Субботний отрывок: О чём поёт стрела

Сегодня присоединяюсь к флешмобу Марики Вайд с фрагментом из первой книги двухтомника «Змеиный медальон», который только обживается на АТ.

Тут наш человек Кешка-Кен несёт народам чужого мира светоч земной культуры, а именно знакомит жителей случившегося на пути городка с историей Робин Гуда. Вместе с друзьями Кешка решил сыграть уличный спектакль о благородном разбойнике, но не подумал, что выступать перед публикой — дело отнюдь не лёгкое. Впрочем, в новом мире он освоил один трюк…

 — Ты сможешь, Кен, — Пиама призраком возникла рядом, сжала руку. — Соберись, настройся. У тебя получится.

Кешка вымучил улыбку. Если бы зрители не собрались, это был бы провал, деньги на ветер. Радоваться надо. Но дыхание толпы — по правде сказать, не такой уж большой — за хлипкими стенками ширмы давило, как толща океана на подводную лодку, опустившуюся слишком глубоко. В первой сцене его спасло отупение чувств, он говорил и двигался автоматически, даже жары не замечал, но теперь это состояние ускользало. Он угробит спектакль.

Пиама окончательно выбила Кешку из колеи, чмокнув в щёку:

 — Я в тебя верю.

И убежала изображать леди Марион — почётную гостью на турнире лучников. Публика загудела громче. Пиама понравилась, её хотели видеть.

Кешка прерывисто вздохнул: как-то встретят его? Что, если он не попадёт в этот проклятый столб!

Со сцены уже звучало:

 — А сейчас себя покажет стрелок по имени Никто.

 — Гисборн! Что это за имя такое — Никто?

 — Не знаю, мой господин.

Марина наука здесь бессильна. Что проку, если он ощутит настроение этого сборища, наверняка полуравнодушное, пренебрежительное? Разве что концентрация, которой учила лесная колдунья, поможет… Кешка напялил на голову шапку с прорезями для глаз и рта — лицо сразу же покрылось слоем пота — и шагнул из-за ширмы навстречу своему позору.

Паника, крайнее напряжение чувств — и он подключился к Эфиру, будто никуда и не уходил. Будто всегда жил в этом колыхании звуков и раскалённых добела электрических волн, среди молний, которые просверкивали в толпе, наполняя воздух озоном, кружа голову…

Он соколом взлетел на телегу:

 — Я готов. Куда стрелять? Где мишень?

 — Вон она, — ехидно хмыкнул Блошка. — Не далековато, а, лучник Никто?

Это для того, чтобы зрители повернули головы за рукой шерифа и увидели кружок, нарисованный мелом на ярмарочном столбе, по которому обыкновенно лазали парни, демонстрируя силу и ловкость. За аренду столба пришлось заплатить пару медяков.

Кешка поднял лук, натянул тетиву. Её гудящая песнь наполнила всё его существо. Стрела вторила тетиве звонко, высоко, она стремилась в полёт, её влекли тихие переливы, испускаемые меловым кружком на столбе. Кешке ничего не надо было делать, только позволить этим двоим найти друг друга, слиться в финальном аккорде: т-бам-м…

Зрители качнулись, когда стрела вспорола воздух над запрокинутыми головами, и восторженно взревели, дополнив триумфальную арию стрелы, поразившей цель, финалом-апофеозом. Электрические разряды заметались по площади, потянулись к сцене, волоски на Кешкиной коже поднялись, и сотни мурашек побежали по телу.

 — Нет, не далековато!

В этот миг он мог бы сшибить луну с неба. Красную луну — чтобы никогда больше не всходила! Сила бурлила в его жилах, наполняла мышцы, давала крылья голосу.

 — Что ж, — Блошка состроил кислую мину. — Ты победил, Никто. По обычаю, благородная дева Марион должна возложить на твою голову венец короля турнира.

Пиама приблизилась к нему с венком из листьев и трав и остановилась как бы в нерешительности.

 — Сними шлем, лучник, — пробасил Скуловорот. — Венец подобает возлагать на непокрытую голову.

Этот ход Кешка позаимствовал из фильма про доблестного рыцаря Айвенго — с полного одобрения Пиамы.

Он сдёрнул свою «балаклаву», и Пиама застыла, не донеся венок до его головы.

 — Как ты прекрасна, — произнёс Кешка негромко, но у голоса были крылья, и его отлично слышали даже в задних рядах.

Всё это хорошо, но герои доиграются... До чего, можно узнать здесь.