"Антихрист" Ницше

1. Сейчас будут цифры.

На пробу я раскидал начало текста на три подборки: логически обоснованные утверждения наподобие «поскольку…следовательно», аксиоматика без обоснований и всё остальное. При анализе никак не учитывалось, какие новые термины или положения вводит автор, если они не были сформулированы как аксиомы или обоснования. Они всё равно шли в осадок. Туда же отправились повторы одной и той же аксиомы разными словами, а также «постулаты» в виде обзывашек идейных оппонентов.

Клеветничество и неточности не влияли на распределение.

Процент осадка: 14849/16995 *100 = 87,3%

Большая часть выбранного пошла в аксиомы. Очень содержательно, спасибо, Фридрих. Отличный способ запутать читателя и сокрыть даже от самого себя прорехи и недостатки в логике за счёт экзальтации. Дёмдальш.

Но раз уж я это прочитал, то…

Не удовлетворённость, но стремление к власти, не мир вообще,  но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от моралина).

Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно ещё помочь в этом.

2. Сейчас будет словоблудие.

Некоторые цитаты из осадка:

В конце концов, с известной долей справедливости можно бы было спросить себя: не эстетический ли вкус удерживал человечество в столь длительной слепоте? Оно требовало от истины живописного эффекта, оно требовало и от познающего, чтобы он сильно действовал на чувство.

Занимательно, как Ницше клеймит эстетику, но при этом возносит Ренессанс, и сам пользуется эстетикой куда активнее, чем логикой — просто у него применена робкая, нарождающаяся эстетика отвратительного: «божьи индюки», «роковой паук» итд. (Конечно, в плане отвратительного это сейчас неинтересно). Именно за счёт эстетики, кучи эпитетов, нарастился текстовый корпус осадка и получилась из нескольких небольших размышлений — целая книжица.

Размышлений — или даже переживаний. Потому что Ницше строит свои рассуждения именно на основе аксиоматики. Где он её взял? Почему утверждает, что его «В» лучше, выше, человечнее христианского «Б»? Потому что оно где-то в чём-то похоже на дохристианское локальное «А» книги Ману? Но к ней автор обращается только в одном месте. Нет, дело всё-таки в его субъективных ощущениях себя как превосходного, более успешного, более счастливого.

Нет ничего более нездорового среди нашей нездоровой современности, как христианское сострадание. Здесь быть врачом, здесь быть неумолимым, здесь действовать ножом, — это надлежит нам, это наш род любви к человеку, с которой живем мы — философы, мы — гипербореи!

Итак, для создания сверхчеловека нам предлагают что-то отрезать у человека. Сверхчеловек менее функционален, чем его предшественник, значит.

Ницше не видит противоречия потому, что сострадание у него безусловно подразумевается искусственным конструктом — нашлёпкой, то ли изобретённой христианством, то ли им вскормленной. Он противопоставляет состраданию «здоровые инстинкты жизни» — т. е. сострадание является:

• больным
• не порождением инстинктов
• ведущим к смерти

По какой-то причине Ницше в момент написания заметок «Антихрист» не видел сострадание одной из составляющих в природе человеческой. У него вообще подобного не было в спектре доступных переживаний. Получается, вот это слепое пятно — исток его аксиоматики, отчего слепыми остались и логика, и эстетика текста.

Вот одна из аксиом:

Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства

Что на самом деле здесь написано? «Когда я сострадаю, то впадаю в депресняк и не могу ничего делать, ничего добиваться». Ницше всё время роняет вот это «я» и распространяет на «у всех и всегда».

Действительно ли перед нами универсальный, общечеловеческий опыт? С моим он, например, не совпадает.

Такой вот я беру, вглядываюсь в Ницше — и понимаю, что дяденька Фридрих на десятках страниц отказывает мне в существовании. Испепеляет саму возможность такому, как я — быть.

Просто потому, что ему померещилось что-то. Вот уверовал он, что сострадание неестественно и навязано христианством, а наличие у человека прям на физиологическом уровне кучи мимических реакций, связанных с вызыванием и проявлением сострадания, — это его не смущает.

Может, он их просто не распознавал или никогда не видел. Или забыл в пылу кайфа от самопревозношения.

Страшненько.

Фигура отдельно взятого Ницше вызывает страх не из-за ампутации чувств, видимой на нём. Мало кто боится инвалидов. Чем ресурснее человек, тем меньше у него подкожной тревоги, что придётся делить последний кусок хлеба с собратом, неспособным наработать новый. Инвалид вызывает лишь желание обеспечить ему протез и вернуть человеку хотя бы часть утраченных возможностей, а с ними — часть полноты жизни. У Ницше жутко то, как он наслаждается и ликует в своей ущербности, и разыскивает других из тех, кто готов превозносить ограниченность и насаждать её. (Словно некий фетишист, собирающий чатик по Katawa Shoujo, извините. «Давайте всем ножки отрежем, чтоб они были красивыми, как я! А кто не согласится, тот неудачник и подлежит смерти!» Вот что страшно-то — что один урод изуродует всех, как будто без того мало катастроф потери любимых людей и вещей!)

Жутко видеть, как человек все усилия своего разума и чувств прилагает к тому, чтобы не вознести себя, а изрезать ещё больше, да ещё добавить окружающим.

Было ли у Ницше сострадание в другие моменты, за пределами его занятий философией? Неизвестно. Легенда про туринскую лошадь, которую якобы били и за которую он вступился, ничем не подтверждается — известно лишь, что он вцепился объятьями в чьего-то коня и не отпускал его, так что пришлось его отдирать полицейским.

Мнение коня насчёт этой удушающей любви также не сообщается.

Страх перед человеком, способным убивать ради своих целей, не так велик, как перед глупым или безумным, который уничтожает других просто потому, что ему померещилось, или его развлекает вид умирающего.

Следующая цитата:

Все, что ощущает теолог как истинное, то должно быть ложным: в этом мы почти имеем критерий истины.

Что здесь по факту говорится? «Мои ощущения — мера всех вещей, его ощущения — мусор». А как же логика — почему? зачем? Не проведено даже чёткой связи с идеей из прошлых абзацев, где христианству приписывается возведение сострадания в добродетели.

Противоречий такого рода — мой вкус хорош, ваш плох и вас надо убивать — по всему «Антихристу» валом. В одном и том же тексте возносится ода Ренессансу, эстетике «гиперборейства», т. е. сверхчеловечности как её видит Ницше, льются возгласы, пышные сравнения, усиления, баттхёрт, десятки повторений одной и той же мысли — а затем…вот это

Все эти великие мечтатели и чудаки, вместе взятые, все они поступают, как бабенки: «прекрасные чувства» принимают они за аргументы

Я могу ещё долго лазить по тексту, опровергать постулаты Ницше о конкретных христианских цитатах, фыркать на то, как он путает изгибы протестантизма на местах с христианским учением в целом… Очень мило для человека, который вот только что прописал, что «обобщать плохо, обобщённое добро мертво», и не следует собственным словам… И таких противоречий по тексту десятки. В пассаже с ап. Павлом вырвана из контекста евангельская цитата. Там вообще смешной «мужики не нужны» момент — по Ницше, высшая форма отношения к человеку это цитата из Ману вида «девы полностью чисты, а остальные не полностью». Мужчине в чистоте отказано у Ницше, не ожидал такого радфемского перегиба.

…Так что получается, это от Ницше идёт атеистическая клевета «Библейский Бог ненавидит науку»? Та самая, которая тут же перекрывается их же собственным пониманием того, что информация вообще-то может менять мозги и вредить им: «изничтожить христианство, оно яд!». Ууу, как я много могу болтать про разницу между «наукой» и «познанием добра и зла», но пока ограничусь: здесь очередная подмена понятий.

Если уж говорить о грехе знания, то он к одному сводится.

Желание знать злое с одновременным отказом от знания блага. Но это история для совсем другой, по-настоящему личной заметки.

3. Сейчас будет кое-что особенное.

Цитата, по которой я вообще добрёл до этой книжки.

Царство Небесное принадлежит детям; вера, которая здесь заявляет о себе, не приобретается завоеванием; она тут, она означает возвращение к детству в области психического. — Такая вера не гневается, не порицает, не обороняет себя: она не приносит «меч», она не предчувствует, насколько она может сделаться началом разъединяющим. Она не нуждается в доказательствах ни чудом, ни наградой и обещанием, ни «даже писанием»: она сама всякое мгновение есть свое чудо, своя награда, свое доказательство, свое «Царство Божье». Эта вера даже не формулирует себя — она живет

Прекрасное описание самого краешка христианского состояния сознания, точное и тонкое.

Если бы Фридрих попробовал достичь подобного, он знал бы, что так порицаемые им телесные ограничения связаны с желанием сохранить тонус веры (что там с перегибами — другой вопрос). Он знал бы, что само проявление такого человека в обществе становится «мечом» и раздражает многих. А если такое дитя ещё и простые вопросы начнёт задавать, типа «почему вы так поступаете, вы что, друг друга не любите?» — у… Одни побьют его, другие вступятся (может быть) — вот и меч. Не отступился от внутреннего чувства правды, даже когда на колесование поволокли — вот и мученичество, которое в «Антихристе» презирается и обвиняется в бледной болезненности. Думаете, христианину перед казнью жизнь не мила? Мила, просто его высшая любовь ещё сильнее — не урезка чувств, а удвоенные чувства, превышение типичных проявлений жизненных сил, а не отрицание их.

Вообще, евангельские постулаты касаются часто не вещей и явлений, а связей между ними — влияний их на общую структуру мира, общества, индивидуума — одновременных проявлений и изменений по всей структуре. У Ницше нет понимания об этом, но таково следствие его собственного культурного контекста. Это сейчас нам, поколению интернетов и айти-проектирования, легко воспринимать подобное… Ницше не знал больше, чем предлагало ему полученное с детства воспитание, вскармливание картиной мира его окружения. С этой картиной Ницше боролся, потому что она была всем его миром. Но за пределы данного мира он так, по-видимому, и не вышел — и борьба не освободила, а пленила его. Возможно, из страха поражения он отдал борьбе все ресурсы любопытства.

Ни разу я ещё не видел убедительного аргумента за то, что христианская практика и вера мешают, а не помогают самореализации и яркости проявлений человека. Всякий раз в основе оказывается личное столкновение говорящего — с какими-то из лицемерных современников религиозного толка. Здесь по всему тексту та же история.

Что сказать о «детской вере», которую Ницше описывает, и по которой «Царствие Небесное внутри нас», как в Евангелии и сказано? В плане религии опции состояли из тогдашнего протестантизма и католицизма. Но в православии точно по сей день существуют описания подобного состояния равновесия на кончике иглы и научение ему как правильному.

Значит, изначальное христианство живо.

Просто Ницше не знал. Для него это опять же некий вид урезанного человека: «Подобные случаи замедленной зрелости и недоразвитого организма, как следствия дегенерации, известны по крайней мере физиологам. „

И некий вид внутреннего ощущения, то есть той же выдуманной заразы, в которой он ранее обвинил жрецов и святош:

«Царство Небесное» есть состояние сердца, а не что-либо, что «выше земли» или приходит «после смерти». В Евангелии недостает вообще понятия естественной смерти: смерть не мост, не переход, ее нет, ибо она принадлежит к совершенно иному, только кажущемуся, миру, имеющему лишь символическое значение. «Час смерти» не есть христианское понятие. «Час», время, физическая жизнь и ее кризисы совсем не существуют для учителя «благовестия»… «Царство Божье» не есть что-либо, что можно ожидать; оно не имеет «вчера» и не имеет «послезавтра», оно не приходит через «тысячу лет» — это есть опыт сердца; оно повсюду, оно нигде…»

Утверждение, одновременно совпадающее с христианским духовным опытом — и уклоняющееся от него.

Как так может быть? Есть множество состояний сердца или ума, короче психики. Целый ряд из них возносит человека, делает активным или объясняет ему: ты прекрасен, ты совершенство, ты любовь. Делает утончённым — и так далее. Субъективно изнутри такого состояния нет никакого способа определить, ЧТО оно означает в духовном плане. Пьян ты собой или жизнью, трезв жизнью или благодатью…

Значит, нужны критерии

• за пределами человеческого субъективного опыта
• за пределами личного самоощущения
• как можно более объективные, а следовательно — как можно более ёмкие

Эти критерии в христианстве называются заповедями и касаются действий — продукта как осознаваемых чувств, так и тех, на которые человек закрыл глаза, а они у него всё равно были. Чувства же определяют потенциал к действиям — и если кто-то хочет судить о внутреннем мире другого, то должен хотя бы знать обо всех возможных чувствах, иметь их своеобразную карту, а такой полноты восприятия наша цивилизация и культура не достигла, здесь уже мы сами — заложники текущей ограниченной картины мира…

Итак, у Ницше всё валидируется и оправдывается тем, что оно приятно, возвышающе ощущается. Опять же, он закован в свою уже сформированную картину мира — он скорее психолог, чем философ, поскольку не думает об абстракциях, не рассуждает за пределами чувственного опыта; не следит за чистотой логических выкладок, как делал бы словесный алгебраист. При этом автор постоянно исходит из личных догадок о том, как другие люди переживают святость, аскезу, любовь и т. п. У него нет даже чувственного опыта обо всём, что он описывает — только о части.

В «Антихристе» Ницше — не философ.




Чем тут закончить? Не знаю, так что кину моральку из собственного манямиркового опыта.

При средней степени горной болезни характерны неадекватность и состояние эйфории, которые в дальнейшем сменяются упадком сил и апатией. - https://orangeked.ru/blog/item/90-fizicheskaya-podgotovka

Забираясь на вершины с разреженным воздухом, не думайте о том, какой вы теперь классный. Лучше перепроверьте снаряжение. Всё ли вы взяли с собой сюда, или сидите голым и босым, «очистившись от всего»? Покалечиться, падая с метафорической горы, можно вполне реально. 

Так оказалось, что заявленная свобода ума сверхчеловека — очередное опьянение. Я потопал искать какую-нибудь другую свободу.