Валькирия. Жизнь и смерть. Ч.5

- Охрим, всех дорезали?

- Двое осталось. Эта (он кивнул на багровую уже от прилива крови Гудлейк). И - говорун («преддембельный дед» нервно вздохнул).

- Ты помнишь, как мы у Всеволжска муромских «конюхов солнечного коня» принимали-привечали, в путь отправляли?

- Ага. А… На кол сажать будем?

- Обязательно. Её (я кивнул в сторону Гудлейк).

- Э… Херр ярл. Это страшная и позорная смерть. Гудлейк… она… не заслужила такого («дед» прорезался).

- Аз - воздам. Упырям осиновый кол вбивают в сердце. Валькирии… подойдёт в задницу. Или ты считаешь, что лучше в передницу?

И вовсе он не дед, а просто серо-блондино-бородый мужик. С таким же цветом лица, постепенно уходящим в зелёный. Вы зеленомордых викингов видели? И я первый раз. Во, и глаза закатились. Ну, пусть полежит на травке. Первый раз вижу викинга в обмороке.

Викинги не брезгливы и привычны к любым гадостям. Поэтому его обморок не результат моего вопроса, а следствие потери крови. Кажется.

Плотники вязали плот. Между брёвен вбили колышки, на них насадили отрубленные головы. В середине - дырку под двухстолбовую конструкцию полуростового кола с полуприседом. Т.е. с поперечной перекладиной под ляжки, так, чтобы в позиции «сидя», жертва опиралась пальчиками ног.

Гудлейк отвязали, она упала на землю, долгое висение вниз головой и удар притормозили её реакцию. Положили спиной на столб, связали руки, раздвинули ноги, приставили заострённый кол к заднему отверстию и дёрнули лошадьми.

Как она заорала!

Сочувствую. Тёмное средневековье! Колоноскопия в 12 в. совершенно неразвита! Березовый кол в качестве эндоскопа - ну абсолютно не подходит!

Подхватили подложенные слеги, перетащили на плот и - раз-два-взяли, сама пойдёт, подёрнем... - подняли и опустили нижние концы столба и кола в заранее вырубленное отверстие.

Всё колышущееся - упало, вернулось на своё обычное место. Под собственной тяжестью Гудлейк просела на вершок, ещё глубже надеваясь на кол.

Бедная Кадушка Жира: восхищение викингами, стремление повторить их подвиги, привели её к очень болезненному состоянию. Орала как резанная. Потом выдохлась. Из глаз текли слёзы, с отпавшей нижней челюсти свешивались слюни, из других отверстий… вытекали разные другие жидкости.

Викинг ты или нет, валькирия или не очень, а две трети веса - вода. При нарушении целостности кожаного мешка, который и представляет из себя каждый человек, вода, в разных видах, проистекает. И не всегда это «блистающие раны» с «красным плачем». Не только с красным.

...

Сигурд молчит. Никак не может решиться. Кивает на многоголовую инсталляцию на плоту.

- Они… их родичи… придут мстить. Кровная вражда.

- Хорошо. Что придут. Эти - ворьё, шиши морские. Чем больше сдохнет тех, кто считает их своими - тем лучше. Власть - монополия на насилие. Хочешь быть властью — истреби. Таких. Всех. На всю глубину. По четвёртое колено. Чтобы мстителей за подобных даже народиться не могло.

Викинг убивает за добычу, из мести, для славы. Но ты-то, Сигурд, уже князь, тебе убивать - для порядка, для мира.

Для некоторых, вроде здешнего Олафа, родство, землячество, соплемённость… да ещё хабара кусочек… оказалось важнее присяги. Нужны ли они?

Или-или. Или ты варяг, «клятвенник», и у тебя нет иной родни, чем дружина. Или ты «родновер», веришь в свой род. Тогда тебе нет места в дружине.

Приводят Олафа, объявляют изменником, укладывают на бревно головой в мою сторону… удар палаческой секиры, и голова, вращаясь волчком, летит в мою сторону… Как тогда, на речке Волчанке под Киевом, в первый мой день в этом мире...

Тогда я свалился об обморок. Неготов был. А теперь… ничего… только зубы звенят. Теперь-то я знаю, что полёт свежеотрубленной головы - неотъемлемая часть здешнего пейзажа. Не повседневно, но регулярно и повсеместно.

«Отболела ты, его головушка.

Отболела голова».

Парни берут шесты и потихоньку, чтобы не наскочить на берег мелкой и узкой Брды, проталкивают плот. Вниз, к Висле.

А в небе над нами, над городом, над утопленном в крови лужком, над плывущем по речке «викинго-могильником», крутится уже, непрерывно вопя и гадя, чёрная туча воронья.

«вранье вече жрало» - сбылась мечта настоящего викинга, отожрутся вороны на свежей падали.

Местные плотники связали крепкий плот. Его вынесло в море.

«По морям, по волнам. Нынче здесь, завтра к вам».

Сперва над плотом кружило вороньё. Потом ворон прогнали чайки. Громкие вопли жадных прожорливых птиц далеко разносились над волнами, оповещая случайных мореплавателей о редкостном зрелище. Плоть казнённых было съедена. Птички ухитрялись выесть мозги через глазницы.

Осенью плот протащило вёрст тридцать по довольно узкому заливу к Норрчёпингу, где и выбросило на берег.

«Тятя, тятя! Наше море принесло нам мертвеца!».

Много. Мертвецов.

Утаить находку невозможно, кто там - местные знали. Да и характерная огненно-рыжая коса, привязанная к столбу, всё ещё держала череп Гудлейк.

Сокровищ на плоту, к разочарованию местных, не было. Но местный лендерман сообразил:

- А не продать ли останки Дермодавссону?

«Береговое право»: всё, что море принесло - принадлежит владельцу берега. А своё можно продать. Пусть оно и состоит из обглоданных черепов.

Старый Дермодавссон совершенно расхворался, узнав о гибели своих людей, корабля, дочери. А главное: обоих сыновей. Которых сам послал в поход.

Приехал, привёз выкуп за останки. Из-за слабости не смог отказать и взял с собой бабушку Гуннхилд. А, может, она сама прилетела. По небу. Там недалеко. Она ж валькирия. Дева-воительница. Как дева она давно уже... не. Как воительница - вообще никогда… А вот устроить кровавую ссору, как часто в историях скальдов - вполне.

Ссора удалась: местный лендерман психанул и перебил всех приезжих, включая Дерьмодавссона, но исключая Гуннхильд. Та успела проклясть присутствующих и сбежать. Лендерман подумал, вспомнил старое правило: лучший способ освободиться от проклятия - убить ведьму. Оценил беззащитность Нючёпинга после потери стольких бойцов. И отправился с ответным визитом.

Поместье было ограблено и сожжено в лучших традициях викингов. Гуннхильд задохнулась в дыму, обошлось без «блистающих ран».

Победоносное возвращение в Норрчёпинг было испорчено карателями Сверкссонов: явились мстить за своего вассала.

«Родной» конунг Эрикссон был занят, поэтому призвали на помощь родственников-гётов с Готланда. Которые больно побили свеев.

Столетием раньше ополчения скандинавов оцениваются так: Швеция - 280 кораблей (10 тыс. воинов), Норвегия - 311/11 тыс., Дания - 1100/40 тыс. Обиженные Сверкссоны собрали флот в четверть общенационального и напали на Готланд.

Ничего нового, обычный здешний образ жизни, мелкая межплеменная война в эпоху ранней государственности. Именно в это и мечтают попасть множество моих современников-попандопул.

Мелочь мелкая: на Балтике уже окреп новый хищник.

Готландцы кинулись к графу Рюгена. Который князь Михалко. У него мощная дружина, обеспечиваемая трофеями из Щетинья, выкупом из Волина, успехами восточно-западной южной балтийской торговли. И два моих «шилохвоста».

К сожалению (или наоборот), Михалко опоздал: свеи перебили кучу народу, разорили остров и, приобретя громкую славу и богатую добычу, оправились восвояси. До своясей дошли очень не все: подоспели «шилохвосты».

Корабли догнали свейские драккары и кнорры, и дистанционно, без абордажа с мечным боем, сожгли бОльшую часть кораблей противника. А чего ж нет? - Они ж не за добычу или славу воюют, а за присягу.

Когда знаешь, что добычи не будет, а свою голову можно потерять, то лезть на чужой борт не интересно. Гори оно огнём.

Готландцы, разорённые набегом, избрали ярлом Михалко. Довольно дружно: «очень кушать хочется» - запасы продовольствия на зиму погибли. Островитян ожидало обычное следствие близкого знакомства с викингами - массовая голодная смерть. А у Михалко есть хлеб.

Вмешательство «третьей силы» остановило объединение свеев и гётов под любой династией. Конунги смирились с этим не сразу.

Конунги воевали, скальды воспевали, хускарлы резались, бонды разорялись, страна пустела. А всего-то одна полусумасшедшая бабушка Гуннхильд, возомнившая себя валькирией, вырастила идеальную, на её взгляд, внучку, насквозь пропитанную скальдическими висами и драпами. Ну и я чуток поучаствовал.

Они всё сделали сами. Сами столетиями выращивали викингов, сами воспевали это ворьё. Сами превратили эту девочку, Гудлейк, в свихнувшуюся машину убийств. И никто ту бабульку-валькирию не остановил! Всё хорошо! Правильно говорит!

«Возлюби ближнего своего. А то придёт дальний и больно полюбит обоих». Это и случилось: к гётам и свеям пришёл Михаил Юрьевич.

(Конец)