Традиционный субботний отрывок

К перманентному флэшмобу от Марики Вайд.

Начало новой главы -- самое свеженаписанное.

– Да что же вы такое творите на нашей кухне? Колдуете? 

Танька вздрогнула, испуганно повернулась. Тут же встретилась взглядом с Моникой – и прочла в ее широко раскрытых глазах недоумение и тревогу.

Поспешно мотнула головой.

– Что ты! Это для коллекции.

Чуть подумав, Моника кивнула в ответ. Но брови у нее так и остались удивленно приподнятыми.

– Ну... для Университета, – решила пояснить Танька. – Знаешь, что это такое?

По правде говоря, особо на то, что ее поймут, она не надеялась: где Кер-Сиди с Университетом, а где Мавретания! Но Моника неожиданно снова кивнула – на сей раз вполне уверенно.

– Знаю. У меня там брат учился.

Теперь уже опешила сама Танька.

– В Университете?.. – пробормотала она. – В Кер-Сиди?

– Кажется, да, – чуть подумав, подтвердила Моника. – Точно где-то у вас – на Оловянных островах.

– На каком факультете? – внезапно вмешался Олаф.

Моника тут же повернулась к нему.

– На факультете?.. – удивленно повторила она. – Не знаю... Он чиновник сейчас – на таможне служит.

– Ясно... – уныло протянул Олаф.

А Танька, наоборот, оживленно встрепенулась. Неожиданная догадка вспыхнула у нее в голове. Ливиец – таможенный чиновник, выпускник Университета... Вряд ли таких найдется много в маленьком городке!

– А скажи, любезная домина Моника, – осторожно поинтересовалась Танька. – Твоего брата зовут случайно не Мичипса?

Брови Моники поднялись еще выше, а щеки сделались белыми, как мрамор.

– Откуда ты знаешь? – быстро проговорила она и бросила на Таньку подозрительный взгляд.

– Так леди Эм... – принялась было объяснять та – но тут же осеклась. Леди Эмлин явно не хотела, чтобы о ее путешествии в Африку знали посторонние.

– В общем... – продолжила наконец Танька, стараясь говорить как можно безмятежнее. – Мои друзья случайно познакомились с ним в порту, потом представили мне.

Щеки Моники чуть порозовели. Взгляд ее, однако, остался прежним – колючим, недоверчивым.

– Друзья? – задумчиво пробормотала она. – Случайно познакомились? Удивительное совпадение...

«Ну вот... – хмуро подумала Танька. – Теперь я точно колдунья. Не отмоюсь».

Странное дело: дома, в Глентуи, ее совершенно не смущала привычка камбрийцев называть студентов и выпускников Университета – всех без разбору: инженеров, исследователей, врачей, учителей – ведьмами и колдунами. Здесь же Танька, наоборот, опасалась такой репутации. Исподволь она ощущала, что на Придайне и за его пределами в одни и те же слова вкладывались разные смыслы.

Вслух она, правда, сказала совсем другое – и не о себе, а о Мичипсе:

– Он очень славный молодой человек.

– Славный, – кивнув, повторила Моника. – Да, это точно...

– Он так обрадовался, когда узнал, что мы приплыли с Придайна! – поспешно продолжила Танька. Почему-то ей казалось, что эти слова должны если не сблизить их с Моникой, то хотя бы немного растопить лед недоверия.

Увы, надежда ее, похоже, не оправдалась. Моника не проявила к Танькиным словам никакого интереса, лишь изобразила вежливую улыбку и чуть заметно пожала плечами. Это равнодушие оказалось настолько неожиданным, что Танька растерялась – в который раз уже за время их недолгого знакомства.

– Ты не подумай, Мичипса и правда хороший, – неожиданно заговорила Моника. – Просто мы с ним почти не видимся: у меня дети и таверна, у него служба. Да и вообще... Он на учебу уезжал – я сопливой девчонкой была, а когда вернулся – я уже овдоветь успела. Он, поди, меня нынешнюю и не знает-то, да и я его тоже.

«Вдова с детьми?.. – мысленно удивилась Танька, украдкой рассматривая совсем юное лицо Моники. – Когда же она всё это успела? И сколько ей вообще лет – шестнадцать, семнадцать?»

И опять вслух она заговорила совсем о другом – больше для того, чтобы отогнать неуместные мысли:

– Твой брат нам сейчас помочь пытается – вместе с моими друзьями к префекту порта пошел. Мы ведь к вам в город случайно попали, а вообще-то нас в Карфагене ждут.

– В гости? – неожиданно спросила Моника. – У тебя есть родня в нашей столице?

Не задумываясь, Танька кивнула. Затем на всякий случай попыталась уточнить:

– Ну у нас в Утике практика... А в гости – это заодно...

Моника как-то странно посмотрела на нее и вдруг тихо охнула. А у Таньки, и без того чувствовавшей себя очень неуютно, сердце провалилось в пятки. Похоже, ей предстояло пережить еще одно неприятное недоразумение – только вот какое?

– Что случилось, любезная домина Моника? – спросила она, тщетно пытаясь скрыть тревогу.

Щеки Моники, только что мраморно-белые, вдруг заалели.

– Прости, пожалуйста, меня за любопытство... – пряча глаза, вымолвила она. – Но правда ли, что у правительницы вашего острова уши... очень необычные?

Ответить Танька не успела. Внезапно напомнил о себе неприметный человек, вошедший на кухню вместе с Моникой и Олафом, – немолодой бородатый мужчина в местном, похожем на монашескую рясу балахоне с откинутым на спину остроконечным капюшоном. Сорвавшись с места, он стремительно подлетел к Таньке, а затем низко склонился перед ней и торжественно произнес приторно-почтительным голосом:

– Добро пожаловать в наш город, великолепная!

 

* * *

 

От того, что в Таньке признали племянницу Анастасии, совершенно предсказуемым образом ничего страшного не случилось. Более того, Моника, вопреки Танькиным опасениям, после этого не только не оробела, но даже приободрилась. Определенно, дочь заморской императрицы была в ее глазах куда лучше подозрительной чужестранки не совсем человеческого облика.

Зато теперь у Таньки появилась надежда очень быстро отправить о себе весточку в Карфаген. И помощь в этом ей предложил ни кто-нибудь, а сам ее «разоблачитель» – человек в ливийском балахоне, у которого оказались звучное римское имя Сервилий Афр и почтенная должность кентуриона городской стражи. Впрочем, Танька сильно подозревала, что к ее опознанию приложил руку еще и Олаф: очень уж загадочно тот улыбался, да еще и украдкой на нее поглядывал. На Олафа она почти обиделась – хотя, конечно, понимала правильность его решения.

Разумеется, после предложения Сервилия Танька задерживаться в таверне не стала. Сервилий уверенно повел их с Олафом вверх – прямиком к возвышавшейся над городом башне гелиографа. Танька, и без того умаявшаяся за время своих бестолковых метаний, едва поспевала за ним. Олаф, похоже, тоже быстро устал. Виду он не подавал, однако крупные капли пота, катившиеся по его лбу, говорили сами за себя. Впрочем, Танька ему даже завидовала: сама-то она не потела, но от этого переносить жару было только труднее.

Остальные ее спутники чувствовали себя под африканским солнцем значительно увереннее. Впрочем, это было и неудивительно: все они были местными уроженцами, привыкшими к здешнему климату. Тем не менее, Вибий и Сервилий на улице все-таки прикрыли головы капюшонами, сразу же вновь сделавшись похожими на призраков-кольценосцев. А Моника, тоже отправившаяся к башне, и без того не снимала с головы накидки.

Моника, по правде сказать, Таньку в очередной раз удивила. Стоило мимоходом упомянуть в разговоре сэра Эвина, как она забеспокоилась. Щеки ее вдруг раскраснелись, в глазах появился странный блеск.

– Так Эвин служил на твоем корабле? – торопливо спросила она, как только Танька закончила фразу.

– Ну да, – недоуменно подтвердила Танька. – Только почему на моем? Просто военный корабль, который шел в Александрию и на которым нас должны были заодно довезти до Карфагена.

– Он хороший... моряк? – тут же продолжила Моника, странно запнувшись.

Танька в ответ пожала плечами. Кто она была такая, чтобы судить о профессиональных качествах моряков?

– Ну... Вряд ли бы плохого моряка назначили старшим офицером... – чуть подумав, произнесла она неуверенно.

По правде сказать, продолжать этот разговор Таньке не хотелось совершенно. Воспоминания о сэре Эвине у нее остались сумбурные и не слишком приятные, к тому же не отпускало странное, совершенно нелогичное чувство вины перед ним.

Моника еще больше покраснела и спрятала глаза под длинными густыми ресницами.

– Зря ты с непокрытой головой ходишь, великолепная, – сказала она ни с того ни с сего. – Ты северянка, тебе наша жара непривычна.

Вздохнув, Танька нащупала рукой откинутую на спину шляпу, покорно нахлобучила ее себе на голову. Шляпа, взятая в дорогу по маминому настоянию, казалась ей некрасивой и вообще нелепой, в Камбрии таких не носили. Но голову под ней напекало и правда меньше.

– Спасибо, домина Моника, – честно поблагодарила Танька. Та молча улыбнулась ей в ответ.

Некоторое время они медленно взбирались к вершине холма по узкой улочке. Подъем делался всё круче, с непривычки у Таньки стали побаливать ноги.