У Провидения есть чувство юмора

Это было сродни медитации. Тело ничего не весит, корабль остался за спиной, стекло шлема настолько прозрачно, что как будто не существует. Постепенно у Джегга создалось ощущение, что он – бесплотный разум, беззаботно внимающий красоте Мироздания. Сознание расширялось, подобно Вселенной, вмещая один за другим рукава Галактики: Ориона, Стрельца, Щита-Центавра, Лебедя… Его мысль обнимает уже весь Млечный Путь и его более мелких спутников, и несётся дальше, шире – скопления галактик, сверхскопления… 

Джегг был одновременно мельчайшей песчинкой, отдельным атомом Мироздания, и в то же время – всем Сущим сразу. Почётная ссылка, Рейвз, его терзания, его колония, Старый Дом со всей его многовековой историей – отсюда всё казалось настолько малозначимым, что он бы рассмеялся над собственной глупостью, если бы всё ещё ассоциировал себя с несчастным чёрным священником. Но сейчас он был уже кем-то большим. Кем-то, кого занимали противостояния материи и антиматерии, тёмной и явной энергии, пустоты и её противоположности. Вся Вселенная состояла из единства и борьбы противоположностей, то и дело разделяясь на них в том месте, где только что не было ничего. Этот процесс затягивал его. Это знание он пожелал сохранить в себе. И разделить с кем-то. Как Вселенная беспрестанно делила сама себя на бурлящие противоположности, чтобы не чувствовать одиночества. 

– Астер!

От стремительного возвращения из безграничности космоса к песчинке собственного тела закружилась голова. 

– Я здесь, – у самого уха прозвучал её голос. Он видел её лицо, на этот раз профиль, снова в обрамлении золотистого ореола. 

– Я… – он попытался сформулировать откровение, которое собирался с ней разделить. Но не преуспел. 

– Можешь не говорить. Я знаю, – Астер висела рядом, так же, как и он, звездой раскинув руки и ноги, и тоже проницала взглядом бездны пространства и времени. 

– Отсюда всё видится иначе, – упрямо решил объясниться Джегг. – И прошлое становится не важным. Все эти мелкие события… 

Астер развернулась всем телом и теперь смотрела не на звёзды, а на него. 

– О, да, – она протянула руку, он протянул свою в ответ. Как на древней картине, сначала соприкоснулись их указательные пальцы, а затем соединились ладони. Она сжала его пальцы в своей – в перчатках скафандра их руки выглядели одинаково. – Здесь и сейчас меня интересует только одно.

– Как получается, что Ничто распадается на противоположности, а их борьба порождает нечто новое, не являющееся ни тем, ни другим, – попытался максимально просто высказать свою доктрину священник. 

– Да ты философ, Джегг, – её интонация и выражение лица складывались в комбинацию, которую он не сумел распознать. И пожалел, что не может сейчас прикоснуться к её коже, чтобы усилить эмпатию. 

Но Астер не заставила его долго мучаться неизвестностью.

– Нет, – сказала она, – сейчас меня интересует другое: какого дьявола ты свой страховочный трос не закрепил? Я же просила. У этих скафандров даже реактивных ранцев нет.

Свободной рукой Джегг схватился за трос у себя на поясе. Волна, вызванная этим движением, прошла по серебристой нити, хвостом тянувшейся в сторону корабля. Второй конец троса действительно свободно болтался на фоне звёзд. 

– Не дёргайся, – прорычала Астер через коммуникатор и подтянула его за руку поближе к себе. – Держись за меня. Как можно крепче.