Змеиный хвост в постели
Автор: Анна МакинаБлагодарю Тусю Попову за новый флешмоб, в котором предлагается поделиться эротической сценой.
Пусть будут эти, из повести "Монстрофилия"
Нагини уже знала, когда Андрей заканчивает работу и появлялась в этот час. Но сегодня её не было. Он говорил себе, что повода для беспокойства нет, но всё-таки волновался. Каждый раз, когда она задерживалась, он места себе не находил — боялся, что она больше не придёт.
Из-за двери послышался голос — она звала его. Выбежав в коридор, Андрей ринулся в фойе, откуда доносился зов. Он ворвался в зал и застыл на пороге — перед ним расстилался ледник, снежные стены вздымались к синему небу, а на ледяном троне восседала Снежная королева. На её белом платье, высокой серебряной короне, в ушах и на запястьях блестели алмазы, серебром отсвечивал водопад длинных белокурых волос, а голубые глаза на бледном узком лице синели ярче льда.
Не веря своим глазам, Андрей ошарашенно оглядывался и всматривался в незнакомку, пока не заметил, что Снежная королева едва заметно улыбается. Он выдохнул и произнёс:
— Аня, это впечатляет.
— И это всё, что ты можешь сказать? — надула губы Ануджа. — Может, тебе такое больше понравится?
Снежная королева махнула рукой, лёд и снег исчезли. Их окружил сосновый лес, на полу разлилось озеро, а посередине на камне появилась прекрасная русалка с зелёными волосами. Она шлёпнула серебристым хвостом по воде, и в лицо Андрею полетели брызги. Не долетев до него, капли воды сверкнули и исчезли.
Он вздохнул и побрёл по воде к камню. Озеро оказалось всего лишь иллюзией, так что брюки и обувь не вымокли. Дойдя до камня, он склонился к смеющемуся лицу русалки и потянулся к её приоткрытым пухлым губам. На этот раз поцелуй длился дольше.
Обняв зеленоволосую нагую красавицу, Андрей прижал её к себе. Та закрыла глаза, а он запустил руки в водопад шелковистых волос и поцеловал девушку в щёку, спустился чуть ниже. Едва губы Андрея прикоснулись к стройной шее, а его рука робко притронулась к груди девушки, как Ануджа дёрнулась и исчезла. Миг спустя она появилась в другом конце зала. Все декорации испарились. Нагини махнула ему рукой и пообещала:
— Завтра я станцую для тебя.
С этими словами она вновь исчезла, а Андрей выругался и с досадой оглядел пыльный зал.
На следующий день он потратил час на то, чтобы подмести и прибраться в фойе. Сосредоточиться на работе удалось с трудом, и когда вечером из фойе раздался тихий зов, Андрей почти побежал туда.
Фойе превратилось в древний индийский храм с каменными стенами. Толстые колонны терялись где-то во тьме наверху. В бронзовых курильницах горел огонь, пахло благовониями. Разглядывать рельефы и роспись на стенах Андрей не стал, потому что в центре зала стояла Ануджа в чёрном сари, вышитом золотыми узорами. Под сари виднелась короткая алая кофточка, тоже расшитая золотом. Немыслимо тонкую талию девушки охватывал широкий золочёный пояс. В пряжке пояса пламенели красные камни. Золотые браслеты с алыми камнями блестели на руках и ногах, такое же ожерелье облегало шею, в ушах сверкали серьги с алмазами и рубинами. Голову нагини венчала диадема из двух переплетённых золотых змей с рубиновыми глазами.
Ануджа поклонилась Андрею, сложив ладони лодочкой, подошла к нему и игриво ущипнула за ухо:
— Приди в себя, Андра, и садись.
На полу появился ковер с пёстрыми подушками, и Андрей уселся на них. Нагини поставила на ковёр резную тёмную шкатулку, открыла её. В ней на лазурном шёлке лежало несколько цветных полупрозрачных кристаллов размером с яйцо. Ануджа перевернула один розовый кристалл — зазвучала музыка. Под чёткий ритм барабанов и нежные голоса неизвестных струнных инструментов нагини начала двигаться.
Стремительно менялись позы индийского танца, руки девушки то плавно взмывали вверх, то опускались, как крылья. По-змеиному гибким движениям танцовщицы вторил тонкий перезвон браслетов. Иногда Ануджа бросала на Андрея лукавый взгляд и озорно улыбалась. Её извивающееся тело и экзотическая музыка гипнотизировали. Он невольно стал раскачиваться в такт музыке, не сводя глаз с грациозной танцовщицы, словно это он был змеёй, а она факиром.
Нагини порхнула к шкатулке, крутанула розовый кристалл, и музыка стихла. Тонкие девичьи пальцы перевернули другой кристалл густо-лилового цвета. На этот раз музыка звучала медленная, тягучая, а движения танца завораживали своей плавностью и отточенностью. Женственность Ануджи притягивала к себе, яркая и обжигающая, как пламя. От неё невозможно было отвести глаз.
Прекрасная танцовщица замерла. Медленно она приблизилась к Андрею и плавно опустилась на колени, склонив голову. Казалось, что её тело струится как вода. Подавшись вперёд, Андрей нежно приподнял её лицо обеими руками и поцеловал полураскрытые розовые губы. Всего несколько мгновений девушка была покорной, затем она прижалась к нему, и её язык скользнул в его рот.
Самозабвенно целуясь, они освободились от одежды. Её упругое тело цвета бронзы было совершенным, а глаза сияли. Казалось, что в их глубине можно утонуть. И он тонул, целовал, обладал податливым девичьим телом. Ануджа не выказывала смущения, сама тянулась к нему. Он с трудом заставлял себя быть осторожным, но от нетерпения излился слишком быстро и вспыхнул от смущения. Нагини не огорчилась, покрыла его лицо поцелуями, ласкала плечи, перебирала волосы.
Она нашёптывала ему на ухо слова любви и всякие глупости о том, что его волосы подобны соболиному меху, глаза, как вечернее небо, а руки такие сильные и нежные одновременно. Горячие губы девушки осыпали поцелуями тело Андрея так непринуждённо и ласково, что он вскоре воспрял вновь. В пляшущем свете курильниц они ласкали друг друга на ковре ещё долго и уснули рядом, держа друг друга в объятиях.
Следующим вечером Ануджа позволила Андрею самому выбрать кристалл с записанной на нём музыкой, и танцевала для него полностью обнажённой в лунном свете. Танец долго не продлился, потому что Андрей набросился на неё с пылом молодого льва, как потом, смеясь, сказала нагини. Вспоминая эти минуты, Андрей думал о том, что Ануджа так прекрасна, что смотреть на неё порой мучительно: такой волнующей, таинственной была её тёмная красота.
Проводив мальчика, они с Ануджей вернулись в квартиру Андрея, купив по дороге мороженого. Девушка шла, прихрамывая, почти как он сам, но старалась скрывать свою боль. Дома Андрей усадил её в кресло, попросив не двигаться без нужды. Нагини со вздохом откинулась на спинку и прикрыла глаза.
Она приняла свой истинный облик и её зеленовато-серый чешуйчатый хвост обвивался вокруг ножек кресла. Зрелище странное, но не отталкивающее, напротив, оно возбуждало своей необычностью. Глядя на точёный профиль, большие глубокие глаза Ануджи, Андрей благодарил судьбу за то, что она жива и по-прежнему с ним. Такое счастье видеть её рядом и знать, что разлука им пока не грозит...
...Когда сварились пельмени, Андрей заварил чай, придвинул накрытый стол поближе к креслу, и они с Ануджей поужинали, съев на десерт по порции шоколадного мороженого...
... Помыв посуду, Андрей отодвинул стол и уселся на ковёр у кресла, Ануджа ласково провела рукой по его волосам и тихо спросила:
— Андра, ты ведь дал мне свою кровь?
— Да, мне сказали, что так надо. Потребовалась всего капля, но я дал бы больше.
Помолчав, Ануджа виновато произнесла:
— Тебя обманули. Гандхарвам не нужна была твоя кровь для лечения. Они испытывали тебя, хотели узнать, дорожишь ли ты мной.
— Вот засранцы! — ругнулся Андрей. — Это тот смуглый тебе сказал?
— Ага. Их очень удивил твой поступок. Спасибо тебе, Андра.
Нагини склонилась к нему, взяла его руку с порезом и поцеловала. Подумалось, что может, гандхарвы потому и оставили ему жизнь, из-за той капли крови. Он поднял лицо и, глядя в бездонные глаза нагини, медленно произнёс:
— Ануджа, Аня, я люблю тебя. Кровь, жизнь — я готов отдать тебе всё, что имею.
Пальцы Ануджи погладили его голову. Не отводя взгляда, она ответила:
— И я люблю тебя, Андра. Я хочу быть только с тобой.
Она расстегнула кофточку и сбросила её. Андрей уставился на её обнажённую грудь с дерзко торчащими сосками и сглотнул. Эти упругие соски манили его, как налитые сладким соком тёмные вишни. В горле у него пересохло. Нагини соскользнула с кресла, увлекая Андрея за собой на ковёр, целуя его, запуская руки под его футболку. Тот пылко отвечал на поцелуи, не забыв спросить, не больно ли ей. Лукаво улыбнувшись и помогая ему освободиться от одежды, Ануджа ответила:
— Если ты меня порадуешь, у меня всё заживёт очень быстро.
И Андрей старался изо всех сил, целуя гладкую смуглую кожу и запоздало обмирая от страха: ведь он мог потерять любимую навсегда. Раны на теле и хвосте нагини почти затянулись, и Андрей подышал на каждую, боясь прикоснуться к ним губами, чтобы не потревожить тонкую корочку. Ковёр под ними стал мягким и пушистым, откуда-то появились пёстрые шелковые подушки, на которых влюблённые с удобством расположились. Комната потонула в полумраке — для Андрея сейчас существовала только Ануджа.
Длинные косы нагини пахли цветами. Шелковистым кончиком одной из кос она щекотала Андрея и смеялась. Он целовал её пухлые губы, чистый лоб, щёки, шею, полные груди-чаши с нежными, как бутоны роз, сосками, гладкий живот и, когда от возбуждения чешуйки под её животом раздвинулись, — самое сокровенное внизу, тёмно-розовое, нежное и влажное, как лепестки розы в капельках росы. Эти капельки он осторожно слизал, а Ануджа поцеловала его в губы, и сама опустила голову, лаская его восставшую плоть.
Кончик её хвоста гладил ступни Андрея, поднимаясь по ногам, скользил по ягодицам и выше, вдоль позвоночника к затылку, и Андрей млел от необычных ощущений. Когда он осторожно вошёл в неё, тонкие руки девушки сжимали его торс, а гибкий и сильный хвост обвивал ноги. Принимая его страстные ласки, нагини сама целовала его, пуская в ход проворный раздвоенный розовый язык, выгибалась под ним, царапая его спину и плечи от избытка чувств.
Позже, когда они устали и лежали, обнявшись, Ануджа прошептала ему в ухо:
— Было так страшно потерять тебя. Благодарю всех богов за то, что ты со мной.
— Аня, когда ты рядом, мне больше ничего не надо. Я люблю тебя. Ты самое дорогое, что у меня есть.
В ночи раздавался шёпот влюблённых, их тела сливались так, что трудно было различить, где человек, а где нагини — два живых создания, щедро делившихся своим теплом друг с другом.
