Сгущенка

Настоящее сгущенное молоко делалось по ГОСТ 2903-78. Создателями продукта является американец Борден и девятнадцатый век. Слово «Сгущёнка» на банке гарантирует потребителю изрядную долю чего угодно, кроме самого сгущенного молока. Но это вовсе не так важно.

            Дизайн советской банки со сгущенкой, вмещавшей в себя триста двадцать миллилитров и четыреста грамм готового продукта, используется до сих пор. Голубовато-сине-белая картинка узнается всеми, включая миллениалов и либералов. Говорит ли это о качестве, пусть даже и брендов СССР, непонятно, но этикетку знают все. 

            Сгущенку очень не любят сторонники декоммунизации и демократии. И еще, почему-то, любители переосмысления войны и взглядов ее участников. Этим сгуха вообще поперек горла. Торчит где-то между «достали своим дешевым бруталом, ни разу не воевав» и «в войнушку не наигрались». Если нелюбителям СССР мне сказать особо нечего, то вторым всегда есть. 

            Все очень просто. Вкус сгущенки – это вкус покоя. Эту банку вскрывали не просто, чтобы пожрать, а когда могли сесть и вдумчиво слопать ее ложками на троих. Иногда на четверых. Редко вдвоем. В одиночку жрать сгуху – тупо чуханство и крысятничество, это все знают. Все, служившие в девяностых на просторах умершего Союза. 

            Она никогда не елась в удовольствие, если неспокойно. На войне это понимаешь также, как крысы знают время, когда пора валить с корабля, как женщины вдруг понимают беременность без всяких тестов, а матери знают о проблемах детей раньше их самих. Ты тупо чуешь тишину и покой, знаешь, что не будет стрельбы или разрывов. Нам не выдавали наркомовские сто грамм, нам вообще не полагалось пить. Да и бухать на позициях можно только по дурости или совершенно, в конец, охренев. 

            А вот ее, сладкую и тягучую, доставалось и открывалось. Она становилась чем-то большим обычных консервов, дарила немного добра, пока сахар растворялся во рту и мысли сами собой оказывались дома. О чем думает солдат, не зная завтрашнего дня и засыпая в обнимку со стволом? О бабах, гражданке или любимой музыке? Не без того. Но дом всегда на первом месте. Дом, вечерний чай, праздник, когда мама или бабушка делала торт и в крем добавляла сгущенку. Или делали торт из нее самой, вываривая два часа прямо в банке, когда та иногда стреляла, превращая кухню в сюрреализм коричневых тягуче-сладких соплей. 

            Мне как-то, едучи в охранении продсклада, довелось увидеть дивное чудо. Я видел Пряника, чьего имени уже не помню, щекасто-губатого тульского Пряника, сидевшего напротив и творившего чад кутежа. Поль Бокюз, Джейми Оливер и Александр Селезнев покончили бы свое существование харакири сырным ножом или сожрав фугу, увидев его в тот момент. 

            Пряник, прикинув все расстояние от Гудермеса до Аргуна, отсутствие остановок и безнаказанность, творил форменное непотребство. Вскрыл банку яблочного сока, винницкую тушенку, палку колбасы и круг российского сыра. Он ел, пил, снова ел, запивал и вздыхал, явно прикидывая весь размер своего желудка и расстраиваясь этому. Гаргантюа отдыхал рядом с ним, радостно дувшим сок из Волжского. И, покраснев и слив остатки банки в фляжку, Пряник решился на десерт.

            На печенье его не хватило, но вот банка, голубовато-сине-белая банка сгущенки была вскрыта и выпита в три могучих глотка. И только после этого, довольный и красно-блестящий, Пряник вздохнул и вернулся к службе. 

            И такого счастья, как в его наивно-детском взгляде, потом почти не встречал. От еды, в смысле. 

            Мы вынесли с собой два вещмешка, битком набитые банками и остальным, а шесть литров сока нагло блестели в снятых касках. Лейтенант, решивший возмутиться, скрипнул зубами, глядя на оторванную и предъявленную этикетку от мешка с гречкой. Он продал три на рынке Гудермеса и не стал качать права. Наша противотанковая батарея получила небольшой запас еды и когда мы пили чай ночью, сидя в одном из зданий Аргун-Энерго, в двух котелках переливалась белым она, сгущенка. 

            Мы были молоды, чуть глупы, немного наглы и самоуверенны, война казалась старой знакомой, а Расул, очень любивший макать в нее хлеб, тогда еще был жив. Он, хитрый тощий башкир, умел быть благодарным. И сунул мне, перед сном, потрепанный «Молот Люцифера». 

            Так что, сгущенка, это не просто молочные консервы с сахаром.