О хороводах, сапфирах и воронах

Друзья, я, как вы знаете, к Александру Гельевичу отношусь с солидным пиететом, но и с некоторой же иронией, и причин тому много. Назову несколько основных: он, безусловно, в своей сфере - эрудит, и в диалоге мне с ним не тягаться, потому что Розанова с Ильиным читала 30 лет назад, Выготского - 35, и с тех пор не перечитывала, из философов хорошо помню только нетривиальных анархистов Бакунина и Кропоткина, женоненавистников Ницше, Фрейда (который вообще не философ), Шопенгауэра, Льюиса и Ортегу-и-Гассета, потому что они меня возмутили до глубины души. Неведомыми путями вместе с текстами "Бородина" и "Дяди Стёпа-милиционера", а также "Верескового мёда", в моей причудливой памяти отпечатался Манифест коммунистической памяти целиком. И Нагорная проповедь. Остальные философские, религиозные и культурологические труды я помню кусками, а порой и неправильно. Какой уж тут диспут...

Однако когда Александр Гельевич начинает с высот горних спускаться к нам, смертным, в долину тени, он начинает чудить не хуже туриста, впервые приехавшего в Таиланд. То ему не нравится одежда современная, и он предлагает следующее: "Вот как должна выглядеть Дума — кафтаны и сарафаны, и Догматик Первого гласа "Всемирную славу" , как при Грозном — тогда это был государственный гимн Святой Руси. И каждое заседание открывается хоровым пением этого догматика". Женщинам-депутатам можно расшивать сарафаны сапфирами, ежели невмоготу умалчивать, сколь сильно государство осыпает их благами.

То он предлагает отменить все увеселения народные, ограничив их , путешествиями по родному краю и паломничествами по святым местам. Говоря о прогрессизме и традиции, почему-то теряет свою философскую составляющую и поддакивает тов. Чадаеву, который говорит, что прогрессизм - это , а традиция - абсолютное добро, получается? Я напомню, что то, что считается традиционным сейчас, когда-то было осуждаемым новаторством, и что никогда в мире не прекратится борьба между новым и устоявшимся. Разве что молодые будут рождаться уже стариками, тогда да, есть шанс. И то, что не всякая традиция - полезна. И что традиции отмирают со временем, и что многие из них - омерзительны, унизительны, калечащи и даже смертельны.

И феминисток он жалеет "как хромую ворону". Я не знаю, догадывается ли Александр Гельевич, что феминистки - это не крашеные в зелёный цвет истерички-либералки, а обычные русские бабы в возрасте, которые не хотят быть босыми и беременными на кухне? Они пробовали, им не понравилось. Что об этом знает наш бородатый мудрец?

Короче говоря, вы уж простите меня, но Александра Гельевича, безусловно, надо слушать. Но при этом ему не надо безоглядно верить, и уж тем более - реализовать его идеи. Если вы читаете текст, где присутствует ноосфера, когнитивистика, эпистемология, онтологический генезис и прочее прекрасное - в библиотеку этот текст гражданина Дугина, обязательно сохраните. Это речь эксперта. Как только он поворачивает в сторону косовороток, офигевших баб, рождаемости, хороводов и кокошников - стоп, машина! Пролистываем и забываем. С тем же результатом можно выслушать откровения подвыпившего сантехника дяди Васи.

Мы же все такие, дорогие мои. Нет среди нас монолитно прекрасных людей. Всякий публичный гений соседствует с бытовым злодейством, всякий высокий ум - с пафосной дурниной, всякий высокий порыв - с моральной уступкой. К счастью, по большей части мы этого не знаем, и потому радуемся наличию в жизни тысяч изумительных как кристаллы людей. Но Дугин он же не может так: он на один стол выкладывает и тухлого голубя, и царскую корону, и бесценный трактат о любви, и драный башмак. Для него это всё равно ценно, а вот со стороны выглядит как рынок на Уделке: кто был - тот понял.

И причина здесь проста, как бумажная лягушка: в философии Александр Гельевич - кит океанский, свободный и лихой. А вот спустившись в бытовую сферу, он, как бы сказать, при своих габаритах, вроде как в речку влез. И плыть не может, и не плыть нельзя. Он описывает реалии своей выдуманной, идеальной страны и пытается эту страну натянуть на наш невыдуманный, неидеальный мир. Удивляется, злится даже, тычет носом непонимающих в очевидное. Но почему-то река не становится морем, а рогоз упорно не превращается в ламинарию.

Я б его пожалела по-человечески, но смысла в этом нет. Как не-философ, не-мужчина, неизвестная и невидимая единица человеческая, я для Дугина - блохи меньше, а кого волнует мнение блохи? Что, к слову, для философа от народа вещь странная: жемчужины мыслей, как известно, где угодно находятся, а не только у обитателей эмпиреев. Как показывает исторический опыт, именно там возникают, к слову, и глупости максимально несусветные, и поток банальщины льется оттуда же, и откровенно вредные и убийственные мысли продвигаются. Но очевидно, что если орать с горы - далеко слышно, а ежели из болота - то только местным лягушкам проповедовать можешь.

Хороводы... Хороводы и паломничества, да.