Субботний отрывок. Сложный ребенок. Иногда мечты совсем не безобидны.

Традиционный пост во флешмоб Марики Вайд.

В прошлую субботу я принесла горячую сцену, а сейчас дополню образ героини из ее детства. Ребенком и человеком она была, к слову, отвратительным.

Из всех детей в нашем доме я была самая непутевая, а потому взбучка от старшей женщины в семье, оказалась привычной. Меня ругали много, - иногда несколько раз на дню, - и ставили в пример покладистость сестрицы, а также старшего брата. К этому я давно привыкла. Мой брат был довольно бесхребетным для парня, а сестра Мира, в довесок, – куда спокойнее и старательнее меня. Во мне же, казалось, слились все недостатки остальных. Внешне мы с сестрой были неотличимы друг от друга, но вот характером - другое дело. Мира никому никогда не перечила и не отказывалась от исполнения любых исконно-женских обязанностей по дому, которым нас обеих пытались научить в семье. Кроме того, мать нашла в сестрице отдушину, заметив интерес дочери к колдовству. Мама была единственной в округе ведьмой, а потому возможность передать кому-то свои знания волей-неволей грела ей душу. Разумеется, мама надеялась на нас обеих, но мне это было не интересно. Я предпочитала другие игры и занятия. Иногда мне казалось, что быть женщиной, - сущее наказание: на лошадь не садись, на охоту не ходи, убирай-подметай-шей-готовь, с мальчишками не якшайся, опускай очи долу, будь кроткой, истекай кровью каждый месяц, да еще и тряпки неудобные носи… но когда я осознала что все эти условности исполнять не обязательно, а симпатичное личико и невинный вид могут творить с окружающими чудеса, то призадумалась. Девочке многое сделать было немного проще. И мать и отец, все таки любили меня не меньше остальных детей, а потому шли на уступки. Поначалу, конечно, меня пытались научить уму-разуму, но мой невыносимый упрямый характер превращал любое наказание в лютое противостояние, где нельзя было сдаться, как бы ни было больно. К такому они были не готовы. Как меня ни наказывали – это не имело никакого действия. Я получала то, что хотела. Не каждый станет пороть девчонку так, чтобы живого места не оставалось – они, как правило, более хрупкие и ранимые. В моей семье таких мер и вовсе не принимали. Возможно, зря. Пусть я и стала головной болью родителей, которые явно не справлялись с воспитанием во мне порядочной девицы на выданье, но мне это было на руку.

– Горе одно с тобой, бестолковая девчонка, – причитала мать, сидевшая у печи вместе с сестрой, – За кого мы тебя с отцом замуж отдадим, если ты даже простых вещей сделать не можешь?

Я взглянула на нее исподлобья, тем самым милым и лисьим взглядом, который говорил сам за себя «мамочка, ну прости меня».

– Ренмира, – строго одернула меня мама, – какая свекровь будет терпеть в своем доме такую бездельницу?

Я смолчала.

Она вздохнула, уже сама понимая, что с моим норовом никакая свекровь не уживется ни дня. Никому я такая в доме не нужна, и дело тут не в безделье.

– Или ты всю жизнь на нашей с отцом шее сидеть собралась? – Продолжила матушка, – Или, может, одна на всю жизнь останешься?

Мне было уже шестнадцать лет. Некоторых девиц замуж отдавали и раньше. Беспокойство о моем будущем, отчасти, было мне понятным, но я ничего не хотела со всем этим делать. Я даже не видела себя замужем, в чужом доме. По крайней мере, замужем за кем-то из деревенских.

Я вообще не стремилась стать примерной будущей женой. Из всех мальчишек, которых я знала в Диком Взгоре и окрестностях, осадить мой нрав еще не удалось никому. Гиллема я выбрала сама, сложив в уме несколько вещей: он был мне близок, я его хорошо знала, он не станет болтать об этом, он был доступнее остальных мужчин в любое время и скрывать эту связь было проще – мы жили в одном доме. Гиллем приходился мне братом и многие наши сомнительные взаимодействия, вроде объятий и подарков, сложно было посчитать проявлением чего-то безнравственного и дурного. Между людьми нашего простого, низкого, происхождения не было куртуазности и особых манер. Возможно потом я буду так же смотреть на кого-то другого, но в моих юной голове и сердце не было никакой любви. Даже Гиллем был для меня лишь средством получить удовольствие. Его личные потребности, проблемы и счастье в этой связи для меня оставались чем-то неважным. Я знала лишь о том, что он уступил и согласен был стать тем, кем я его сделала.

– Закончатся все эти игрульки. Когда ребенка родишь, кому нужны будут твои поскакушки на лошадях, силки, да стрельба из лука? Кто дом станет убирать, стирать, да готовить? Уметь забить скотину, да корма ей накласть - мало. И краса твоя девичья тоже не навсегда, милая.

– Мааам, ну все, – не выдержала я, уже обдумывая куда бы сбежать от этого разговора. Я умею добывать пищу, значит выживу. Мира ее умеет только готовить, но ее в это не тыкают носом.

– Что «все», дочь? Учиться этому ты не хочешь. Грамоту изучать – тоже. Сложные зелья, эликсиры и кропотливая работа с травами – все не для тебя. А так бы ты хоть себя со своим нравом всегда прокормить могла. Мы с отцом тебя сильно разбаловали, позволяя какие-то глупости. Когда же ты поумнеешь?

– А я не пропаду. Окручу какого-нибудь престарелого дворянина. Будут у меня для всего этого слуги, – отшутилась я, начав пятиться к двери.

– Ага, окрутит она. Князя, короля, принца…

И только стоило мне подумать, что на этом можно будет закончить наши препирательства, как дверь за мной отворилась, и в дом зашел Гиллем. Теперь путь к своевременному отступлению был перекрыт. Невольно я почувствовала себя как загнанная охотничьими псами лиса. В таких ситуациях не только люди, но и звери начинают отчаянно защищаться.

– Ну, молодого-то вряд ли. У них там все сложно, договорено, да выбор большой из своих, благородных. Но вот кого-то постарше… – я задумчиво протянула последнее, а потом уставилась на брата, продолжая мысль, – На красивое молодое тело все мужики падки, сколько б лет им ни было. И со свекровью проблем не будет, коли он уже будет старый. Откинется она к тому времени.

Гиллем смолчал. Почувствовав, что помешал мне, брат отступил от двери, давая пройти, но сейчас было уже поздно.

– Дуреха. Так таким тоже подавай девок образованных. Чтобы гостям показать было не стыдно. – Подхватила матушка, вставая из-за стола, чтобы достать с печи и поставить туда большой горшок. Сегодня на ужин у нас должно было быть тушеное мясо, – Даже тех, что сенные, да спят у кроватей господских, готовые выполнить любую прихоть хозяйскую по первому зову, обучают всякому.

– А я в прислугу и не желаю попасть.

– Даже в служанки ты, милая, никак не сгодишься. Уж слишком норовистая выросла.

Я фыркнула:

– Все устроится. Это только в сказках из грязи в князи можно попасть по большой и чистой любви со случайным принцем. На деле же, в хорошую судьбу нужно вцепиться зубами и не отпускать, предварительно заготовив силки, – мысль это, в общем-то была неплохая, но в моих устах она заиграла особенно пугающими красками, – Соблазню сначала его, а потом найду дурачка помоложе. А лучше его собственного сынка. Сначала рожу парнишку, которого влюбленный старик будет считать своим, а потом подтолкну молодого убить старого. И от второго потом избавлюсь, чтобы не случилось каких случайностей. Не сразу – так со временем. А сама останусь при дитятке. Вот и весь сказ.

Я хотела закончить наш спор, но на кухне повисла напряженная тишина. Очищавшая морковь Мира замерла, порезавшись острым ножом.

– Ой, мамочки… – прошептала она, увидев на пальце кровь. Сестра вскочила с лавки и поднесла руку ко рту, в это же время неловко задев рукавом стопку моркови. Поймать катящиеся по столу корнеплоды у нее уже не вышло, а потому теперь ей придется их собирать.

Судя по всему, мою историю никто не оценил. А жаль, план-то действительно был неплохой. Я бы сказала, что для девушки моего положения это была вполне себе осуществимая и сносная мечта.

Мать сказанное мной всерьез не восприняла, решив, будто ее дочь снова упрямится. Один только Гиллем хорошо понимал, что я действительно на такое способна. После наших приключений в сарае, он, очевидно, расслабился, но сейчас, – я по глазам увидела, – вспомнил о том, что я бываю весьма жестокой.

– Выпороть тебя надо, – рассердилась мать, – Иди лучше в сенях приберись. Да не забудь принести то, что не донесла. Тебя не то, что к замку, даже в трактир подавальщицей никто не возьмет с твоими талантами.

– И сильно об этом пожалеют.

Характер у моей матери тоже был непростой. Пока мы выясняли отношения, Гил поспешил помочь поранившейся Мире с морковью.

– По всей видимости, мы отдадим ее за старого сварливого скорняка, – заключил он, решив потушить пламя разгорающегося конфликта. И попытался перевести тему в иное русло: – Мы с отцом кабана принесли. Пойду поучу ее что нужно делать со шкурами, это ей будет полезно.

– Нет. Пусть делает, что велено, – заартачилась ведьма, не желая уступать, – Но сначала она принесет мне все, что не донесла.

Гиллем вручил сестре собранную морковь и не стал спорить. Тут он ничем помочь не мог.

– Значит, в другой раз.

В каких-то моментах вы узнаете себя. А для меня ее характер неожиданно стал напоминать реальную историю ребенка моей подруги (пограничная девочка, но характер вот очень похож с высоким интеллектом и неуправляемым характером с протестами во всем).