Эдмунд Иодковский. Поэт, бабник, учитель. (200)

Жизнь поэта есть дорога дальняя,

между молотом и наковальнею,

но порой строка сверкает золотом

между наковальнею и молотом.

(с) Эдмунд Феликсович Иодковский - русский поэт, писатель, журналист. Лауреат IV Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве 1957 г.

Происхождение дворянское. Родился  6 августа 1932 г. в Москве. В интеллигентной семье. Отец окончил при царе Морской корпус, флотский офицер, но работал в СССР инженером-строителем, поляк из белорусско-литовской шляхты; мать - русская, инженер. Как шутил сам Эдмунд " Я сын прораба и пианистки".

Писать стихи Эдмунд начал ещё в школе, которую окончил с медалью. 

Студентом читал свои стихи Мих. Светлову, от которого услышал похвальное: «В ваши годы, молодой человек, я писал хуже». 

В 1953 г. окончил факультет журналистики МГУ и по распределению работал три года в газете «Алтайская правда».

Автор слов популярных патриотических комсомольско-задорных песен, в том числе целинного гимна «Едем мы, друзья в дальние края...» («Партия велела - Комсомол ответил „Есть!“»)

В 1957 г. вернулся в Москву, но, как оказалось, что потерял столичную прописку и 15 лет "мыкался по углам".

На VI Всемирном фестивале молодёжи и студентов, в 1957 г. Эдмунд  Феликсович, получил звание лауреата за песню: «Дружба всего дороже»,  которую признали гимном фестиваля. Это было признание. Его приняли в Союз писателей СССР, но... прописку в столице не восстановили.

Встань, товарищ мой,
  В наш единый строй,
  Встретим грудью ветер грозовой!
  Мир! Мир! Мир! Мир!
  Вот девиз наш боевой!

В 1959 г. был приглашён С.С. Смирновым в "Литературную газету", в которой организовал отдел юмора и сатиры - знаменитый «Клуб 12 стульев» на последней полосе газеты. Писал фельетоны под псевдонимом Калашников (девичья фамилия матери).

В 1960-1980 гг. руководил литературными объединениями (при газете «Знамя  строителя», «Зелёный огонёк», при ДК «Новатор», затем - сад «Эрмитаж»). И параллельно вел "подпольное" ЛИТО для тех, кого не брали в официальные структуры.

Эдмунд Иодковский работал, в издательстве «Советский композитор», в  Агентстве Печати Новости (АПН), писал для журнала «Молодой коммунист»,  «Литературной газеты» и «Советской культуры». Как журналист он был "всеяден" - воспринимал эту деятельность исключительно как заработок на пропитание.

А когда начались на него гонения, обыски и отлучение от журналистской работы, от гонораров, то от голодной смерти его спасло Всесоюзное  общество "Знание" по заданию которого и командировкам от него он объездил всю страну. Брался за поездки в любые "медвежьи углы".

В начале 1990-х гг. работал обозревателем "Российской газеты". Одновременно с 1991 по 1994 гг. учредил частную газету "Литературные новости" и был в ней бессменным главным редактором.

При жизни опубликовал всего один сборник стихов «Капля звезды» ( М., Советский писатель, 1991.) Хотя готов был этот сборник ещё к его 40-летию, но... его "отменили, как поэта".

В 1993 г. подписал "Письмо сорока двух" - публичное обращение группы либеральных литераторов, содержащее требования к президенту и правительству РФ осудить «преступную политику Верховного Совета РСФСР" и "провести досрочные, не позднее осени текущего года, выборы высшего органа законодательной власти". Также потребовали от правительства и президента запретить "все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений". Единственное СМИ которое опубликовало тогда это открытое письмо была газета "Литературные новости" издателя Э.Ф. Иодковского.

Это же письмо тогда и меня с Эдом рассорило, с которым я дружил до того лет пятнадцать и заслуженно считал его своим учителем в литературе советского андеграунда. Я просто не понял тогда: кто более фашисты, те о ком письмо или те, кто подписал это письмо? Он на меня обиделся и больше я с ним не встречался после ноября 1993 г.

Эдмунд Феликсович трагически погиб под колесами грузовика 13 мая 1994 г. в Москве. Похоронен в поселке Икша Московской обл.

Иодковский - личность просто сотканная из противоречий. Высокий, худой, нескладный похожий на каслинского дон-Кихота и недотёпистый в быту. Незаурядный поэт; автор комсомольских песен, худо-бедно кормивших его  первые две трети жизни, но по жизни грустный лирик. Любил Россию, знал ее, объездил всю вдоль и поперек. С конца 1970-х и впоследствии - убежденный антисоветчик, считавший, что власть КПСС ведет страну в пропасть. Добряк и фантастический  бабник, только официально женат был шесть раз. Я даже подозревал, что и ЛИТО он ведет и с нами возится только ради восторженных окололитературных барышень. 

На третьем году супружества

я, именуемый мужем,

не нахожу в себе мужества

лелеять одну и ту же

Но как вдохновенно он нас учил писательскому ремеслу... Хоть наше ЛИТО и не было "литованым" - чистый андеграунд без надежд на публикации, даже собирались каждый раз по разным квартирам и мастерским художников. Чаще всего нашим гостеприимным хозяином был великолепный художник-реалист Геннадий Добров, хозяин большой мастерской на Столешниковом переулке. Это был наш пир духа в довольно тоскливой атмосфере позднего предперестроечного социализма. Даже подозреваю, что толкнуло его в объятия либерастов - именно публичная клевета на него прохановцев, которые активно топтались на его комсомольских песнях, написанных в 1950-е гг. Я - динозавр советского литературного андеграунда, пропетлявший мимо писательских жерновов социализма, кто я такой, чтобы осуждать его, поэта, которого переехала рубиновая звезда, вознося его и сбрасывая, пусть она и не рвала его своими острыми зубцами, но временами тяжко придавливала своей плоской стороной. Не зря его единственный прижизненный сборник назывался "Капля звезды". Учителя. Большого знатока русской литературы, прекрасно ориентировавшегося во всех её течениях и направлениях. На склоне своих лет могу только преклонить голову и поставить ему полстакана водки, покрытой черняжкой. Выпить за помин души последнего поэта рубинового века и вспомнить его добрую ироничную улыбку: "Чтобы писать хорошо, надо делать всего одну вещь - писать", - скажет он. И улыбнется мне, таким каким его я помню.

МОНОЛОГ ВАГОНА
Я — вагон. Деревянный. Двухосный.
Я — утиль. Я умру на костре.
Надышался я свежестью росной
и мазутом пропах до костей.
Я родился не желтым, не синим,
а зеленым, как в мае листва.
О Россия, я был твоим сыном,
я хлебнул твоего волшебства!
Я пульсировал капелькой крови
в кровеносной системе страны:
мчался я сквозь таежные кроны,
стыл в молочном сиянье Луны.
Я всей шкурою впитывал время.
Я летел кобылицей в ночи.
На подножку мою, словно в стремя,
ставил ногу товарищ начдив.
Помню тиф. Мертвецов жрали крысы,
у мешочников — тот же оскал.
Я мешочников стряхивал с крыши,
беспризорников к печке пускал.
Утверждаю не ради агитки,
хоть во мне эта жилка и есть:
мужиков я возил на Магнитки
и на стройки, которых не счесть.
Я вместил все тревоги, все боли.
Я сужу самым высшим судом
тех, по чьей обезумевшей воле

вез я смертников с 37-м.
Я к Московско-Рязанской приписан.
Каждой косточкой помню войну.
Я внутри и снаружи исписан:
«Бей фашистов!», «Даешь целину!»
Разве нет в моих досках отваги?
Разве нет в моей печки огня?
...Металлические стиляги
вытесняют из жизни меня.
Нет, не стану я, как мне ни туго,
им, безмозглым, вставать поперек.
Поколенья сменяют друг друга,
как вагоны железных дорог.