Аннит как венец эволюции :)

На флешмоб Некто Нечто о большущих существах нашего творчества:

Таковые у меня есть, в виде незабвенного Аннита О. из "Детей Бесконечности":

Очнувшись, Лэйми ошалело помотал головой. Первое, что он увидел, – полупрозрачная, словно из темного стекла, звезда, пронизанная сложнейшей сетью темно-голубых прожилок, сходившихся в девяносто шесть светящихся тускло-серебристых сфер. Она висела на фоне черного, с редкими звездами, неба, над какой-то безжизненной – у неё даже атмосферы не было – планетой.
Вдали едва виднелись крохотные сферы других планет, явно столь же мертвых – и всё это тускло освещала веретенообразная полоса мертвенного, сине-фиолетового огня, от которой вверх и вниз шли того же цвета туманные факелы, постепенно тающие в пустоте.
– Что это? – спросил он.
– Сайэр, – ответил Охэйо. – Точка Опоры. Одна из тех штуковин, что управляют здесь физикой. В общем, это что-то вроде машин Кунха, только гораздо меньше, всё же. Мне проще прыгать прямо к ним.
– Надеюсь, здесь никто не будет гоняться за нами, как за гостями подозрительными и незваными? – спросил Лэйми.
Охэйо засмеялся.
– Нет. Если за нами кто и будет тут бегать, то единственно из любопытства. Не больше.
Лэйми выбрался из «саркофага», спрыгнул на пол. С наслаждением потянулся, вновь помотал головой. Во время прыжка он, казалось, рассыпался на триллионы отражений себя – и совсем не был уверен, что они все собрались воедино...
– А что вообще это за место? – спросил он. – Как оно устроено?
– В общих чертах – так же, как и наша родная вселенная: три браны, параллельных друг другу в объемлющем пространстве. Средняя из них – этот вот обычный мир, верхняя, разумеется, Свет, а нижняя – Тьма, Море Возможностей. Из него, с помощью Воли и Представления, можно извлечь, в сущности, всё, что угодно. Ну, ещё её можно представить, как некое особое пространство, перпендикулярное обычному, в котором возможности Воли и Представления возрастают. Или даже как бесконечный ряд вселенных, в которых возможности Воли и Представления возрастают, – но возрастают и случайные, скажем так, их колебания.
Лэйми вновь недовольно помотал головой.
– А понятнее нельзя? Откуда всё это?
Охэйо вздохнул.
– Почему, можно. В конце... да, в самом конце своей... своей обычной истории я нырнул в объемлющее пространство и полетел к Краю – к Границе Возможностей. В теории, это должно было занять бесконечное время, но, так как скорость моя постоянно росла, росло и замедление времени, тоже, в теории, бесконечное. В общем, для меня этот полет занял около двадцати семи лет, на самом деле, довольно-таки скучных... Потом... ну, корабль там, конечно, разнесло даже не на атомы, а на кванты. Никакое существо не смогло бы там выжить. Но я же сарьют, как ты помнишь. Независимое свободное сознание. Безмассовое. Безэнергетическое. Само по себе это, наверное, ничего бы не дало, но у меня была уже... своя математика. Потенциально – даже не целая отдельная вселенная, а целый Мультиверс. Потом... ну, на твоем уровне это будет сложновато объяснить. Как бы то ни было, вселенная, определенно, получилась, причем, даже не одна, а почти бесконечное количество параллельных, с плавно изменяющимися свойствами. Эта вот, опорная, безупречно логична и физична. Другие становятся... более магичными, постепенно превращаются в инфорет, потом в иллюзию – и в хаос, наконец.
– А с другой стороны? – спросил Лэйми.
– А с другой стороны – пространство постепенно превращается в абсолютно твердый кристалл, в котором нет никакого движения – и времени, наконец.
– И это – Свет? – с сомнением спросил Лэйми.
Охэйо пожал плечами.
– Ну, надо же было как-то это всё назвать... Свет и Тьма – не в смысле «хорошо» и «плохо», разумеется. Скорее, в смысле «порядок» и «хаос». В каком-то смысле это я сам – только бесконечно увеличенный. Сами по себе эти вселенные от меня совершенно независимы, конечно. Есть ли я в них, нет ли – от этого им ни тепло, ни холодно. Это парадокс Анмая, знаешь ли: творение совершенно несоразмерно творцу. В том плане, что оно почти бесконечно больше, и сохраняет лишь какие-то отдельные его черты.
– Ну, хорошо, – Лэйми вздохнул. Он стеснялся задать следующий вопрос – хотя и понимал, что должен был задать его ещё в самом начале. Но теперь этого уже никак не получалось избежать. – А что представляешь собой ты? – наконец спросил он.
Охэйо хмуро взглянул на него. Что-то в его лице неуловимо изменилось – в один миг оно стало холодным и чужим. Каким-то... бесстрастным.
– Ну что ж, наверное, я должен был сразу сказать это... Думаю, ты уже понял, что история про эту вот проекцию, которая и есть верховный разум – это сказки. На самом деле – она думает, что она разум, со всеми фокусами, вроде ускорения… а реально есть более высокий уровень, который сознательно всё это контролирует. И он уже... не очень человеческий. Вот у Анхелы структура разума другая – у нее именно психоматрицы проекций всем управляют. У меня структура разума... обратная. Такая схема… как раз С-Ц её… не любит. Даже несмотря на то, что это позволило бы развиваться быстрее.
– Как раз потому, что там дикий ИИ получается? – спросил Лэйми. Сейчас он чувствовал себя... довольно неуютно. Он с самого начала понимал, что Охэйо изменился – но даже и представить не мог, насколько...
– Как раз потому, что Командором это считается очень быстрым путем утраты человечности. И Мроо, в начале их пути, – как раз перешли эту границу. Изменились ли мнения с момента создания Станции – Анхеле не ясно.
– Так ты уже не человек? – Лэйми поёжился.
Охэйо моргнул... и вернулся, что ли?
– Почему? Человек. Точно такой же, как и ты. Но – уже очень малой частью. Очень малой. Так что имперские товарищи были, в общем, совершенно правы. Просто они, как та знаменитая машина, приняли показатели, уходящие за верхний край заданного диапазона, уходящими за нижний.
– То есть, приняли сверхчеловека за недочеловека? – насмешливо спросил Лэйми.
Охэйо недовольно фыркнул.
– Ну, примерно так... Хотя, по мне, что «сверхчеловек», что «недочеловек» звучит одинаково глупо. Разве на свете есть только хорошие яблоки и гнилые яблоки, разве не существует ещё огромный класс плодов?..
– И кто же ты тогда? – спросил Лэйми. – Груша? Тыква? Огурец? Банан, быть может?
Охэйо вновь фыркнул.
– Если говорить в такой системе координат – то целый тропический лес, наверное. С горами, реками, туманами, массой зверья, птиц, рыб и всевозможными плодами... Так будет точно – ну, относительно.
– А это не слишком... хвастливо?
Охэйо насмешливо взглянул на него.
– По мне – так в самый раз, друг. И, знаешь, такое сознание – это далеко не одни плюшки. Когда ты видишь ВСЕ последствия каждого своего решения, даже самые смутные и отдаленные... не хочется вообще ничего делать. Только сидеть и медитировать на неизменность бытия. А это вообще-то смерть, знаешь ли.
– Это получается, что сознание подлинно великое ничего не будет делать, а только сомневаться? Думать, с чего же начать? – спросил Лэйми.
– Угу, – Охэйо улыбнулся. – Колеблюсь – значит, существую! Или даже «колебания – это звучит гордо!»
Лэйми вновь помотал головой.
– Всё же... с кем я сейчас говорю? С настоящим Охэйо? С куклой? С аватаром? С имитацией?
Охэйо вздохнул.
– С аватаром, если тебе так удобнее... Их много, на самом-то деле. И достаточно разных. Потому что много дел, и много мест, требующих... личного присутствия. И много параллельных потоков мышления. На самом деле достаточно различных. Даже очень различных. И много языков мышления. Это очень удобно... на определенном уровне.
Лэйми опустил глаза.
– Я уже не вполне могу понять это... Ладно – разные потоки мышления. Но – разные языки? Зачем?
– Ну, хотя бы потому, что мне приходится общаться с очень разными существами, для начала. И думать на разных языках. Математику и музыку описывают разные языки, не так ли? Могут быть разные языки для тоски и радости, для мечты и грусти. Конечно, точный перевод между ними невозможен, но в этом и суть: из неясностей рождаются новый смыслы. И точность описания чего-то требует именно разных языков. А сравнение этих описаний всегда дает много больше, чем только исходный образ. Вот так, примерно, оно всё и работает.
– Тогда у симайа тоже минимум два языка должно быть, – вклинился тезка. – Один военный/рабочий, просто для передачи точной информации – и художественный, для гона, травли и вранья. И они будут трепаться на обоих сразу, – вот для чего им суб-личности и параллельные сознания нужны.
– Ну, идею суб-личностей не я всё же придумал, – ответил Охэйо. – И они нужны именно для разности потенциалов, так сказать, и для разнообразия. Вайми недаром по этому вот пути дальше всех продвинулся. У него с «детским сознанием» всё совершенно в порядке. А его умение к каждой мелочи по своей мифологии приделывать приобретает в этом свете особое значение: если хотим быть Творцами – не стесняемся быть детьми, и не стесняемся нашего мифологического сознания.
– Это да, – сказала Ксетрайа. – Похоже, что чем более «детская» личность внутри себя – тем более она творческая. Далее мы логично приходим к совмещению принципиально разных типов логики и мышления в одном существе. И к бесконечному диалогу между ними.
Лэйми вновь яростно помотал головой. Ему показалось, что все трое заговорили вдруг на каком-то, совершенно незнакомом языке.
– Так. Стоп, люди. О чем это вообще вы?
Охэйо улыбнулся.
– О творчестве, Лэйми, о творчестве. О том, что у каждой буквально мысли у нас есть отражения – почти похожие, отчасти похожие и совсем не похожие. Мысли-сказки, мысли-мифы, мысли-духи. Да, в каком-то смысле это детское мышление – которое не описывает реальность, а дополняет её. И у нас один мотив – не одна мысль, а целое облако их, и, просто смещая «точку фокуса» можно вылавливать из него новые смыслы.
– Отец говорит, – вдруг сказала Ахана, – что тут сильно проще нырнуть в океан Хиггса, где бушует шторм сознаний, возможностей, самоорганизаций – и тащить оттуда всё, что само по себе не может прийти в голову. И у него есть ментальный локатор, не только способный находить цивилизации на расстоянии миллиардов световых лет, но и способный составить общее о них представление. Как ни странно, принцип действия там примерно тот же: погружение в океан Хиггса. Только смотрим не вглубь, а, так сказать, в стороны.
– Я, кстати, там был, – сказал Лэйми. – С Анмаем. Но ни новых смыслов, ни новых рас не увидел.
– У тебя, прости, пока не тот масштаб сознания для этого, – ответил Охэйо. – Нечем сложить мозаику, проще говоря. А так-то образы из океана Хиггса тащить – оно сильно продуктивней, конечно... Но и намного опаснее: океан Хиггса – это воплощенный Хаос, и смотреть в него долго нельзя: само сознание понемногу разрушается. При многоконтурной схеме с множеством параллельных потоков оно не так критично, разумеется, – но тут уже проблема, что в обе стороны идет воздействие... И уже бывает непонятно – то ли ты берешь оттуда образы, то ли океан Хиггса из тебя... А мысли там могут быть вполне материальны. Все, даже совсем нехорошие. И улетит – не поймаешь. Разве что сильно потом уже вновь где-то наткнешься и удивишься. Принцип неопределенности никто не отменял ведь. А и-линн в подходящих условиях – очень даже быстро размножаются, взять хоть Найнер тот же для примера...
– Кстати, а как Анмай это делал-то? – спросил Лэйми. – Менял мою структуру под квантовый масштаб?
– Он ничего не менял, – ответил Охэйо. – Структура-то у вас, в общем, одинаковая, разница тут лишь в размере, – а настраивал твои... ну, ощущала на восприятие структур наимельчайших. В принципе-то ты и сам можешь это делать, угу – если научишься. Но вообще-то твой дар – усиление чужих способностей. Чего в данном случае, однако, оказалось недостаточно. Должно быть, коллектив был мал. Надо будет пригласить Хьютай и самого Вайми до кучи, и попробовать ещё раз заглянуть за уровень изменения математик... если там, конечно, вообще что-то есть.
– Значит, этот «уровень изменения математик» есть Абсолютный Хаос, в коем вывести никаких закономерностей уже совершенно невозможно? – спросил Лэйми.
Охэйо улыбнулся.
– Примерно. В этом Мультиверсе математика везде одна, а всевозможные отклонения, – это частные варианты теории. И конкретная физика зависит от конкретной геометрии метрики – какие измерения и сколько там свернуты, и на каких масштабах. И туда вполне можно попасть – с помощью законов, общих для всех этих вселенных. По крайней мере, тут есть объемлющее пространство, из которого другие вселенные вполне себе наблюдаемы и могут быть выбраны. Но  мне куда как более интересны ДРУГИЕ математики, на которых физически строятся максимально сложные структуры.
– Угу – а как тогда туда попасть?
– Элементарно, Лэйми: меняем собственную математическую структуру на нужную – и мы уже там. Единственная маленькая, но противная проблема – для таких вот фокусов надо быть Создателем Звезд, Спящим, или кем-то вроде, то есть, способным изменять свою суть совершенно, оставаясь при этом собой. Короче говоря, иметь какие угодно версии собственного прошлого, вовсе их не иметь, иметь, и, вместе с тем, не иметь – то есть, быть всемогущим.
– А разве вы уже не всемогущие?
– Нуу, если на Вайми посмотреть, он может, например, произвольно менять своё прошлое, хотя обычно он так не делает. Зато я могу включать в свою личность все параллельные варианты себя. Правда, открыть тебе мой внутренний мир становится, отчасти, трудновато...
– То есть, Вайми, в каком-то смысле, сам создал себя? – недоуменно спросил Лэйми.
– Ну, он говорит, что заделался Творцом, сотворив ту самую Вселенную, в которой сам родился. Сиречь, не рождался он сам никогда, а что его рождением именуют, – то лишь иллюзия, временной ограниченностью порожденная, – Охэйо улыбнулся. – Временные координаты для него так же доступны, как и пространственные, а значит, говорить о рождении или смерти просто нет смысла – для Вайми эти даты означают лишь границы собственного бытия, и не более.
Лэйми сел, прямо на пол, скрестив босые ноги и закрыв глаза.
– Что-то у меня голова вдруг закружилась... – туманно сообщил он. – Как вы вообще это делаете?
– Эффекторы обвеса могут, в принципе, всё: сдвиг или реструктуризацию масс до планетарных масштабов, превращения элементов и полное превращение материи в энергию, энергию в материю, – и всё это без наличия видимых технологических устройств, – пояснил Охэйо. – Они работают на суб-кварковом уровне, на уровне суперструн и квантовой пены. Эффекторы как таковые состоят из стоячих волн в суперструнной подструктуре пространства-времени, и носитель контролирует их через сигналы стабилизированных йокто-червоточин в квантовом вакууме. Контролируя и манипулируя структурой и «вибрацией» суперструн носитель может манипулировать материей и энергией в макромасштабе и без использования посреднических устройств. Метрика в этом плане податлива и хорошо поддается изменению. Ну, это типа как краски в воду плюхнуть.
– Тогда уж пластилин лепить, – сказала Ахана. – А то воду от краски фильтровать тяжеловато, зато вот загадить легко.
– Ну так оно и есть же, – улыбнулся Охэйо. – Загадить очень легко, недаром же кое-где квантовое вырождение периодически случается, и разные прочие свинства. Ничего не поделаешь, – где розы, там и шипы. По крайней мере, во вселенной файа так. В других-то что угодно может быть. Хоть пластилин, хоть алмаз, хоть идеальный газ вообще.
– Нет, я не о том, – сказал Лэйми, по-прежнему не открывая глаз. Голова у него сейчас кружилась, он чувствовал себя как-то странно: словно он узнает сейчас главную тайну бытия. А впрочем – почему это «словно»?.. – Вот ты, Аннит Охэйо анта Хилайа. Что ты представляешь собой, так сказать, физически? Не только это вот тело – а в целом?
Охэйо вздохнул и тоже сел на пол напротив – Лэйми ощутил слабое тепло его тела.
– Знаешь, это не так-то просто объяснить. Что тебя вообще интересует? Размер? Мощность? Как всё это выглядит, так сказать, снаружи?
– Всё сразу, – улыбнулся Лэйми.
– Ну вот, смотри... – и Лэйми, не открывая глаз, увидел бархатно-черную сферу, повисшую в пустоте, облепленную другими, всё меньшими, сидящими друг на друге в какой-то неравномерной, непонятной гармонии. Мертвенно-синее сияние обрамляло их, мягко растворяясь в пустоте, пронизывая себя спутанными, ажурными нитями, – они тянулись в бесконечность, образуя немыслимо сложный узор. В них запуталось множество светящихся тускло-серебристых сфер, похожих на луны, – больших и столь крошечных, что они едва были заметны. – Это моя вселенная-носитель, так сказать, изнутри. Снаружи её нельзя показать, конечно... Это вот – главная мыслящая суперструктура. Она не из материи, понятно... Можно сказать, что это – разные виды вакуума. Кристаллизованного, жидкого, сгущенного – хотя всё это чисто условно, конечно... И таких вот вычислительных вселенных... много. Собственно, столько же, сколько тут вот – обычных вселенных, самых разных... Я уже говорил тебе, что они очень различаются? Ну вот, все они связаны порталами. Друг с другом и с этими обычными вселенными с разными видами вакуума – от абсолютно твердого, до абсолютно хаотичного. И в каждой из вселенных-носителей они присутствуют все. В различных, динамических, конечно, сочетаниях. Можно сказать, что из этих видов вакуума строится компьютер – но такой, где полупроводник имеет не два состояния, а почти бесконечное их множество... что очень сильно всё упрощает, на самом-то деле. По крайней мере, в смысле компактности. Энергия тут берется из фазовых переходов, за счет того, что вакуум разупорядочивается, так что общий её объем ограничен – но он очень, очень большой... Сверх того, тут ещё есть Сайэр, есть их общий центр управления – ты его уже видел, кстати, тот черный шар... Ну вот, всё это вместе – и есть я.

С другой стороны, товарищ Анхиз ещё больше :)