Антимаг - Путь воина.

Все события, имена и фамилии героев, их поступки, место действия, медицинские диагнозы и сюжет — вымышлены. Действие происходит в параллельной вселенной. А данный текст, не несет задачи кого-либо оскорбить, обидеть или задеть.

Антимаг (4) - Путь воина.

Уже сутки Друид пребывал в мире снов, где-то там, в своей загадочной славянской нави. Дыхание его было ровным и спокойным, кожные покровы розовыми, а все физические показатели в норме, но любые внешние раздражители оставляли его равнодушным.

Консилиум, включавший в себя Вяземского и Черкашина, как непосредственных участников событий, а также молодого заведующего отделением, которого звали Четверг Иванович, собрался у постели больного.

Друид спал. Консилиум думал.

— А чего невролог говорит? — поинтересовался Вяземский у заведующего.

— Невролог говорит, что с его стороны никаких патологий нет, и больной просто спит, - ответил Четверг Иванович.

— А терапевт, что?

— А терапевт, чтобы сами разбирались, мол, образование у всех одинаковое.

— Мда, — задумчиво сказал Черкашин.

— Угу, — подытожил Вяземский.

Пауза затянулась. Мозговой штурм был в самом разгаре, но разумных вариантов никто не предложил.

— А вы заметили, что вся зелень в палате слегка пожухла? — обратил внимание консилиума Вяземский, чтобы немного разрядить обстановку.

— А, ну, с этой точки зрения? Думаю, что пока листва не опала, беспокоиться не о чем, — философски заключил Черкашин.

На этих словах один из листочков вьюна, окутывающего стены, посерел, скукожился и упал вниз.

— Товарищи, вы бы осторожнее с прогнозами, — тревожно проводил взглядом кружащийся листок Четверг Иванович.

— Четверг, а как это все произошло? Ты ему точно никаких назначений не делал? — уточнил у лечащего врача Черкашин.

— Точно ничего! Вы же знаете, Никита Сергеевич, он нейролептики не переносит. Его этот ваш маньяк беспамятный толкнул, пациент лишился чувств и все.

— А дежурный врач чего пишет? Он осмотр делал? может травмы какие зафиксировал?

— Так Иван Ильич дежурил. Давление, пульс, ЭКГ, все в норме. Ушибов нет.

— Ну да, он дотошный, — посмотрел на друга Вяземский.

— А если так? — Иван Ильич, провел рукой над постелью, и прислушался к потокам Ци в организме больного. Потоки жизненной силы Друида текли на зависть ровно, омывая своей силой все энергетические центры.

— Аристарх Тихонович, просыпайтесь, — потряс Вяземский за плечо спящего. — Пора вставать!

Реакцией на очередную попытку добудиться был все тот же крепкий сон.

— И что мне теперь делать? — взмолился Четверг Иванович.

— Ну есть в принципе один вариант, — задумчиво протянул Вяземский.

***

Иван Егорович Сидоренко считал себя естествоиспытателем. Ну а кем еще может быть научный сотрудник кафедры психиатрии, как не естествоиспытателем пределов человеческого духа?

Заперевшись в своем кабинете, чтобы никто не помешал, он усилием воли разделил сознание на части. Бесплотный дух висел вне времени и пространства над бескрайним океаном в образе капли воды. Приближалась гроза. И вместе с ней падение в бездонные штормовые волны, чтобы познать слияние с чем-то превосходящим.

В момент падения тело накрывала теплая волна блаженства, и мозг захлестывал эндорфин. Это было круче, чем наслаждение от секса и любых психостимуляторов, поэтому Иван Егорович, что называется, «завис» в обоих мирах одновременно.

Из этого божественного состояния его вывел несмелый стук в дверь.

«Кого это там черт принес?» — подумал Иван Егорович частью сознания, оставшейся в этом мире, и раздраженно бросил незваным гостям.

— Я занят!

— Там, это самое… Вяземский, дозвониться до Вас не может, — сбиваясь, промямлил санитар, — у них сложный пациент.

Момент был упущен. Капля не упала. Части сознания вспыхнули и неприятно схлопнулись в единой реальности. Вместе с тем Иван Егорович отчетливо понял, что он очень не любит санитаров и еще меньше любит Вяземского.

— Я же сказал, что занят, — буркнул Иван Егорович чисто из вредности, после чего попытался вновь стать каплей воды.

За дверью послышалось шуршание бумаг.

— Так это самое… Он очень просил. Говорит, иди в седьмое и не возвращайся без Ивана Егоровича. Доктор, может вы того… Позвоните ему сами?

«Понаберут черт знает кого по объявлению!»

— Я вам что, непонятно сказал? Занят я! — вскипел Иван Егорович.

В этот момент телефон снова зазвонил.

— Да! — заорал в трубку Сидоренко.

— Иван Егорович, это вас Лебедев беспокоит, — раздался в трубке голос начмеда. — Вы чего так кричите? Пациенты одолевают?

— Простите, Андрей Владимирович, — замялся Сидоренко, — рвут на части просто! Своих дел куча, еще на консультацию требуют.

— Кстати, я вам по этому вопросу и звоню. Вяземский просил меня поучаствовать в консилиуме по поводу сложного пациента в шестом отделении. А у нас тут проверка скоро из Минздрава. Прикроете меня, Иван Егорович?

Такой подставы естествоиспытатель пределов человеческого духа не ожидал: «Вот Вяземский гад, наверняка просчитал заранее, что начмед откажется».

— Конечно, Андрей Владимирович, прямо сейчас к ним собирался! — не стал спорить с администрацией Сидоренко.

— Вот и хорошо! — решил подсластить горькую пилюлю начмед. — А я вам документы на учебу подпишу в следующем году.

— Премного благодарен, Андрей Владимирович, — хотел прогнуться Сидоренко, но услышал длинные гудки в трубку.

***

— Ну и что с ним? — спросил Сидоренко у Четверга Ивановича, стоя у постели мирно посапывающего Друида.

— Сутки уже, вот это вот все, — развел руками заведующий.

— А невролог что сказал?

— Невролог говорит, что с его стороны никаких патологий нет, и больной просто спит. — Ответил Четверг Иванович.

— А терапевт?

Четверг Иванович испытал чувство легкого дежа вю и начал злиться.

— Да все его смотрели уже. Все в порядке! Стоят как вы у постели, спрашивают, а пациент спит, и разбудить мы его не можем.

— А я тут причем? — попытался грамотно съехать с разговора Иван Егорович, — отправьте по скорой в соматическое отделение, пусть они там решают.

— А диагноз какой? Пациент заснул? Тем более это же Друид. На скорой помощи негласный запрет на его госпитализацию, ни одна больница в городе связываться не хочет.

— Мда. — поджав губу, многозначительно сказал Сидоренко.

— Иван Егорович, тут у нас необычный случай. — начал издалека Вяземский, — А мы наслышаны о ваших мистических способностях к управляемым снам. Может, вы… Сходите за ним?

— Сходите за ним? — Возмутился Сидоренко. — Я не ослышался? Вы предлагаете мне сходить за Вашим пациентом, после того, как на конференции подняли мою методику на смех?

— Ну, положим, пациент не мой, а Четверга Ивановича, а потом, вдруг я не прав, вот вы и докажите состоятельность вашей методы?

Несмотря на то, что медитация значительно расширила границы сознания Ивана Егоровича, она не являлась главной страстью Сидоренко. Темой его диссертации, а также страстью всей жизни являлось Снов́́́идение. Именно так, с большой буквы и ударением на «и».

Феномен — позволяющий в результате упорных тренировок просыпаться в собственном сне и управлять его течением, по мнению Ивана Егоровича, мог изменить современный подход к лечению неврозов и тревожных состояний. Все что требовалось - обучить пациента методике контроля собственных сновидений .

— Хорошо! Но если я помогу, то вы извинитесь, притом публично! Так же, как вы меня оскорбили на ежегодной областной конференции.

— Не вопрос! Если ваша методика вытащит пациента из этого состояния, я извиняюсь — уточнил условия пари Вяземский.

Сидоренко победно ухмыльнулся. Несмотря на то, что Вяземский ему не верил, считая методику «мистическим опытом не имеющим ничего общего с наукой». В Германии и США ее изучало минимум три серьезных института, а создателем методики являлся далеко не автор книг про мескалиновых наркоманов, как многие считали, а известный в узких кругах врач-психиатр. Однако, работа предстояла серьезная. В чужой сон могли проникать только истинные адепты методики, к которым Иван Егорович себя относил.

***

Ясным, безоблачным утром спешили на лесное озеро два заядлых рыбака. Первый из них, весьма бойкий молодой человек по имени Ярослав, двенадцати лет отроду. Второй, седовласый, но все еще крепкий, его дед и наставник, Аристарх Тихонович Беловолк.

Шли на карпа. Обычно обитающий на глубине, утром он активно кормился у озерного берега. На этом и строился коварный план опытных рыболовов. Расположившись недалеко от зарослей камыша, они наблюдали, как крап играет, подставляя свои жирные бока солнечным лучам. Поклевка пошла почти сразу, и вскоре, весело потрескивая дровами, на берегу дымил небольшой костерок, а в походном котелке поспевала уха из свежевыловленной рыбы.

— Пойди сюда, внучек, покажу чего! — голос у деда Аристарха был зычный, что называется, командирский.

Крепкой, жилистой рукой, больше подходящей земледельцу, он вытащил из кожаных ножен большой охотничий нож.

— Глянь какой, нравится?

— Красивый! — внук взял нож в руку и покрутил из стороны в сторону, любуясь игрой света на металле.

Еще бы он не понравился. Нож был не простой, а настоящее боевое оружие. Большой и тяжелый, он удобно лежал в руке, да и упор под большой палец есть, чтобы рука во время удара не соскользнула. Потемневшая от времени костяная рукоять все еще хранила на себе узоры. Судя по обилию персонажей и загадочных рун, неизвестный художник вырезал целую историю.

— А что тут изображено, дед? — заинтересовался Ярик изображением на рукояти.

— Этот клинок с историей, внучок, — Аристарх Тихонович взял нож в свою руку и начал рассказывать, водя пальцем по рисунку на рукояти, словно читая книгу. — В начале времен было яйцо, из него явился бог всех богов Род, который создал все сущее. Родил, получается.

— А это что значит? — Ярослав указал на стилизованное изображение солнца.

— А дальше, Род создал небо, землю, горы и реки. Природу. Населил все это животными, рыбами и насекомыми и поделил мир на три части. Правь — мир богов, в котором он поселил детей своих. Явь — мир, в котором мы живем с тобой, и Навь — мир мертвых, куда все живое попадает после смерти.

— А что это за дерево?

— А это мировое дерево. Дуб который посадил бог Род. Видишь, корни его уходят в подземный мир, Навь, ствол в нашем мире, а крона в мире богов.

Аристарх Тихонович посмотрел на Ярослава. Внук, как зачарованный, рассматривал узор, внимая его рассказу. Еще бы! Ведь перед ним устами деда раскрывалась история создания мира. Аристарх свел густые седые брови и продолжил свой рассказ.

— И как посадил Род это дерево, так отделил он правду от кривды и создал трех помощниц: Макошь и двух ее дочерей, которые плетут нить бытия — Долю и Недолю. Они всегда рядом, и нить человеческой судьбы переходит от одной богини к другой. Коли нить твоей судьбы в руках Доли, так счастье и благополучие вокруг, а если в руки Недоли попадает, тут и пропасть недолго.

— А это кто? — Ярик указал на образы двоих мужчин и женщины, украшающие гарду клинка.

— А это, внучок, дети бога Рода: Сварог — созидатель, Велес — мудрец и Лада — матушка. Создал он их и ушел на покой. А все, кто сейчас живет, — их дальние внуки. Наш род, например, свои корни от Велеса вел, и потому в охоте, рыбалке, торговле, науках сам Велес нам помогает.

— Дед, у нас уха убегает! — Ярик метнулся к костру, помешивая варево, а когда вернулся, клинок уже исчез в ножнах. Паренек мазнул по ним печальным взглядом, но ничего не сказал.

— Мал еще, пацан. Это не игрушка, а настоящее родовое оружие. Когда-нибудь нацепишь на свой пояс.

— А расскажи еще.

— О чем?

— Ну про этого, Рода.

Аристарх Тихонович усмехнулся, но продолжил:

— А еще у бога Рода было два сына, Чернобог и Белобог. Чернобог правил Навью, а Белобог правил Явью.

— Чернобог плохой, а Белобог хороший. Так? — предположил Ярослав.

— Так, да не так — Аристарх задумался. — Это как зима и лето, радость и горе, смерть и жизнь, день и ночь. Без первого не бывает второго. Соперниками они были, это да, но не врагами. Вот жена Чернобога, Морана, была женщина, что называется, с характером. Собирательница заблудших душ. Повелительница зимы и стужи. Вот она человеческий род никогда не любила. Насылала болезни и мор, и только Чернобогу было по силам держать ее в узде.

— А что Белобог?

— А что Белобог? Он всегда давал людям выбор: служить ему или Чернобогу. Морана же, как любая женщина, была хитра, поэтому ее тени играли на человеческих слабостях, приводя заблудших к черной богине, и чем чернее были человеческие души, тем сильнее становилась Морана. Поэтому сильно хотелось ей расширить свои владения, чтобы Явь и Навь слились в один мир.

Аристарх Тихонович поднялся и, долго дуя на варево, снял пробу с ухи. Удовлетворенно причмокнул губами, снял с костра котелок и аккуратно перелил содержимое в две металлические миски. Рыбаки расположились прямо на траве, соорудив стол из белоснежного вафельного полотенца. К обеду прилагалось по головке чеснока на брата и кусок домашнего хлеба. Некоторое время ели молча, вылавливая ложками кусочки карпа и вдыхая аромат наваристой ухи, замешанный на свежем лесном воздухе и дыме костра. Утолив первый голод, снова завели разговор о преданиях предков.

— Владения Мораны лежат за черной рекой Смородиной, разделяющей мир Яви от мира Нави, — продолжил Аристарх. — Через реку переброшен Калинов мост. Назвали его так, потому что раскален до красна. По тому мосту души переходят в царство мертвых. Если слаба душа, не выдержит испытания огнем, оступится, упадет в черную реку и останется черной. Тут ее Морана и подберет.

Ярик живо представил себе, как идет он по раскаленным камням Калинова моста, балансируя, чтобы не упасть, а внизу, под мостом, медленно течет черная, маслянистая, словно нефть жидкость. Поди узнай заранее, сильная у тебя душа или не очень?

— Ай! — задумавшись, он хватанул горячей ухи и обжег небо.

— Куда торопишься? — попенял ему Аристарх и продолжил свой рассказ. — Через мост тот не только души в Навь попадали, но и обратно всякая нечисть в Явь лезла. Что помельче, просто пакостила. Ходила под окнами домов, шептала имена хозяев. Если кто отзывался, захворать мог, а то и помереть. Пару раз такие твари выходили, что потом легенды о богатырях складывали. Про трехглавого Змея-Горыныча слышал?

— Ага, нам в школе про былины рассказывали.

— Ну вот! А однажды в наш мир проникла настоящая тьма. Хитрая, коварная. Подкрадывалась она к людям и нашептывала на ухо. Искала ключик. Знала, что человек слаб по своей натуре, и к каждому ключ можно найти. Кому власть обещала. Кому жизнь вечную, кому богатство. Вот и пускали люди тьму внутрь. А те, кто пустил, менялись сначала внутренне, потом и внешне.

Аристарх Тихонович замолчал, словно размышляя, продолжать рассказ или нет.

Тем временем, в чайнике закипела вода. Осторожно, взявшись тряпкой за ручку, Ярослав разлил черный чай по кружкам, положил сахар для сладости и лист смородины для пользы, как учил его дедушка. Наставник отхлебнул сладкий горячий чай и молча уставился на чистое безоблачное небо.

— А дальше? — История прерывалась на самом интересном месте, и Ярику хотелось продолжения.

— А дальше была большая битва людей, несущих тьму, и людей, поклоняющихся свету, и много народа в той битве полегло.

— Но светлые, конечно, победили.

— Ну как тебе сказать? Вроде как победили, а вроде как и нет. Ушла тьма туда, откуда пришла, но ворота в наш мир остались открытыми. И через эти ворота тьма, нет-нет, да возвращается в наш мир, одолевает слабых людей, меняет их.

— Так это получается, что любого может захватить тьма?

— Любого. — кивнул дед Аристарх.

В этот момент реальность подернулась рябью. Помутнела. Прогнулась от вибрации. Кто-то звал Друида обратно, в мир Яви. Подожди немного, внучок, — сказал Друид, — дела у меня еще есть. Видать, нужен я кому-то сильно, раз даже тут меня беспокоят.

***

— Ну ладно, он придурок! — орал на врачей начмед Лебедев, стоя между двух спящих тел в палате Друида. — Ну хорошо, я могу понять, что Четверг Иванович работает у нас только второй год, и пошел на поводу у более опытных коллег. Но вы? У вас на двоих полвека стажа в психиатрии. Как вы только додумались?

— А чего сразу мы? — развел руками Черкашин, — Он сам захотел, мол, новая метода, как два пальца об асфальт, схожу в сон, заберу пациента и вернусь.

— Ваше счастье, что у меня комиссия из Минздрава! Если пациент и сотрудник кафедры не придут в себя через час, будем вызывать скорую. А вы, за то, что держали больного сутки без медицинской помощи и занимались вместо этого экспериментами - получите выговор в личное дело!

Красный от злости Лебедев выскочил в коридор, растолкав любопытных пациентов и навостривший уши персонал.

— Так это, может, за ними Архимага послать? — предложил вездесущий Дылда, наблюдавший за происходящим из коридора.

— Заткнись! — заорали на санитара одновременно Черкашин и Вяземский.

— Что же делать? — заломил руки Четверг Иванович.

***

Иван Егорович стоял у моста, переброшенного через странную черную реку. Ее маслянистые воды, густые, словно это был кисель, неспешно текли с севера на юг. Пологие берега, заросшие пожелтевшим камышом и редкими пучками травы, заполнили хлопья тумана. Иван Егорович, будучи опытным сноходцем, спиной чувствовал энергетические сущности, скрывающиеся в серой пелене, и хотя он знал, как с ними справляться, чувствовал определенный дискомфорт.

Окружающая природа, окрашенная в грязно-серые тона, погрузилась в тревожную тишину. Изучая бедную растительность, он не сразу заметил, как по мосту в его сторону движется невысокий пожилой человек, одетый в старые брюки цвета хаки, шотландскую клетчатую рубаху и соломенную шляпу.

Каждый шаг его ног, обутых в старые стоптанные башмаки, заставлял камни моста раскаляться, словно сковорода, но смуглое с красным оттенком кожи, морщинистое лицо не выражало ни малейших эмоций.

— Ну, здравствуй, — сказал он, дойдя до Сидоренко, на чистом русском языке.

— Здравствуйте, — вежливо ответил Иван Егорович.

— Садись, — индеец сел прямо на дорогу и указал на место напротив себя.

— Спасибо. — почему-то поблагодарил Сидоренко.

— Ты знаешь, где ты? — задал вопрос индеец.

— Думаю, что это просто сон, — ответил Сидоренко, хорошо знакомый с вывертами сознания. — Просто чужой сон.

— Может быть, и сон. А может это чистилище. Для моего народа оно выглядит иначе, но ты видишь его таким.

— Так я вроде еще не умер. — парировал Сидоренко.

— Это как посмотреть, — cмутил его индеец. — Cмерть иногда дает легкость и иллюзию счастья, целостности и ощущения тотального спокойствия всего мирового бытия. Но это только начало...

— А как Вас зовут? — перебил его Сидоренко.

— Некоторые называют меня Тецлкаци Качора, но это не важно.

— А что важно?

— Важны изменения. — многозначительно сказал старик. — Ты слишком серьезно к себе относишься, — медленно проговорил он. - Воспринимаешь себя как чертовски важную персону, которая вправе раздражаться по любому поводу. Настолько важен, что можешь развернуться и уйти, когда ситуация складывается не так, как тебе этого хочется.

«Как-то это все вторично, и где-то я это читал. Надо же как моя память-то цитатами сыпет», — подумал Сидоренко.

— Нагваль, — обратился он к старцу. — А вы случайно не видели тут большого седого старика?

— Ты не о том думаешь, Идущий по пути воина, я бы на твоем месте думал о бренности собственной жизни.

После этих слов окружающий мир померк, морщины на лице стали извиваться и, к своему удивлению, Иван Егорович заметил, как сквозь лицо нагваля проступили знакомые черты.

— Твою мать, Сидоренко, — сказал индеец, — я уж думал, ты не проснешься.

Мир вновь обрел четкость, и Иван Егорович обнаружил себя лежащим в луже ледяной воды.

— Что? Зачем! — возмутился напоминающий мокрую ворону сновидец.

— Проснулся наш болезный, — объяснил ему Черкашин, указывая рукой, на такого же мокрого Друида. — Вот и отпала надобность в вашей методе.

— Я с внуком общался, — пробормотал Аристарх Тихонович, роскошная борода которого превратилась в мокрую паклю. — Не видел его давно, вот и сходил в гости. Чувствую, зовут, только собрался обратно, а тут бах

— Скажите оба спасибо Дылде, — весело подмигнул санитару Вяземский. — Без его инициативы мы бы вас не добудились.

— А че, — смутился тот, — меня бабка, когда я в школу вставать не хотел, так поднимала. Безотказно работало!

— Суровая была женщина, — рассмеялся Черкашин.

— Ну что, Четверг Иванович, разбирайся со своими пациентами, а мы пойдем, — Вяземский пожал руку довольному заведующему и поспешил к себе в ординаторскую, где его ждали незаполненные истории болезни.