Стрёмно. Я в раздумьях

Рѣволюцiонно-космическiй паропанкъ

1.

По нiзколѣсью садит

Осѣннiй хлѣсткiй дождь.

А я сижу въ засадѣ – 

Врѣшь, контра, не уйдѣшь.

Б. Пастѣрнак

Сѣмѣнъ – на рысяхъ, потому что заданiя было срочнымъ, – въехалъ въ усадьбу съ двумя товарiщами: матросикомъ Лѣхой и еще однiмъ красноармѣйцѣмъ. Случившiяся поблизости прiказчикъ и дѣвка въ сарафанѣ пораскрывали ртъ, да такъ и остались стоять столбами.

Спѣшившись, красноармѣйцъ направились прямикомъ къ парадному входу. Быстро прошлѣпали по мраморнымъ ступѣнямъ и хотѣли ужѣ зайти, какъ навстрѣчу из тяжѣлыхъ двѣрѣй вышелъ и прѣградилъ дорогу прѣстарѣлый дворѣцкiй.

– Вы къ Ликсандру Игнатьичу? Какъ прiкажѣтѣ доложить?

Сѣмѣнъ отстранiлъ ѣго властнымъ движѣнiямъ – словно старiкъ и не вознiкалъ на пути:

– Да нiкакъ. Сами доложимся.

Дворѣцкiй задохнулся от обидъ и задрожалъ губами, но нѣзваные гости, нiкаго не спрашивая, ужѣ поднiмались по мраморнымъ ступѣнямъ на второй этажъ, гдѣ располагались барскiя апартамѣнты.

Прiшельцамъ повѣзло: онi застали барское сѣмѣйство за утрѣннiмъ чаепитiямъ. 

Во главѣ длиннаго обѣдѣннаго стола сидѣлъ барiнъ: румяный человѣкъ, съ тщатѣльно подбрiтыми щеками и моноклѣмъ въ глазу. По лѣвую руку от нѣго находилась дама, а по правую – миловидныя дѣвушка, вѣроятно, их дочка. Всѣ онi были одѣтъ по-домашнѣму: въ халатъ или простые утрѣннiя платья. Еще въ столовой находился прiслуживавшiй за столомъ человѣкъ, но прi видѣ вошѢдшихъ он очень быстро исчезъ, словно испарiлся, поэтому въ дальнѣйшихъ событiяхъ участiя не прiнiмал.

Прi видѣ вошѢдшихъ всѣ нѣсказанно удивились: въ частности, барiнъ застылъ съ поднѣсѣнной къ губамъ тарталѣткой. 

– Радонѣжскiй Алѣксандръ Игнатьевичъ? – утвѣрдитѣльно промолвилъ Сѣмѣнъ, не задѣрживаясь на пороге, а проходя къ обѣдѣнному столу. 

Отъ такаго вопроса барiнъ, не успѣвшiй проглотить тарталѣтку, нѣвольно поежился.

– Д-да… Извинiтѣ, но чемъ обязан?

Сѣмѣнъ сунулъ руку за пазуху и извлѣкъ оттуда помятую бумагу. 

– Уполномоченный по уезду Сѣмѣнъ Рѣдискинъ. Прiказомъ товарiща Троцкаго, Прѣдсѣдатѣля Пѣтросовѣта, ваша усадьба конфискована, а сами въ, вмѣстѣ съ сѣмѣйствомъ, прѣпровождаетѣсь въ Питѣръ по жѣлѣзной дороге. А до восстановлѣнiя жѣлѣзнодорожнаго сообщенiя врѣмѣнно задѣржаны.

– Какъ вы сказали? Рѣдискинъ? – внѣзапно охрiпнувъ, спросилъ барiн.

– Уполномоченный по уезду.

– Саша! – испуганно и въ то же врѣмя вопроситѣльно вскрiкнула супруга. 

– То есть мы арѣстованъ? – уточнiлъ барiн.

Румянѣцъ началъ понѣмногу сходить съ ѣго лощенаго лица.

– Задѣржанъ до отправки въ Питѣръ. 

Но барiнъ, нѣсмотря на промѣлькнувшiй на лицѣ испугъ, оказался настойчивым.

– Что значитъ задѣржанъ, позвольтѣ спросить?

Румянѣцъ снова возвратился на ѣго щеки, только какой-то нѣздоровый, больше напоминающiй апоплѣксическiй.

– Это значитъ, – увѣрѣнно отвѣтствовалъ Сѣмѣнъ, – что вы не сможѣтѣ выехать отсюда бѣзъ согласiя трудящагося народа. Мой боецъ останѣтся въ усадьбѣ – прослѣдить, чтобъ не вздумали сбѣжать. На слѣдующей нѣдѣлѣ должнъ пустить поездъ – отправлю васъ съ сопровождающими. Прiказано доставить живыми и нѣврѣдимыми. 

– Саша! – снова вскрiкнула барыня, ужѣ съ болѣя визгливой интонацiяй.

– Ничѣго, дорогiя, нiчѣго, – пробормоталъ Радонѣжскiй въ утѣшенiя супруги, затѣмъ обратился къ уполномоченному. – Только гдѣ же мнѣ оставаться, если имѣнiя, по вашимъ словамъ, конфисковано?

Сѣмѣнъ не успѣлъ отвѣтить, потому что въ разговоръ вмѣшался стоящiй за спиной Лѣха.

– А ты какъ думалъ, дядя?! – радостно вопросилъ онъ. – Мировыя рѣволюцiя – это не мятные калачи жѣвать, это мировыя рѣволюцiя, понiмаешь. Пограбили, и будя – тѣпѣрь всѣ народное! Имѣнiя твое забираемъ въ возмѣщенiя ущерба, за двѣсти лѣтъ нѣзаконной эксплуатацiи. И остальное забѣрѣмъ, что чужимъ горбомъ нажилъ. А бабъ обобществимъ ради пользъ обществѣннаго дѣла. Пускай пролѣтарскихъ дѣтѣй рожаютъ, а не каких-нiбудь изнѣжѣнныхъ эксплуататоров.

Прi этихъ словахъ пожилыя барыня охнула и не нашлась съ отвѣтомъ, какъ бы задохнувшись от оскорблѣнiя, а молодѣнькыя барынька покраснѣла и стыдливо опустила подвѣдѣнные глазки.

Матросикъ еще много чѣго бы наговорiлъ въ классовомъ упоенiи, но Сѣмѣнъ – человѣкъ болѣя опытный и выдѣржанный – ѣго одѣрнул:

– Отставить! Рѣволюцiонныя дисциплина. 

Прi упоминанiи рѣволюцiонной дисциплинъ Лѣха снiкъ, отступилъ за широкую начальствѣнную спину въ черной кожанкѣ и пробормотал:

– Хорошо, дядя Сѣнь.

Онi были знакомъ всѣго нѣдѣлю – съ момѣнта назначенiя Сѣмѣна въ уездъ, – но Лѣха ужѣ называлъ начальнiка дядѣй, из уважѣнiя къ ѣго почтѣнному трiдцатилѣтнѣму возрасту, и должности, конѣчно.

Сѣмѣнъ задумался, надъ тѣмъ, гдѣ лучше содѣржать сѣмѣйство Радонѣжскихъ. Распоряжѣнiй на этотъ счетъ не поступало: ни из уезда, ни от Пѣтросовѣта. Съ одной сторонъ, можно оставить въ основномъ зданiи, но достойнъ ли эксплуататорскiя классъ такой милости? 

– Другiя жилые зданiя, поскромнѣя, въ усадьбѣ найдутся?

– Найдутся, – почему-то свѣркнувъ глазами, произнѣсъ барiнъ. – Лѣтнiй домикъ, къ прiмѣру. Вы можѣтѣ наблюдать ѣго из окна. Мы съ сѣмьей забѣрѣмъ личные вѣщи, съ вашѣго позволѣнiя. А цѣнтральное зданiя конфискованной усадьбъ пѣрѣдаю товарiщу Троцкому и возглавляемому им Пѣтросовѣту, подъ их личную отвѣтствѣнность. 

Сѣмѣнъ выглянулъ въ просторное, чисто вымытое окно. Лѣтнiй домикъ – вдѣсятѣро мѣньше основнаго зданiя – находился на тѣррiторiи усадьбъ, прiчемъ на значитѣльномъ удалѣнiи от оградъ. Его расположѣнiя не могло создать сѣрьезныхъ проблѣмъ для охраннiка.

– Не возражаю. До отправки въ Питѣръ будѣтѣ проживать там.

Пожилыя барыня заерзала на стулѣ и въ который разъ, съ покраснѣвшимъ лицомъ, обратилась къ мужу:

– Саша! Но вѣдь въ лѣтнѣмъ домѣ нѣудобно, он такой малѣнькiй. Не лучше ли нам…

Барiнъ вспыхнулъ лицомъ и хотѣлъ ужѣ что-то сказать – явно рѣзкое, – но ѣго опѣрѣдила дочурка. Она вскочила со стула, обняла мать за плѣчи и затараторiла:

– Мамочка, нiчѣго страшнаго! Мы прѣкрасно устроимся въ лѣтнѣмъ домикѣ, тамъ очень мило. Идѣмъ посмотрiмъ. Ну жѣ, мамочка…

– Хорошо, Лизанька, если ты настаиваешь… – только и смогла выговорiть расстроенныя мать. – Хотя мы собирались…

– Мамочка! – протѣстующе крiкнула дѣвушка.

Сѣмѣнъ обѣрнулся къ намѣченному для охранъ красноармѣйцу и утвѣрдитѣльно бросил:

– Пусть пѣрѣязжаютъ. Съ собой – только личные вѣщи: трi-четырѣ саквояжа, не больше. За охраняемыхъ отвѣчаешь головой. На слѣдующей нѣдѣлѣ восстановятъ жѣлѣзнодорожное сообщенiя, полагаю. Если не восстановятъ, прiшлю смѣну. Не пьянствовать.

С этими словами Сѣмѣнъ и Лѣха покинулъ барскую столовую. Красноармѣяцъ, съ краснымъ бантомъ на груди, остался – охранять.

Будучи человѣкомъ нѣдовѣрчивымъ и основатѣльнымъ, Сѣмѣнъ не сразу покинулъ усадьбу, а поначалу направился въ лѣтнiй домикъ, который тщатѣльно осмотрѣлъ и, не обнаруживъ нiчѣго прiмѣтнаго, самъ сѣбѣ удовлѣтворѣнно кивнулъ. Затѣмъ прогулялся по пѣрiмѣтру усадьбъ, то есть вдоль богатой литой оградъ – вѣроятно, гордости не однаго поколѣнiя Радонѣжскихъ, – послѣ чѣго счелъ задачу выполнѣнной.

Всѣ это врѣмя Лѣха нѣотступно за нiмъ слѣдовал.

Когда Сѣмѣнъ съ Лѣхой садились на конѣй, то увидѣли, какъ оставлѣнный красноармѣяцъ сопровождаетъ пѣрѣязжающую на мѣньшую жилплощадь сѣмѣйку: барiна, ѣго жѣну и дочь, одѣтыхъ ужѣ какъ полагается – на выходъ. Нѣсколько шѢдшихъ слѣдомъ дворовыхъ нѣсли дорогущiя чемоданъ съ личными вѣщами. Красноармѣяцъ къ чемоданамъ равнодушно не прiтрагивался, а дѣржался сбоку процѣссiи. 

Запрыгнувъ въ сѣдло, Сѣмѣнъ еще разъ оглядѣлъ усадьбу. Въ окнахъ нiжнаго этажа – тамъ, гдѣ находились подсобные помѣщенiя, – мѣлькали лица любопытствующихъ дѣвокъ. 

Удовлѣтворiвшись видомъ, Сѣмѣнъ прiложилъ руку къ нагрудному карману, въ которомъ хранiлъ прiказъ Прѣдсѣдатѣля Пѣтросовѣта товарiща Троцкаго, и пустилъ лошадь въ галопъ. Матросикъ послѣдовалъ за начальнiком.

Когда коннiки удалились от усадьбъ вѣрстъ на двѣ или двѣ съ половиной, за спинами что-то громыхнуло: не то громъ нѣбѣсный, не то рукотворное. 

Сѣмѣнъ, съ нѣпрiятнымъ ощущенiямъ подъ ложѣчкой, оглянулся – какъ разъ воврѣмя, чтобъ оцѣнiть происходящея. Нѣсмотря на то, что, по обычаю, усадьба располагалась на прiгорочкѣ, лѣтнiй домикъ – построенный со сторонъ отъезжавшихъ – виднѣлся какъ на ладонi. Поэтому Сѣмѣнъ прѣкрасно разглядѣлъ, какъ съ домика сорвало и подбросило квѣрху – можно сказать, отстрѣлило – черѣпитчатую крышу. Изнутрi вырвались клубъ чернаго дыма, затѣмъ наружу вылѣзло нѣчто округлое и сѣрѣбрiстое.

– Твою ж мать! – выматѣрiлся Лѣха.

Сѣмѣнъ не матѣрiлся, хотя ужѣ понялъ. Сжавъ до синѣвъ губъ, молча наблюдалъ, какъ из расположѣнной подъ лѣтнiмъ домикомъ шахтъ выползаетъ нѣбольшая, не болѣя чемъ пятимѣстныя, ракѣта и тяжѣло устрѣмляется въ нѣбѣса. 

Ракѣтъ была обычной, какими пользуются по хозяйствѣннымъ надобностямъ помѣщики срѣднѣй руки, и если Сѣмѣнъ облажался, то только по той прiчинѣ, что пусковыя шахта была хорошо – съ прiцѣломъ на будущея – замаскирована. Такого въ барскихъ усадьбахъ на ѣго памяти не водилось.

– Дядя Сѣнь! Дядя Сѣнь! Да что ж такое дѣлается?! Упустимъ жѣ! 

Понiмая, что не «упустимъ жѣ», а ужѣ упустили, Сѣмѣнъ вытащилъ из дѣрѣвянной кобуръ маузѣръ и прiцѣлился въ уходящiй въ поднѣбѣсье аппаратъ. Стрѣлять не сталъ, разумѣятся – къ чему попусту пѣрѣводить патронъ? – а вѣрнулъ оружiя въ кобуру и скомандовалъ:

– За мной! Не отставать!

И поскакалъ по пыльной дороге, не оборачиваясь.