Чёрное и белое, только не горелое

Неформальные правила этикета предписывали торжественную форму одежды для посещения главной цитадели Священной Миссии Космопорта. Однако чёрный священник пренебрёг не только своими многочисленными регалиями, но даже и официальной сутаной. Он был облачён в простой балахон без знаков отличия, а на сапогах его обильно серебрилась бетонная пыль.

– Ты это нарочно, Джегг? – осведомился глава Священной Миссии Космопорта, белый священник Рейз. – Я про твой внешний вид. Как… как провинциальный неудачник. 

– Но я и есть провинциальный неудачник, – ответил чёрный священник, и ни по его лицу, ни по интонации невозможно было определить, насколько серьёзным он считает это самоопределение. 

– Этим юродством ты роняешь престиж Священной Миссии, – гнул своё Рейвз. Ему отчего-то стало неуютно в своём облачении, расшитом орлами и символами солнца, да и скипетр в руках показался нелепым. Теперь он вертел его, раздумывая, как бы пристроить поестественнее. – Мы всегда должны показывать, в том числе своим внешним видом, что Миссия – это Сила! Что именно мы – верховная и непререкаемая власть.

– Неужели? – тон чёрного священника ни на йоту не изменился. – Мне это не приходило в голову. 

– О, Джегг… – Рейвз удручённо махнул рукой с зажатым в ней скипетром. – Как ты не понимаешь? Ты разрушаешь сам образ священника. Ещё и этот твой беспородный оцелот! Неужели, нельзя было завести нормального боевого зверя? Вот как у Энны.

– Я, если ты вдруг не заметил, не Энна, – тембр голоса Джегга приобрёл бархатистую мягкость, отозвавшуюся у белого священника неприятным чувством. Зачем он вообще заговорил про этого дурацкого оцелота?

– Ладно, давай ближе к делу, – Рейвз естественным, как он надеялся, движением засунул скипетр подмышку и решительно проследовал вдоль галереи, поманив чёрного священника за собой царственным жестом. – Я пригласил тебя сегодня не для того, чтобы обсуждать оцелотов.

Джегг следовал за Рейвзом, смиренно опустив очи долу: смотреть на старого приятеля было неприятно. Ещё совсем недавно талантливый белый послушник восхищал его. Умный, эрудированный, но, самое главное, очень светлый молодой человек лучился энтузиазмом. Он строил планы, как можно безболезненно соединить идеи Священной Миссии и архаичные религиозные верования аборигенных народов, основываясь на первостепенной ценности таких категорий как любовь и дружба. Добавьте к этому привлекательную внешность, правильные черты лица, волевой подбородок и чуть вьющиеся волосы до плеч – и вы получите воплощение ангела из древнего христианства Старого Дома. 

– Легион настаивает, чтобы я перевёл тебя в более подобающее место, чем твой захолустный диоцез, – говорил, между тем, Рейвз. – Они не в состоянии обеспечивать должную охрану такой огромной мало заселённой и совершенно не укреплённой площади. А тебя вскоре опять попытаются убить. 

– Все рано или поздно умирают, – безучастно заметил Джегг, раздумывая над тем, что прекрасный ангел, с которым так приятно было беседовать о вопросах морали, тоже погиб где-то в груди Рейвза, сражённый мечом высокомерия. – Я не стану исключением. И о вооружённой охране никогда не просил. 

– Но Энна беспрестанно настаивает на ней! 

Чёрный священник промолчал, однако фраза «Я, если ты вдруг не заметил, не Энна» ясно читалась у Джегга прямо на лбу. 

«Почему ты на ней не женился, а? – тоскливо подумал Рейвз. – Она ведь без ума от тебя. И это решило бы разом столько проблем! Нарожали бы детишек, а Энна постепенно выдрессировала бы из тебя респектабельного человека».

Джегг остановился под хрустальным куполом, и поднял лицо вверх. Агрессивное летнее солнце дробилась в искусно подогнанных гранях и нисходило вниз волшебным мягким сиянием. Белый священник встал рядом с чёрным и тоже посмотрел в небо.

– Ты помнишь, как на старших курсах мы ставили трагедию о Юлии Цезаре? – спросил он вдруг. 

– Да, – с глубокой печалью отозвался Джегг. И ещё тогда, в юности, он должен был предугадать, что этим всё кончится. Чёрные священники с каждой проповедью, прочитанной властолюбцу, проживают весь однообразный цикл от добрых намерений до веры в собственную избранность и непогрешимость, и это нередко заканчивается для них чёрной меланхолией. Белые же священники подвержены ловушке собственного мессианства. Даже лучшие из них. Особенно лучшие из них. Пора начинать, нельзя дольше оттягивать этот момент. Но как же тяжело! Как тяжело, когда имеешь дело не с незнакомцем, а с кем-то, кто был дорог тебе!

 – Я помню, как ты был Цезарем, провозгласившим себя Божественным, а я…

– А ты нанёс мне предательский удар ножом! – шутливым движением Рейвз ткнул Джегга скипетром в бок. Скрытый в корпусе поршень привёл в движение длинную иглу, без труда пробившую грубый балахон. Чёрный священник коротко вздохнул, его зрачки резко закатились под верхние веки, а ноги подломились, и Джегг медленно осел на руки однокашнику.

Рейвз бережно опустил его на выложенный драгоценным мрамором пол. 

– Это было так просто, Джегг, – сказал он с нескрываемым сожалением. – Ты никогда не умел драться. Всегда слишком долго рассуждал. Слишком внимательно прислушивался к словам и эмоциям, а надо просто бить, не задумываясь. Ты снова понадеялся на свою хвалёную эмпатию, ведь так? И не заметил подвох. Но я ведь в самом деле не со зла, Джегг. Так будет лучше для всех. И в первую очередь для тебя. Ты слишком слаб. Так слаб для священника, тебе не место здесь. И дело даже не в семьях мальчишек, на которых Энна натравила тебя, как хорошо натасканного оцелота. Сказочка об их мести вполне удовлетворит нашу наивную аббатису. Но дело не в них. Они ворчат, но лояльны силе. Моей силе. Элиты достаточно припугнуть. Они ведь такие трусы, Джегг, тебе ли не знать. 

Рейвз уселся на пол рядом с чёрным священником и заботливо откинул налипшую прядь волос с его вспотевшего лба. Джегг, сознание которого угасало медленнее, чем двигательная активность, едва слышно застонал. Белый священник сочувственно вздохнул. 

– Ты понимаешь, дело в тебе. Думаешь, я не помню этих твоих штук с душеспасительными разговорами? Я догадался обо всём, как только ты отказался сесть в транспортник, который я за тобой прислал. Что тебе стоило, Джегг? Хотя бы один раз закрыть глаза и сделать, как говорят. Но нет, тебе необходимо добираться транзитным, бок о бок с комбайнёрами и прочим быдлом. Мы столько сил потратили, чтоб фильтровать информацию, поступающую на твой мультикуб! Но ты же считаешь себя самым умным, ты пошёл разговаривать с людьми. Разве это люди? Я знаю эту бетонную пыль новых районов на твоих сапогах. Там нет людей, Джегг. Только нелепые проститутки и наркоманы, воображающие, что могут что-то противопоставить мне. В отличие от элит, знающих своё место, эти неудачники воображают себя смелыми. Представляю, как они сбежались ябедничать на меня. Они ведь считают тебя едва ли не святым. Поборником этики и нравственности. И думают, ты выполз из своей норы, чтобы наказать священника Рейвза. Наказать за проломленную голову какого-то оборванца, посмевшего рисовать карикатуры на меня. На меня, Джегг, ты слышал? На главу Священной Миссии. На Бога. 

Рейвз снова вздохнул. 

– Ты когда-то зачитывался историями о Тёмных Веках. Но не понял, что в этих историях – сама жизнь. Негоже давать этим недочеловекам иллюзию свободы, позволять хотя бы номинально что-то выбирать: на что должны тратиться налоги, как украсить свой двор или с кем спать. Они неблагодарны и требовательны. Они должны знать своё место. Праведные, те, кто доверятся мне как Богу, без оглядки на совесть и мораль, получат всё: деньги, славу, власть. Но они всегда должны помнить, что обязаны всем не своим способностям и трудам, а Богу. Мне, Джегг. Я подарю им жизнь, полную счастья. И я смогу в любой момент у них всё отобрать. Ты лишний в этом уравнении. Но я не хочу тебя убивать.  Я никогда не желал тебе зла. Ты слаб, но всё же… всё же… я не знаю никого, кто был бы так близок к равенству со мной. А это кое-что значит для меня. По крайней мере, пока ещё значит.