Семик
Автор: Оксана ТокареваВ этом году Троицкая неделя совпала с Днем летнего солнцестояния, когда отмечалась языческая Купала. А в четверг перед Троицей отмечали русальский праздник Семик, о котором в моих работах написано немало, как и про Купалу.
Именно На Семик происходит первая встреча Ланы с Михаилом и Андреем-Яромиром в работах "Дочь Водяного" и "Лана из Змейгорода". Только этот эпизод описан в работах от лица разных героев.
Михаил пока не собирался духам мешать. Знал, что конец весны для них горячее время. Они и так в эту пору колобродят всю ночь, охраняя от заморозков цветы и травы, баюкая детенышей, сберегая яйца в гнездах. Впрочем, сегодня духи отдыхали и резвились не хуже птиц и лягушек. Весело водили круги и заплетали немыслимые плетни в воздухе и на берегу среди осота и вьюнка. Уж больно заповедные стояли дни. Шла предшествующая Троице гряная неделя, и нынешней ночью со среды на четверг как раз отмечался русалочий праздник Семик. В старые времена в этот день землепашцы, призвав деревенских волхвов, возносили моление о дожде, а их дочери и жены, собравшись на речном берегу, кружились в хороводе, прося милости у хранительниц вод русалок.
Говорили, что вдругоряд и русалки выходили из воды, чтобы присоединиться к девичьему хороводу, нарядными лентами березу завить и поиграть между древесных стволов с ражими парнями в горелки. После таких плясок да игрищ веселых и появлялись сказки о царевнах в лягушачьей шкурке, от взмаха рукавов которых образуются озера с лебедями и звезды пляшут на небе.
Про царевен Михаил не ведал. Сам не видел, а врать не привык, а вот русалку-Хранительницу на берегу реки вблизи стационара биологов в священный Семик застал. Занятому лягушками Андрею, как и любому человеку непосвященному, представлялась она облаком легкого тумана, окутавшего реку зыбким газовым покрывалом, более воздушным, нежели летящий тюник балетной примы. Михаил же различал во мраке светлые, как липовый мед, струящиеся водопадом волосы, молочную кипень праздничной расшитой рубахи, загадочные зовущие глаза на прекрасном лице.
Хранительница плясала над водой, кружась в хороводе с девами ручьев и лесными мавками. Ни одна из земных танцовщиц не сумела бы повторить эту чарующую дивную пляску, от которой кровь быстрее бежала в жилах, а низ живота набухал жаром. И если бы не дедова дудочка, обжигавшая грудь предостережением, пустился бы Михаил вброд или вплавь, пытаясь добраться до девы. Другое дело, что Хранительница, в упор не замечая его, смотрела на забравшегося в реку почти что по пояс Андрея
С нашими чиновниками говорить бесполезно, — в один из приездов на биостанцию делился с друзьями Андрей. — Попробую привлечь к проблеме внимание столичной прессы.
Лана его только пожалела, но приезда журналиста ждала с интересом. Неужели человеку, владеющему словом, удастся что-нибудь изменить? Когда же он приехал, такой же молодой как Андрей, высокий, беловолосый и сухощавый, она в нем безошибочно признала одного из потомков Медведко, сильного шамана, хотя и не прошедшего посвящения. В отличие от своего спутника столичный гость, которого звали Михаилом, сразу ее увидел, и искренний восторг в его взгляде согрел немного тщеславной мыслью о том, что она еще может воспламенять мужские сердца.
И хотя на Семик Лана беззаботно плясала под его вещую дудочку вместе с празднующими начало лета духами, она бы предпочла, чтобы наигрыш ей сыграл тот другой, а еще лучше подхватил ее и увлек в круг зажигательной пляски, раз уж в небо вдвоем им подняться уже не судьба. Но Андрей, хоть и стоял рядом, а с упоением наблюдал за брачными играми лягушек и, конечно, не видел, как к Лане подбирается Хозяин Нави.\
В работе "Царевна-лягушка для герпетолога" Купала вроде бы показана в сценическом воплощении, но именно во время этого представления происходит один из наиболее драматичных моментов в работе.
Мы с хором готовили Купалу, и этой же идеей загорелся руководитель ансамбля. Тем более что Константин Щаславич просил уважить каких-то солидных англичан.
«На гряной неделе русалки сидели», – вытягивали мы с девчонками на брянский напев, сняв пояса, распустив волосы и украсив их венками из искусственных цветов. Потом эти бутафорские цветы долго напоминали мне кладбище.
Василиса-Русалка стояла особняком в белой посконной рубахе-исцельнице, отличающейся от наших алых купальских не только цветом, но и отделкой. Понятно, что на вертикальных кроснах холстину для нее никто не ткал, да и широкие, длинные, точно лебяжьи крылья, рукава только выглядели цельнокроеными. И на наших рубахах вышивки заменяла купленная в оптовом магазине тесьма. Да и плясали мы не у священных ракит, а возле декоративного пруда с карпами в фешенебельном загородном парк-отеле. А костер, в который по сценарию превращалась Русалка, вообще работал на батарейках.
Вот только Василиса, заламывавшая в кругу опутанные веревками руки, белее посконной рубахи, с рассыпавшимися по плечам пламеневшими купальским костром волосами, выглядела совершено взаправдашней жертвой. И не ярому Солнцу, для которого языческие предки приводили на Купалу невест, а хозяину Нижнего мира Велесу Ящеру или Морскому царю. И плясала она в центре круга, глядя поверх наших голов в закатные небеса, точно в последний раз.
– Девочки, никто не видел Василису? – хватились мы после выступления.
И растерянно замолчали, глядя друг на друга. И вроде бы в тот момент, когда на Русалка-жертва превращалась в костер, я, Валентайн и Лера, плясавшие в центре круга, переодели Васю в алую купальскую рубаху. По сценарию Русалка, незаметная для зрителей, занимала место среди других участниц хоровода, как делали еще в старину во время купальских игрищ, когда человеческую жертву заменили брага и каравай. Но куда она делась потом? Тем более, сумка и все ее вещи, включая телефон и одежду, остались в артистической.