Селедка

Харон:(закусывая):

– Желание творца обессмертить свое имя сродни желанию селедки пойти на закуску к водке...

Я:

– Полностью с вами согласен, коллега: Байрон хорош под трубку в джентельменском клубе; Пушкин с вином хорошо заходит...

Харон:

– А Бодлер с БДСМ.

Я(поежившись):

– Вам виднее, коллега, но желали ли творцы такой участи?

Харон:

– Ты же только что со мной согласился?

Я(пожимая плечами):

– Разговор поддержать.

Харон:

– Может спросим самих упомянутых?

По щелчку Харона черти-гарсоны привели Сергея Крылова.

Черт-гарсон:

– Пардон, остальные сказались больными, и отмазались от приглашения, а Бодлер и вовсе в Раю.

Харон:

– Лаадно, баснописец больше всех имеет отношение к закускам, не правда ли, Сережа?

Крылов:

– Я не обжора, у меня гормональный сбой.

Я:

– Аппетитный ломтик голландского сыра, в форме изящного полумесяца, навевает воспоминания о вашей басне "Ворона и сыр". Хотели ли вы, чтобы подобные ассоциации воскрешали вас в головах людей, собирающихся вкусить сыра?

Крылов:

– Очевидно, цель была иной, но, в качестве сопутствующего эффекта – вполне.

Харон:

– Трапеза с хорошим собеседником способна спровоцировать хорошую дискуссию на заданную тему, не так ли?

Крылов:

– В приличном обществе сначала амфитрион предложит отведать яств со стола, и лишь потом начинает экзистенциальные споры, не так ли?

Я наполнил баснописцу стопку водкой из хрустального графинчика, и подвинул к нему блюдо с селедкой:

– Угощайтесь, уважаемый.

Крылов опрокинул рюмаху, но не закусил:

– Не выйти мне из круга чревоугодников.

Харон:

– Пересмотр вашего дела, с возможный переводом в Рай был назначен на завтра, но после этой стопочки он откладывается еще на один век.

Крылов(сконфузившись):

– Блять! А вторая рюмаха еще больше отодвинет пересмотр?

Я:

– Нет.

Крылов:

– Тогда наливайте еще: между первой и второй..как известно ...

Я налил. Крылов выпил.

Я:

– Хотяяя, не знаю точно, я не по этой части.

Крылов:

– Черт!

Я:

– Вы мне льстите, я – всего лишь таксист, на пол ставки подрабатывающий по контракту с Адом.

Харон:

– Ну так что там насчет ворон, сыра и бессмертия?

Крылов:

– А еще одну можно? И трубочку раскурить.

Я(подсуетившись обеспечить требуемое):

– Почту за честь.

Крылов принял на широкую грудь третью, и закурил:

– Когда меня вспоминают школьники, читая мои басни, я действительно будто оживаю в их юных умах, меня переполняет гордость за содеянное при жизни, тепло принесенной пользы человечеству блаженно растекается по членам духа, закостеневшим от тесных адских котлов. Но, почти сразу хочется выпить и закусить, а удовлетворить сии сибаритские наклонности удается лишь тогда, когда, к примеру, взрослые поминают мои басни глядя на сыр, или кота, который "слушает да ест" – это сродни жертвоприношениям античным богам: воскресили помыслами, и сожгли на алтаре козу – накормили.

Хорон:

– Короче, Склифосовский, селедка мечтает быть закуской к водке?

Крылов(пуская кольца табачного дыма под купол Ада):

– Не дожил я малость до теории Дарвина, и прочих научных подвижек по части биологии.

Я:

– Творец хочет оживать на застольях?

Крылов:

– Много вопросов сразу. Не лучше ли так: один вопрос – одна стопочка?