 обстановка сильно накалилась, если верить Хрущеву, уже русские стреляли по Финляндии для получения ответного огня).
Сам Сталин в целом не отрицает, что инициатором войны был СССР.
Ясно, что коль скоро переговоры мирные с Финляндией не привели к результатам, надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть, безопасность нашей страны.
Второй вопрос: а не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября, в начале декабря, нельзя ли было отложить этот вопрос, подождать месяца два – три – четыре, подготовиться и потом ударить? Нет. Партия и правительство поступили совершенно правильно, не откладывая этого дела и, зная, что мы не вполне еще готовы к войне в финских условиях, начали активные военные действия именно в конце ноября – в начале декабря. Все это зависело не только от нас, а, скорее всего, от международной обстановки. Там, на Западе, три самых больших державы вцепились друг другу в горло – когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда руки заняты и нам представляется благоприятная обстановка для того, чтобы их в этот момент ударить?
Было бы большой глупостью, политической близорукостью упустить момент и не попытаться поскорее, пока идет там война на Западе, поставить и решить вопрос о безопасности Ленинграда. Отсрочить это дело месяца на два означало бы отсрочить это дело лет на 20, потому что ведь всего не предусмотришь в политике. Воевать-то они там воюют, но война какая-то слабая: то ли воюют, то ли в карты играют.
Вдруг они возьмут и помирятся, что не исключено. Стало быть, благоприятная обстановка для того, чтобы поставить вопрос об обороне Ленинграда и обеспечении безопасности государства, был бы упущен. Это было бы большой ошибкой.
Вот почему наше правительство и партия поступили правильно, не отклонив это дело и открыв военные действия непосредственно после перерыва переговоров с Финляндией.
Посол СССР в Швеции А. М. Коллонтай
Где тут логика, дорогой министр? Зачем Советскому Союзу создавать инцидент и провоцировать войну, когда мы в течение многих месяцев терпеливо боролись с упрямыми финнами, стремясь заключить с ними договор, обеспечивающий мирное соседство? Не в наших интересах расширять сферу мировой войны. Мы хотели обеспечить этим договором безопасность нашей страны в момент мировой войны. А что делают финны? Не договорившись с нами, их делегаты уехали из Москвы и больше не вернулись «с новыми директивами из Хельсинки», как обещали. Договор остался не подписанным. А финская пресса начала вести не просто кампанию, а подняла нагло клеветнический крик против нас. Это вы, господин Мёллер, отрицать не можете. В результате — инцидент в Майполе. Это логичное последствие кампании, что ведут финны против нас. Зачем нам начинать войну, когда финны даже ещё не отказались от договора?
В статье в Википедии в общем то тоже во многом представлена версия, что обстрела не было.
Найден блокнот Жданова, где расписывалась, как надо с дирижировать появление народного правительства Финляндии. Ложный радио перехват послания, митинги, нота. Но следов в архивах подготовки провокации нет.
Существует мнение (Д. В. Спринг, старший преподаватель кафедры российской и восточно-европейской истории и руководитель Института российских, советских и восточно-европейских исследований Ноттингемского университета), согласно которому инцидент в Майнила не использовался как непосредственное оправдание войны, так как после предполагаемого происшествия Молотов 26 ноября просил финляндскую сторону отвести свои силы на 20—25 км от границы на Карельском перешейке. При этом советская нота не носила категоричный характер и оставляла место для переговоров о том, как избежать подобных инцидентов на границе.
Историк А. Г. Донгаров, подчёркивая умеренность требований первой советской ноты (26.11) протеста и тот факт, что СССР не объявлял Финляндии войну, высказывает мнение о том, что инцидент послужил поводом не к войне, но к денонсации советско-финляндского пакта о ненападении и являлся «последним предупреждением» Финляндии и «последней попыткой мирного решения конфликта».